Я вышла на узенький задний двор, где стояли множество картонных коробок и пара больших баков для мусора. Подняв взгляд выше, я увидела спину офицера, одетого в знакомую мне форму, и почувствовала облегчение.
Все идет так, как нужно. И очень скоро я буду дома. Вдохнув полной грудью дневной воздух, я направилась к Гвардейцу.
– Вы – Натаниэль? – Я окликнула мужчину, и он тут же повернулся, словно только и ждал моего голоса.
Он повернулся, резко захлопнув мне рот рукой, и все мое тело пронзил дикий страх, когда я за секунду поняла, кто был передо мной.
Эти бездушные, пустые глазницы; этот мерзкий запах человека, который жаждал мести и расправы надо мной и, одновременно, тела.
Меня схватил Золотозубый. Он перевел полноценную руку на мое горло и сдавил его, наслаждаясь моей беспомощностью:
– Красотка, пришел твой час. – Он повел меня через арку, запихивая в машину, но я не собиралась сдаваться. – Ты поплатишься за то, чего меня лишила.
– Гребанный ублюдок! Ты получил по заслугам! – взревела я, но в машине меня вдруг встретили две пары новых рук, которые похабно схватили меня за руки и принялись лапать так, словно налетевшие ястребы на кусок свежей добычи.
Я захлебывалась от собственной глупости, от растерянности. Мэри не могла так поступить со мной. Не знаю, как это вышло, но я не верю, что все это было специально. Кто знает, что стало с Натаниэлем? Может, его тело оставили в одном из мусорных баков…
Меня передернуло от ужаса, когда я поняла, что человек, возможно, погиб из-за меня. Вступив с принцессой в заговор, на который она пошла ради меня, его лишили жизни. А он просто выполнял свой приказ.
Губы задрожали, и я почувствовала мощный шлепок по своей спине, и то, как руки дружка Золотозубого поползли под мое платье.
Я даже не видела их лиц. Мне хватало мерзких прикосновений и смеха Золотозубого, который был за рулем.
– Не делайте с ней ничего до тех пор, пока мы не приедем на место. Я хочу сделать это первым. А потом я с удовольствием поделюсь ею с вами. Одновременно.
Ужас сковал мое тело за долю секунды, глаза распахнулись от боли, которую выжигали соленые непролитые слезы. Я извивалась, пыталась ударить своих похитителей, но была бессильна – те были слишком сильны, и моя строптивость распаляла их злость только сильнее.
– Может, вколоть ей все-таки? Поспит до места назначения. – Мужчина, которому принадлежал голос, оттянул меня за волосы. – Что, сучка, хочешь вколем тебе наркоты, а? Кайфа захотелось?
В ответ я только закричала, а его пальцы коснулись моего рта. Я укусила его, не раздумывая, так сильно, до хруста в его костях. Меня мгновенно затошнило.
– Видимо, захотелось. Дура, – вскипел он, лапая меня за грудь через ткань платья.
– Животные! Отвалите от ме… Ня… – Мою шею проткнула острая игла, и я тут же почувствовала, как тело немеет с каждым мгновением.
Подонки трогают меня, но я уже не чувствую их прикосновений. Все тело накрывает приятная теплота, а, закрыв глаза, я вижу свет и лицо женщины.
Галлюцинация поглощает меня, становится моей реальностью. И тут я оказываюсь в комнате, где вижу двух молодых людей – мужчину и женщину. Они смотрят на меня, и в их глазах стоят слезы.
Родители.
Это воспоминание, но и оно ускользает, сменяясь новым лицом, возникающим перед внутренним взором.
Лицо Брэндана. И отчетливее всего – его синие глаза, смотрящие на меня с осуждением и беспокойством одновременно.
– Ну, что, она утихомирилась? – Мне трудно шевелиться, но слышу я все более чем отчетливо. – Что ты ей вколол?
– Успокоительное. Скоро действие пройдет, и мы сможем ей воспользоваться. Он не будет ее искать?
– Нет. Он будет думать, что она сбежала.
– Отлично, – отозвался сжимающий меня мерзавец, пальцы которого начали блуждать по мне с грубой настойчивостью.
Я чувствовала себя так жалко из-за того, что не могла дать ему отпор. Его руки опустились, забрались под подол моей юбки, и я ощутила, как он начал спускать с меня нижнее белье.
Но крика не было. Да и сил тоже.
Спасения ждать было не от кого, и я прекрасно понимала, что через несколько часов от былой меня не останется и следа.
Эти люди раздавят меня, уничтожат, превратят в игрушку для своих утех…
Сделают то же самое, что сделал бы и Брэндан.
И все же, была колоссальная разница между их поступком и покровительством Брэндана. Да, он был жесток и груб со мной. Но он бы не стал делать со мной все эти вещи против моей воли.
Когда я целовала его – я хотела этого. Когда прикасалась к нему – я желала этого больше всего на свете.
А здесь… Я товар, да еще и девушка, которой нужно отомстить.
Мои мысли и жалость к себе прервали скрип тормозов и три громких выстрела, от которых все внутри сжалось.
– Черт! Это еще что за хрень?! – спросил один из гадов, на что Золотозубый только сильнее газанул, но не тут—то было. Раздался еще один выстрел, и нас закрутило по спирали – потолок машины, который и без того плыл перед моими глазами, теперь начал еще и вертеться.
– За нами… О, черт… О, черт… – В голосе Золотозубого я услышала такую панику, что еще не поняла: радоваться мне или плакать. – Это не полиция! Это Королевская тачка! – Он выругался грубым матом. – Неужели они за этой сучкой?
Я не сразу поняла, что происходит, но как только к моему вику приставили пистолет, почти мгновенно вернулась в сознание.
Золотозубый выволок меня из машины и держал за подмышки, как тряпичную куклу.
– Я выстрелю. Если вы нас не отпустите.
Его слова встретили молчанием. Приоткрыв глаза, я увидела перед собой людей в черной форме и масками на лицах. У каждого в руках был огромный автомат, и все они были нацелены на нас с Золотозубым.
– Вы украли собственность Принца Уэльского, если вы немедленно не вернете ее нам, вы будете убиты, – произнес механический голос. Как я поняла, мы находились за городом, потому что кроме дороги, группы военных и леса, я ничего не могла различить.
Я возвела глаза к небу.
Тучи на нем рассеивались, будто смеялись надо мной. Даже солнце выглянуло, заставив глаза сощуриться.
Оно было так красиво в этот момент. И оно всегда было таким. Но заметила я это только сейчас, когда готовилась к самому худшему.
И я поняла, что это небо ничем не отличается от неба, которое ждало бы меня домой.
Ждало… В прошедшем времени.
– Отлично. Перед смертью я хотя бы лишу Его Высочество такого удовольствия, – подметил мой похититель.
А потом раздался выстрел, и от испуга, сковавшего каждую клеточку, я почти потеряла сознание.
Запах и вид крови ужасал меня. От крика и истерики спасало только действие наркотиков. Когда хватка мертвого Золотозубого ослабилась, я чуть было не упала на землю, но меня вовремя подхватили несколько пар мужских рук.
– Будьте аккуратны с ней. – Я бы узнала этот холодный голос из тысячи. Брэндан. – И почистите здесь все.
Я закрыла глаза, притворившись, что нахожусь в обмороке. Но его слова я слышала прекрасно. Мне с трудом верилось, что все это мне не мерещится. Ну зачем Брэндану ехать сюда просто потому, что одна из его пленниц сбежала?
Сквозь туман, наполнивший мысли, я по—детски радовалась тому, что он был здесь. Как бы он не выказывал свое равнодушие и пренебрежение ко мне, он приехал, когда я сбежала.
За «грязнокровкой».
За «своей собственностью».
Я поняла, что меня положили в машину на удобное и мягкое кресло.
– Что ей вкололи? – Я чувствовала, что Брэндан сидит рядом со мной.
– Судя по шприцу в машине, ничего опасного. Снотворное.
– Как долго она будет спать?
– Часа два или три. Но спать будет крепко.
Какое—то время я еще прислушивалась к шуму машинных колес и ветра. Но как только осознала, что я в безопасности, мгновенно провалилась в сон.
Брэндан
– Ваше Высочество, мы отнесем пленницу в ее комнату. – Я знал, что офицер держал девушку на руках, но не мог даже смотреть на это.
– Нет. В мою. На мой диван, – сдавленно произнес я, изо всех сил стараясь сдерживаться и не расстрелять всех собственноручно.
Я всегда был вспыльчив. Но Адинбург подарил мне вспышки необоснованной агрессии, и сейчас она копилась во мне, как лава, которая вот-вот вырвется наружу.
Сдерживаться помогала только мысль о том, что я ни в коем случае не должен показывать людям то, насколько я зол из-за побега какой-то грязной девки.
По замку тут же поползут слухи. Если это уже не случилось…
А мне бы не хотелось, чтобы кто—то думал, что эта грязнокровка дорога мне.
Ведь это не так.
Но сам факт ее несанкционированного побега приводил меня в ярость.
Из-за этой идиотки я и так прервал важную встречу – кто—то из приближенных к Мэри проговорился Джейсону, и он тут же доложил об этом мне.
Но я не мог позволить ей убежать – ей не одержать победу в нашей игре. Никогда.
Офицеры положили девушку на диван в моей комнате, озадаченно поглядев на осколки, разбросанные около лестницы. После того, как я глянул на них с раздражением, они с глубокими извинениями удалились прочь.
Чужая лежала, и мне уже порядком надоело называть ее так в своих мыслях. Я не знал даже имени этой девушки, а помчался спасать ее с отрядом из двадцати человек.
Это ненормально.
Ее белое платье было заляпано каплями чужой крови, и, не спеша подойдя к шкафу, я достал оттуда одну из футболок, которые носил дома.
Присев рядом с ней, я убедился в том, что она спит, проверив ее веки. Схватился за ткань ее платья, медленно разорвал его на две части, открывая ее кожу своему взору сантиметр за сантиметром.
Кожа девушки была холодной, от чего становилось не по себе. Такой белой, что сквозь были видны синеватые ниточки вен. Меня вдруг одолело непреодолимое желание согреть ее, прижать к своей груди и почувствовать, как она теплеет от моих объятий. Хрупкая и маленькая.
Я потряс головой, выкидывая эту чушь из головы. Что только не подумается, когда желаешь недоступное и строптивое тело…
Мои пальцы заскользили по ее груди и плечам, освобождая девушку от остатков платья. Еще никогда я не был так аккуратен в своем обращении с девушкой. Но сейчас, когда она этого не знала, я мог себе это позволить.
Мог вспомнить, каким был на самом деле.
Мой взгляд был прикован к ее груди – она медленно поднималась и опускалась, а девушка выглядела такой спокойной и умиротворенной.
Я медленно и аккуратно провел рукой по ее ребрам – сейчас я не был одержим страстью. И я не знал названия этому поганому чувству, которое испытывал именно сейчас, но для меня оно было сродни болезни.
Ну, ничего. Пусть наслаждается последними часами спокойствия, потому что, когда она очнется, она поймет, что ее побег был ошибкой.
Непростительной ошибкой.