а 1831 года по докладу нашего военного министра, Мы приказываем:
Статья 1
Образовать Легион, состоящий из иностранцев.
Именовать этот Легион «Иностранным Легионом».
Планета Альгерон, Империя людей
День выдался прекрасный. Сияло солнце, воздух был кристально чист, и горы казались такими близкими, что протяни Сент—Джеймс руку, и он коснулся бы их. Башни Альгерона. Так называют их наа, и они заслуживают этого величественного названия. Самые высокие пики уходят в небо на 80 000 футов — это выше земного Эвереста и марсианского вулкана Олимп. Они настолько огромные и массивные, что продавили бы земную кору.
Но Альгерон не похож на Землю. Очень не похож. И главная причина в том, что он совершает полный оборот вокруг своей оси за два часа сорок две минуты. Центробежная сила, вызванная столь быстрым вращением, сильно сжала планету с полюсов, что привело к образованию большой выпуклости на экваторе.
Поэтому, хотя масса Альгерона фактически равна массе Земли, его экваториальный диаметр составляет 16 220 километров, то есть на двадцать семь процентов больше земного. А поскольку его полярный диаметр всего 8 720 километров, что на тридцать два процента меньше земного, получается, что экваториальный диаметр Альгерона почти вдвое больше его полярного диаметра.
Отсюда и Башни Альгерона. Они являются верхней частью экваториальной выпуклости этого бешено крутящегося мира и, благодаря разнице в силе тяжести на полюсах и на экваторе, весят лишь половину того, что весили бы на Земле.
Но все это не имеет никакого отношения ко Дню Камерона и к легионерам, ждущим речи Сент—Джеймса. Ему просто нравилось об этом думать. Это одна из привилегий, приходящих вместе со званием: можно долго молчать, и это молчание будет считаться мудрым.
Генерал Легиона Айан Сент—Джеймс улыбнулся и пробежал глазами по рядам собравшихся. Тысячи бойцов стояли перед ним, тысячи белых кепи сияли на солнце, тысячи винтовок замерли штыками вверх. Услада для военного глаза.
Впереди стояли ряды киборгов. «Бойцы II», каждый восьми футов ростом с вооружением, которого хватило бы на взвод космических пехотинцев. Они не нуждались в форме, но многие имели медали за доблесть и надели их на церемониальных лентах, предназначенных для подобных случаев.
За ними Сент—Джеймсу были видны штурмовые кводрупеды или «кводы» — четырехногие ходоки, которые объединяли в себе артиллерию, танк и зенитные батареи. Они возвышались над войсками, заслоняя солнце.
И наконец, «биотела» — мужчины и женщины с такими короткими волосами, что казались лысыми. Их кепи белели на солнце. Они носили хаки, как было в течение тысячи лет и будет в течение еще тысяч.
На всех были эполеты — зеленый погон с красной бахромой, — принятые с 1930 года, зеленые галстуки, введенные в 1945, алые кушаки, утвержденные в 2090, воротниковые кометы, добавившиеся после Битвы Четырех Лун в 2417, и нарукавные нашивки, показывающие стаж службы.
Он увидел дивизии 2–го Иностранного воздушно–десантного полка, 3–го Иностранного пехотного полка, 5–го Иностранного пехотного полка, 13–й Demi—Brigade de Légion E'trangère [1]* и 1–го Иностранного полка, который оказывал административно–хозяйственные услуги всему Легиону.
Сегодня был тот день — тридцатое апреля на Земле, — когда весь Легион собирался вместе, вот как сейчас. Не физически, поскольку служба не позволяла этого, но духовно: своеобразное единение мужчины, женщины и киборга, связующее вместе прошлое и настоящее. Мистический союз, превративший Легион в нечто большее, чем просто в группу солдат.
И ничто не символизировало этот союз больше, чем День Камерона. День памяти, день празднования и день солидарности.
Сент—Джеймс поднял старинный документ, который собирался прочесть. Запаянной в пластик бумаге было несколько сотен лет. История битвы читалась один раз в год, и в этом году ему выпала обязанность — нет, честь — исполнить эту традицию.
Сент—Джеймс откашлялся. Церемония только началась, а солнце прошло уже половину своего пути по небу. Придется поспешить, чтобы закончить чтение до наступления ночи, которая длится на Альгероне один час и двадцать одну минуту. Его голос, усиленный громкоговорителями, вспугнул пару сидящих на стене брелл, и они взмыли в воздух.
— «Весной 1863 года на планете Земля в стране, называвшейся тогда Мексикой, шла война. Сейчас, спустя тысячелетия, уже не важно, почему она шла, и кто в ней победил, важно, что Легион был там.
В глубине страны, примерно в ста пятидесяти милях от Мексиканского залива, на высоте 5 000 футов над уровнем моря мексиканцы удерживали город Пуэблу. Французы окружили город, началась осада.
Чтобы поддержать свои войска и сломить оборону противника, французы послали в нагорье караван с припасами. Караван состоял из шестидесяти запряженных лошадьми повозок, груженных ружьями, боеприпасами, провизией и золотом».
Сент—Джеймс помолчал и обвел глазами плац.
— «Подразделения Легиона могли бы сопровождать караван… но они несли караульную службу вдоль Мексиканского залива».
Сент—Джеймс посмотрел в документ.
— «Генерал Эли—Фредерик Фори выразился так: «Я предпочел отправить иностранцев, а не французов охранять самый нездоровый район — тропическую зону от Веракруса до Кордобы, где… царствует малярия».
Сент—Джеймс усмехнулся.
— Звучит знакомо?
Взрыв смеха подтвердил, что знакомо. Легиону всегда поручали самые безнадежные дела, и до сих пор он не отказывался от чести их выполнить. Генерал подождал тишины.
— «И вот командующий Легионом полковник Пьер Дженнингрос послал две роты, поредевшие из–за болезни, встретить караван и проводить его на базу на горе Чикиуите.
Через два дня разведчик принес тревожные известия. Несколько батальонов пехоты, кавалерия и местные партизаны готовили засаду. В надежде избежать несчастья Дженнингрос послал еще одну роту вниз по дороге: предупредить караван или установить контакт с неприятелем. Он выбрал 3–ю роту 1–го батальона, в которой не осталось годных для службы офицеров.
И тогда капитан Жан Данжу, представитель штаба, вызвался повести этот отряд. К нему присоединились два младших офицера. Из ста двадцати бойцов роты только шестьдесят два были годны для службы».
Сент—Джеймс посмотрел на слушателей и понял, что хотя большинство уже много раз слышали эту историю, она захватила их. Подобные битвы случались после Камерона и произойдут снова. И возможно, следующая история расскажет о них. Он сделал глубокий вдох.
— «Рота вышла еще до рассвета тридцатого апреля и зашагала к побережью. Они шли быстро и еще затемно достигли поста, на котором несли службу гренадеры того же батальона. После завтрака — кофе с черным хлебом — марш возобновился.
Данжу предусмотрительно вывел своих людей на заре, так как день обещал быть исключительно жарким.
За следующие несколько часов они миновали ряд деревень. Одна такая деревня — захудалое скопище лачуг — называлась Камерон.
Данжу, ветеран Крымской войны, возглавлял колонну. Вместо левой руки у него был деревянный протез, но это ему нисколько не мешало.
Около семи утра легионеры вошли в Пало Верде. Вокруг не было ни души. Они сварили кофе и пили его, когда Данжу заметил приближающееся облако пыли. Это облако могло означать только одно — всадники, и много.
— Aux armes [2]*! — закричал Данжу.
В Пало Верде рота была вся на виду, поэтому они отступили к Камерону и искали место для позиции». Сент—Джеймс поднял голову и продолжил по памяти.
— «Раздался выстрел, и один легионер упал. Остальные бросились на ветхую гасиенду, но снайпер сбежал. Данжу собрал свой отряд и повел в соседнюю деревню. Но стрельба насторожила мексиканских кавалеристов. Они перешли в галоп.
Данжу взмахнул саблей.
— Построиться в каре! Приготовиться к бою!
Мексиканцы разделились на две группы и приближались шагом. А затем, подъехав на расстояние шестидесяти метров, пришпорили коней и бросились в атаку.
Данжу приказал своим бойцам стрелять, и тридцать пуль ударили в плотную группу всадников. Он снова отдал тот же приказ, и прогремел второй залп. Едва эта первая атака была отбита, мексиканцы приготовились к новой. Данжу приказал легионерам стрелять по собственному усмотрению.
Мексиканцам потребовалось время, чтобы перегруппироваться. Это дало Данжу и его людям возможность прорваться через строй противника и добежать до покинутой гасиенды.
В последующей неразберихе отряд лишился вьючных животных с большей частью провизии, воды и боеприпасов. Шестнадцать легионеров были убиты. У Данжу осталось два офицера и сорок шесть солдат.
Между тем мексиканская кавалерия получила подкрепление — на ферму просочился отряд партизан. Они обстреляли Данжу и его бойцов, когда те бежали к конюшне, под прикрытие полуразрушенной стены. Сержант Моржики забрался на крышу конюшни и сообщил, что «их окружили сотни мексиканцев».
Сражение то разгоралось, то снова затихало, но даже периоды затишья то и дело прерывались неожиданными нападениями и снайперским огнем.
Тем временем три батальона мексиканской пехоты, находящихся примерно в часе пути от Пало Вер–де, получили известие о битве и направились в Камерон. Около девяти тридцати к гасиенде приблизился мексиканский лейтенант с белым флагом и предложил легионерам сдаться.
— Нас здесь две тысячи, — сказал он.
— У нас достаточно боеприпасов, — ответил Данжу. — Мы не сдадимся.
Вернувшись к своим бойцам, Данжу попросил их стоять насмерть. Они обещали, что так и будет.
Через два часа Данжу застрелили. Командование принял младший лейтенант Наполеон Виллен, на груди которого ярко блестела медаль за доблесть. К полудню были мертвы два самых молодых бойца роты — Жан Тиммерманс и Иоган Реус.
Заиграл горн, и Моржики сообщил, что прибыло еще около тысячи солдат, вооруженных американскими карабинами. Мексиканцы снова призвали легионеров сдаться и снова получили отказ.