ара охранников и несколько любопытных пациентов в халатах. Все они, как на театральном представлении, пытались заглянуть внутрь.
Классическая картина.
Когда происходит что-то выходящее за рамки протоколов, система впадает в ступор. Десятки профессионалов, способных лечить по учебнику, оказались беспомощны перед лицом обычного безумия.
— Расступитесь! — я начал протискиваться сквозь толпу. — Дайте пройти!
Картина, открывшаяся мне, была странной.
Акропольский — тот самый апатичный, безразличный ко всему старик, которого я видел пару часов назад — стоял посреди разгромленной палаты, держа в заложниках молоденькую медсестру.
Она была белой как полотно, с огромными от ужаса глазами.
— Она пыталась меня убить! — орал он, его глаза бегали как у загнанного зверя. — Я видел! Она хотела поставить мне капельницу с ядом!
К горлу медсестры была приставлена обычная столовая вилка, но в руках обезумевшего человека и она выглядела грозным, смертоносным оружием.
Глава 10
— Никто не пытался вас убить, — я говорил максимально спокойным, успокаивающим голосом. — Отпустите девушку. Давайте поговорим.
— Не подходи! — он сильнее прижал вилку к горлу медсестры. На её белой коже выступили четыре красные точки, готовые превратиться в кровоточащие раны. — Я всё видел! Она с ними заодно!
Сомов стоял рядом и сжимал зубы.
— Успокойтесь, ваше сиятельство, — говорил он. — Вашей жизни угрожаете только вы сами.
— С кем заодно? — я старался удержать его внимание, одновременно оценивая дистанцию и возможные варианты действий.
— С теми, кто следит! — глаза Акропольского расширились от ужаса. — Они повсюду! В стенах, в потолке, в этом проклятом воздухе! Они хотят забрать мою душу!
— Послушайте меня внимательно, — я медленно, шаг за шагом, приближался. — Вы больны. То, что вы видите — это не реальность. Это ваша болезнь заставляет вас так думать. Я могу вам помочь.
— Ложь! — он дёрнулся, и медсестра вскрикнула от боли. На её шее вот-вот выступит тонкая красная полоска. Это же надо прижать вилку до такой степени! — Все вы лжёте! Только я вижу правду!
Логика здесь была бессильна. Он находился в своей собственной кошмарной реальности. Убеждать его — всё равно что читать лекцию урагану.
Охрана ждать не будет, она применит силу, кто-то обязательно пострадает. Нет. Такой исход мне был не нужен.
Нужно было что-то делать. Быстро. И желательно — не летально. Для медсестры, разумеется. Насчёт него я ещё не решил.
Я проигнорировал отчаянные крики охраны и попытки Сомова удержать меня за локоть.
— Не лезьте туда, Пирогов! Он невменяем! — кричал заведующий мне в спину.
Но я уже делал шаг вперед, сохраняя абсолютное, ледяное спокойствие. В такие моменты паника — худший враг. Эмоции затуманивают разум, заставляют совершать ошибки.
Нужен холодный расчёт и непоколебимая уверенность. Я видел агонию целых армий и предсмертный ужас королей. Истерика одного купца со столовой вилкой была на этом фоне… ничем.
Акропольский дёрнулся, увидев меня, и ещё сильнее прижал вилку к нежной коже молоденькой медсестры.
— Не подходи! Ещё один шаг — и я проткну ей глотку! — завопил он.
Я остановился в трёх метрах от графа, держа руки на виду ладонями вперёд, чтобы он видел — у меня нет оружия.
— Ваше Сиятельство, — заговорил я спокойно, как равный с равным, а не как врач с невменяемым пациентом. — Меня зовут доктор Пирогов. Вы же сами хотели, чтобы я вас лечил. Я не собираюсь вам вредить. Но и позволить вам навредить этой девушке тоже не могу. Давайте поговорим.
— Говорить⁈ — он истерически рассмеялся. — О чём говорить с теми, кто хочет меня убить⁈
Классический параноидальный бред. Но откуда он взялся так внезапно?
Для меня это был не просто кризис с заложником. Это была уникальная возможность провести диагностику в момент пика симптомов. Он сам выкладывал мне все карты на стол. Грех не воспользоваться.
Я начал задавать вопросы, которые для меня были ключом к разгадке. Окружающие за дверью только хлопали глазами, не понимая, что происходит.
— Яд в капельнице… — я медленно кивнул, делая вид, что полностью принимаю его реальность. — Понимаю вас. Вероятно, у него был специфический запах? А скажите, этот запах… запах горелой резины, о котором вы говорили… он сейчас сильный?
Акропольский замер, сбитый с толку моим вопросом. Его мозг, зацикленный на угрозе, был вынужден переключиться на анализ собственных ощущений.
— Что?.. Да… да! Откуда ты знаешь⁈ — его глаза расширились от шока. — Ты тоже его чувствуешь?
— А это чувство, что мы с вами уже говорили об этом… — продолжил я, делая крошечный, почти незаметный шажок вперёд. — Оно есть сейчас?
— Да! Постоянно! — он затряс головой, его хватка на мгновение ослабла. — Как будто всё это уже было! Вы все заодно! Все!
Обонятельные галлюцинации — фантосмия — на пике. Феномен дежавю сохраняется даже в состоянии острого психоза. И всё это на фоне чистого МРТ. Картина начинала складываться.
— Скажите, а после операции… вы принимали какие-то новые лекарства? — спросил я как бы невзначай.
— Лекарства? — он нахмурился, пытаясь сосредоточиться сквозь пелену безумия. — Нет… только витамины… и что-то для иммунитета… Но это всё яд! Всё яд!
Витамины… и что-то для иммунитета. Стоп. Вот оно.
Не антибиотики, не обезболивающие. Нечто, что должно было «укрепить» его после операции. Нечто, что не входит в стандартные протоколы. Дьявол, как всегда, был в деталях.
Потоки Живы вокруг его головы были не просто хаотичными. Они горели неестественно ярким, лихорадочным огнём. Это не было похоже на обычное психическое расстройство, где энергия тускнеет и путается.
Здесь энергия словно атаковала сама себя, как армия, взбунтовавшаяся против своего же генерала. Аутоиммунная реакция… но не тела, а самой жизненной силы.
Витамины… и что-то для иммунитета… Чистая МРТ… обонятельные галлюцинации… постоянное дежавю… взрывной параноидальный психоз. Все эти, казалось бы, несвязанные факты вдруг сложились в единую, пугающе логичную картину.
Это не структурное поражение мозга. А функциональное. Воспаление. Но не инфекционное — иначе были бы лихорадка и изменения в анализах крови. Это… аутоиммунное!
Его собственная, «укреплённая» непонятным препаратом иммунная система взбесилась и атакует его собственный мозг. Лимбическую систему. Височные доли… Это же классика! Лимбический энцефалит!
А МРТ была чистой, потому что на ранних стадиях это коварное воспаление не видно на стандартных снимках! Нужны специальные режимы контрастирования или ПЭТ-сканирование.
Теперь, когда я понял диагноз, то стало очевидным и точное заклинание, способное усмирить этого «демона». Можно было использовать это знание как оружие.
— Ваше Сиятельство, — заговорил я твёрдо и уверенно, мой голос разрезал напряжённую тишину. — Послушайте меня внимательно. Вы не сумасшедший. И это не заговор. Вас отравила не медсестра.
Он замер, его безумный взгляд сфокусировался на мне. Он не ожидал такого поворота.
— Вас отравляет ваша собственная иммунная система, — продолжил я, глядя ему прямо в глаза и не отводя взгляда. — Она вырабатывает антитела, которые по ошибке атакуют ваш мозг. Именно они вызывают и запахи, которых нет, и это постоянное дежавю, и тот животный страх, который вы сейчас испытываете.
— Ложь… — прошептал он, но в голосе уже не было прежней яростной уверенности. Мои слова слишком хорошо описывали то, что он чувствовал.
— Это болезнь, Ваше Сиятельство. У неё есть имя. Она называется лимбический энцефалит. И я знаю, как её лечить. Но для этого вы должны отпустить эту девушку и довериться мне.
Мои слова, сказанные с абсолютной, ледяной уверенностью профессионала, попали в цель. Я не уговаривал его. А давал рациональное объяснение его иррациональному ужасу.
Я превращал хаос в порядок.
В безумных глазах Акропольского появился проблеск разума. Впервые за всё время болезни он услышал не просто «успокойтесь», а логичную, пусть и страшную картину. Это был якорь, за который его мечущийся разум смог уцепиться.
— Ты… ты действительно можешь это вылечить? — его голос дрогнул. Это был уже не рык зверя, а мольба человека.
— Я могу убрать этот страх, — кивнул я. — Я могу убрать запахи. Но вы должны дать взять себя в руки. Отпустите девушку.
Граф Акропольский смотрел на меня долгих пять секунд, словно взвешивая на весах свой параноидальный ужас и мою непоколебимую уверенность.
Затем его плечи обмякли. Рука, державшая вилку, дрогнула и медленно, очень медленно начала опускаться. Пальцы разжались.
Вилка выпала из ослабевшей руки и с жалким звоном ударилась о кафельный пол.
Медсестра сдавленно всхлипнула и, отшатнувшись, бросилась к двери, где её тут же подхватили коллеги. В тот же миг в палату ворвалась охрана, готовая скрутить пациента.
— Не трогайте его! — строго сказал я. Мой голос прозвучал как удар хлыста, и охранники замерли на полпути. — Он болен, а не опасен. Лимбический энцефалит. Аутоиммунное поражение мозга.
Я говорил это громко, для всех.
— Введите десять миллиграммов диазепама внутримышечно. Это вернет ему разум, — распорядился я.
Они смотрели на меня — Сомов, охрана, врачи в коридоре — как на заклинателя, который только что голыми руками усмирил демона. Они видели чудо. Я же видел лишь результат точной диагностики и правильной психологии.
Диагноз поставлен. Пациент стабилизирован. А самое главное — теперь он был мой. И его благодарность, очищенная от безумия, будет восхитительно сильной.
Это будет достойная плата за такой интересный случай.
Пока медсёстры, пришедшие в себя, уводили плачущую девушку и вводили графу Акропольскому диазепам для купирования острого психомоторного возбуждения, я повернулся к Сомову.
Он стоял в дверях с выражением полного, абсолютного шока на лице, пытаясь переварить сцену укрощения безумия, которую только что наблюдал. Его мозг, привыкший к протоколам и стандартам, не мог обработать эту аномалию.