Что за цирк?
Я быстро осмотрел помещение и тут же нашёл источник аномалии.
В углу, в центре своей обычной свиты подхалимов, восседал Михаил Волконский. На его лице была такая самодовольная, торжествующая усмешка, что всё сразу стало ясно.
Ах ты ж… Вернулся-таки.
Видимо, папины деньги и связи оказались сильнее обещаний профессора Решетова его уничтожить.
Неудивительно.
В этом мире хорошая репутация стоит гораздо дешевле хорошего адвоката. И, судя по всему, наш аристократ не терял времени даром.
Проходя мимо его столика, я услышал ехидное:
— Вот и наше светило медицины! Не устал светить? Уже солнце заслоняешь.
Он рассмеялся. Мне это очень не понравилось. Особенно то, что многие подхватили его смех.
Я чуть замедлил шаг и бросил небрежно, но достаточно громко, чтобы слышали все вокруг:
— Волконский, как там запах поражения? Успел его выветрить или ждёшь прохладную погоду?
Его лицо моментально покраснело.
— Зато я не шастаю по моргам, — выплюнул он, пытаясь перехватить инициативу.
— Верно, — кивнул я с самой любезной улыбкой. — Ты предпочитаешь кромсать живых. Ещё немного, и твои блестящие диагнозы вроде сепсиса при аддисоническом кризе отправят в морг больше людей, чем чума. Так что в каком-то смысле мы коллеги.
За соседними столиками отчётливо хихикнули.
Волконский побагровел окончательно, открыл рот, чтобы ответить, но не нашёл слов. Я уже прошёл дальше, не удостоив его большим вниманием. Первый раунд был за мной.
Взяв поднос с едой, я сел за свободный столик в дальнем углу. Почти сразу ко мне подсел Фёдор. Вид у него был сконфуженный.
— Слушай, дружище, — начал он, нервно теребя салфетку. — Я от тебя такого не ожидал.
— Чего именно? — я удивлённо поднял брови.
— Ну… этого, — Фёдор неопределённо махнул рукой в сторону всего мира. — Опытов над трупами.
Я едва не подавился супом.
— Каких ещё опытов?
— Ну, все же говорят, — Фёдор понизил голос до заговорщического шёпота. — Что ты так привязался к моргу, потому что там ставишь какие-то эксперименты. И этот псих-доктор Мёртвый тебе в этом помогает. Иначе зачем гениальному диагносту, спасителю графов, полставки в морге отрабатывать?
Опыты над трупами. Великолепно.
Какая богатая фантазия… Я-то думал, он придумает что-то банальное, вроде того, что я продаю органы на чёрном рынке или по ночам пью кровь пациентов.
А тут — почти готический роман. Доктор Франкенштейн в стенах «Белого Покрова». Эх, Волконский, я ожидал от тебя чего-то более коварного.
— И откуда, интересно, эти разговоры? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
— Да чёрт его знает, — Фёдор виновато пожал плечами. — Вроде кто-то видел, кто-то слышал… Ты же знаешь, как в нашей больнице слухи расходятся. Быстрее любой инфекции.
Я покосился на столик Волконского.
Тот как раз что-то оживлённо рассказывал своей компании, периодически бросая торжествующие взгляды в мою сторону.
Значит, папаша всё-таки отмазал сыночка. И первое, что он сделал, вернувшись — начал гадить исподтишка. Как предсказуемо.
— Нюхль. Объект — Волконский. Суп. Испортить. Максимально унизительно, — мысленно приказал я.
Я почувствовал, как лёгкая невидимая тень соскользнула с моего плеча и растворилась под полом. Я почувствовал его злое, хищное удовлетворение. Нюхль обожал такие задания.
Через минуту раздался истошный, булькающий вопль, разорвавший гул столовой. Волконский вскочил, отплёвываясь и хватаясь за горло. Его лицо стало тёмно-красным, как варёный рак.
— Кто это сделал⁈ — орал он, размахивая руками и пытаясь выплюнуть то, что было у него во рту. — Кто⁈
Его тарелка с супом, ещё недавно источающая аппетитный аромат, теперь была белой от соли. Нюхль, очевидно, умудрился незаметно высыпать туда целую солонку.
Сначала повисла недоумевающая тишина. А потом плотина прорвалась. Столовая взорвалась хохотом. Громким, злым, освобождающим.
Даже те, кто минуту назад опасливо шептался о моих «опытах», теперь, согнувшись пополам, смеялись над красным, отхаркивающимся Волконским.
Слухи — вещь хрупкая. Они боятся смеха. И сейчас вся столовая смеялась над ним, а не шепталась обо мне.
Один маленький грязный трюк — и общественное мнение развернулось на сто восемьдесят градусов. Классика.
Это только начало, дружок. Это была всего лишь соль в супе. В следующий раз, если ты не поймёшь намёка, это может быть что-то гораздо менее безобидное.
Я умею не только лечить, Волконский. Я ещё и калечить умею. И делаю это с не меньшим профессионализмом.
Александр Борисович Морозов шёл по длинным, гулким, безлюдным коридорам административного крыла больницы. Его шаги гулко отдавались от каменных стен, а в голове крутились злые, тяжёлые мысли.
Как же его всё это бесило. Этот тихий, властный голос в защищённом телефоне, отдающий приказы. Этот холодный, немигающий взгляд в тёмном салоне лимузина.
Они думают, что он их марионетка? Пешка в их большой, грязной игре?
Но ничего. Он тоже не лыком шит. Он им ещё покажет. Всем покажет. И таинственному Ордену, и этому выскочке Пирогову, который возомнил себя богом. Его клиника — его правила. И очень скоро это поймут все.
Он остановился у неприметной, обитой металлом двери в самом дальнем конце коридора. Здесь не было ни табличек, ни номеров.
Достал из кармана ключ, открыл сложный замок и вошёл в небольшую, хорошо оборудованную лабораторию. За столом, заваленным пробирками, колбами и схемами химических соединений, ссутулившись, сидел человек в белом халате.
Егор Волков.
— Работаешь? — Морозов прошёл в глубь помещения, его голос разрезал тишину.
Волков вздрогнул и обернулся. Вид у него был понурый.
От былого докторского лоска и самодовольства не осталось и следа. Ссутулившийся, с потухшим взглядом, в помятом халате, он был похож на побитую, изгнанную из стаи собаку.
— Да, Александр Борисович. Как вы и просили. Изучаю состав…
— Тебе ещё долго отрабатывать свой косяк с наркотиками, — Морозов остановился у стола, пренебрежительно разглядывая сложную аппаратуру. — Одна ошибка, один неверный шаг — и вся наша многолетняя операция оказалась бы под угрозой из-за твоей жадности.
— Я понимаю, — Волков опустил голову. — Простите. Я не думал, что всё так обернётся. Что этот… Пирогов…
— Скажи спасибо, что я тебя не сдал, — главврач взял одну из колб с мутной жидкостью, покрутил в руках. — Пришлось сильно постараться, чтобы подчистить за тобой все хвосты. Уничтожить бумажные документы, подчистить записи в электронной системе, убедить главную медсестру, что она «ошиблась» при учёте. Ты мне очень дорого обошёлся, Егор.
Этот человек из Ордена думает, что он просто уберёт Пирогова по его приказу. Как наивно.
Пирогов — это не проблема. Пирогов — это ресурс. Феноменальный, почти магический дар диагноста.
Такое оружие не уничтожают. Его подчиняют. Ломают волю, находят уязвимые места, загоняют в ловушку и заставляют работать на себя.
И он найдёт способ это сделать. А когда Орден придёт за ним, они получат послушного, ручного гения. Его гения.
— Я восстанавливаю тебя в отделении, — объявил Морозов, ставя колбу на место.
Волков медленно поднял голову, в его глазах мелькнула слабая, недоверчивая надежда.
— Правда? Но… но как же… разбирательство?
— Теперь ты снова будешь работать у Сомова, — продолжил главврач, игнорируя его лепет.
— Но у Сомова будут вопросы, — осторожно заметил Волков. — Он же знает о моём отстранении. Он видел, как меня уводила служба безопасности.
— Он ничего не докажет, — Морозов усмехнулся. — Всё подчищено и убрано. Официально ты был на срочных курсах повышения квалификации по редким токсинам. Вот документы, вот справки. Всё абсолютно чисто.
Он небрежно бросил на стол пухлую папку с бумагами, подделанными в его канцелярии.
— И ты не просто будешь работать у Сомова, — Морозов наклонился ближе, его голос стал тихим, почти шипящим. — Ты будешь моими глазами и ушами в терапевтическом отделении. Будешь следить за каждым шагом Пирогова. С кем он говорит, что читает, какие лекарства назначает сверх протокола. Любая странность, любая ошибка, любой нестандартный ход. Ты понял меня, Егор? Ты теперь не просто врач. Ты — моя тень в терапии. И от того, насколько хорошо ты справишься, зависит, останешься ли ты в этой клинике… или закончишь свою карьеру где-нибудь в уездной больнице, вырезая грыжи пьяным крестьянам.
Волков смотрел на него, и в его глазах была смесь страха, унижения и… толики мстительной, ядовитой радости от возможности навредить своему главному обидчику. Он понимал, что у него нет выбора.
— Вы уверены, что это сработает? — спросил он.
— Да, — кивнул Морозов. — Потому что есть еще одна вещь.
Результаты МРТ пришли через два часа. Я уединился в ординаторской и открыл файлы на планшете, ожидая увидеть ответ, ключ к загадке. Я прокручивал срезы его мозга слой за слоем. Снова и снова.
Но там не было ничего.
Ни малейшего намёка на опухоль, ни следа перенесённой ишемии, ни атрофии коры, ни бляшек в сосудах. Мозг шестидесятилетнего купца выглядел на удивление здоровым, как у студента-отличника.
Странно. Очень странно.
Симптомы кричат о поражении височной доли, а анатомия молчит. Либо я чего-то не вижу, либо… либо проблема гораздо хитрее, чем я думал. Функциональное нарушение без структурных изменений? Но что могло его вызвать?
С результатами в руках я направился обратно в палату. Ещё в коридоре я услышал шум — отдалённые крики, топот ног, а затем — звон разбитого стекла. Я ускорил шаг.
— Что происходит? — спросил я пробегающую мимо медсестру с перепуганным лицом.
— В тридцать первой! Пациент сошёл с ума! — крикнула она на бегу, не останавливаясь.
Я рванул к палате.
У дверей уже собралась толпа — врачи, медсёстры, п