Костомар ехал со мной в машине, закутанный в широкий плащ с капюшоном. Извозчик косился на его неестественную неподвижность, но я заплатил ему достаточно, чтобы он не задавал лишних вопросов.
Квартира на чердаке превзошла все ожидания. Снова!
Это было не просто жильё. Это была идеальная база. Высокие потолки с могучими балками из тёмного, векового дерева, огромные круглые окна во всю стену, из которых открывался вид на путаницу крыш старой Москвы и, что самое главное — отдельный кабинет для моих будущих ритуалов и исследований.
А ещё здесь была тишина. Абсолютная, густая, почти осязаемая тишина.
Никаких пьяных песен бандитов до утра, никаких внезапных ночных визитов с ножевыми ранениями и обысками. Я был дома. В своей новой цитадели.
Костомар немедленно принялся за дело. Он не восхищался видами. Он, как и подобает идеальному дворецкому, сразу увидел фронт работ. Провёл костяным пальцем по пыльному подоконнику с таким видом, словно обнаружил ересь в святилище.
— Я ем грунт, — довольно пробурчал он, оценивая масштаб предстоящей уборки. В его интонации отчётливо слышался энтузиазм.
— Развлекайся, — усмехнулся я, опускаясь в кожаное кресло.
Ночь прошла идеально.
Впервые за долгое время я спал глубоко, без сновидений, не прислушиваясь к каждому шороху за дверью. Никаких скрипов, вздохов или потусторонней музыки.
Старик-арендодатель либо сам верил в эти сказки, либо был плохим маркетологом.
Но утром, едва я открыл глаза, меня встретил возмущённый Костомар. Он стоял у моей кровати, скрестив костяные руки на груди, и терпеливо ждал, пока я проснусь.
— Я ем грунт! — интонация не оставляла никаких сомнений в его крайнем недовольстве.
— В чём дело?
— Я ем грунт, — он ткнул костлявым пальцем в потолок. Потом демонстративно зевнул, хотя челюсти у него не двигались. Потом сложил ладони лодочкой, приложил к черепу сбоку и закрыл пустые глазницы.
«Спать мешают».
Я сел на кровати.
— Ты скелет. Ты не спишь. У тебя нет мозга, чтобы обрабатывать сны, и ушей в привычном понимании, чтобы слышать скрипы. Ты. Не можешь. Спать. По определению.
— Я ем грунт! — он настойчиво топнул костяной ногой. Снова показал наверх и изобразил, как кто-то тяжело ходит прямо над нами.
— Ладно-ладно, верю, — вздохнул я. Спорить с ним было бесполезно. — Хочешь проверить, что там, на самом верху над нами? Валяй. Можешь даже устроить там себе личные апартаменты.
Его негодование мгновенно сменилось азартом охотника. Он удовлетворённо кивнул и тут же на моих глазах начал показывать план обороны: здесь — растяжка из верёвки, здесь — падающее на голову ведро, здесь — хитроумная ловушка у входа.
— Только без трупов, — сказал я с усталым вздохом. — Мёртвые почтальоны или любопытные соседские мальчишки, попавшие в твои силки, привлекут слишком много ненужного внимания. Последнее, что мне нужно — это визит полиции с вопросами о странных несчастных случаях на моём чердаке.
Улица встретила меня непривычным ощущением свободы.
За моей спиной не маячила серая тень. Никто не прятался за газетными киосками, никто не дышал мне в затылок в переполненном вагоне метро.
Морозов решил, что приставленного ко мне персонального тюремщика в лице Волкова будет достаточно? Или просто решил сэкономить на шпионах, списав расходы на проваленную операцию? Наивно. Впрочем, это было приятное изменение.
По дороге я уже продумывал несколько изящных комбинаций, как снова потерять своего напарника в лабиринтах приёмного покоя. Возможно, сегодня стоило бы найти пациента с подозрением на чесотку или какую-нибудь другую, особо заразную экзотику.
Уверен, Егор с энтузиазмом взялся бы за такой интересный клинический случай, требующий полной изоляции.
Ординаторская гудела привычными утренними разговорами. Врачи лениво помешивали ложками в чашках с остывшим чаем, пока Сомов раздавал указания тоном человека, который делает это уже двадцатый год подряд и смертельно от этого устал.
Я огляделся. Волкова не было. Приятный бонус. Утро становится всё лучше и лучше.
Когда планёрка закончилась и большинство коллег разошлись по своим делам, я подошёл к Сомову.
— Где наш усердный Егор Павлович? — поинтересовался я с самым невинным и даже немного обеспокоенным видом. — Я волнуюсь. Неужели он не выдержал темпа и решил сбежать в первый же день?
— Больничный на один день, — Сомов даже не поднял взгляд от бумаг, которые подписывал. — Жалуется на острое расстройство желудка после вчерашнего обеда в столовой.
Расстройство желудка. Как мило. Но это означало, что у меня есть целый день свободы. Прекрасно.
— Пётр Александрович, мне завтра нужен выходной. Есть неотложные дела…
— Берите, — он не глядя махнул рукой, не дослушав меня. — Пирогов, у вас столько переработок за последний месяц, что вы можете смело неделю не появляться. Клиника не развалится.
Я кивнул. Упоминать про завтрашний закрытый приём у графа Бестужева я, разумеется, не стал. Лишние вопросы порождают лишние проблемы, а их в моей жизни и так хватало.
Пусть думает, что я просто хочу выспаться. Чем меньше он знает о моих связях наверху, тем спокойнее мне работается.
Получив полную свободу действий на сегодня и завтра, я первым делом решил разобраться со старыми долгами. Дело Акропольского не давало мне покоя из-за незавершённости.
Я не получил свою плату, и этот факт нарушал гармонию моего мира. Сосуд был освобождён и готов снова накапливать в себе живительную силу.
Палата графа Акропольского Михаила Петровича не пустовала — внутри были только он и сын.
Сам граф, уже не в больничной пижаме, а в шёлковом халате, сидел в глубоком кресле. Рядом с ним стоял мужчина лет тридцати пяти — вылитая копия отца, только без седины в висках и с холодным, цепким взглядом.
— Доктор Пирогов! — Акропольский, заметив меня, попытался подняться навстречу, опираясь на подлокотники. Он снова обрёл себя. Это был не сломленный старик, а хозяин жизни, пусть и временно ослабленный болезнью.
— Сидите, Михаил Петрович. Вам пока нельзя делать резких движений, — остановил его я.
— Я ошибался в вас, Святослав, — его голос хоть и был слабее, чем раньше, снова обрёл властные нотки. Но теперь в нём звучало и что-то новое — искреннее раскаяние. — Ошибался и вёл себя как свинья. Чуть не убил ту девочку-медсестру в припадке… Как только пришёл в себя и мне рассказали, что я натворил, тут же выписал ей компенсацию. Десятилетнее жалованье для этой девочки. И лечение её душевных травм я тоже оплачу. Спасибо вам. За всё.
Что ж… чего еще ждать от купца? Весь смысл жизни в деньгах.
Впрочем, в тот же миг, как он произнёс слово «спасибо», я это почувствовал.
Это была не тихая, тёплая благодарность, как от Воронцовой вчера. Это была мощная, почти обжигающая волна. Горячий, концентрированный поток хлынул в мой Сосуд, заставляя его довольно гудеть.
Это была чистая, концентрированная Жива, очищенная раскаянием. Благодарность не просто за спасённую жизнь, а за возвращённый разум, за избавление от позора. Сосуд с удовольствием впитал эту мощную волну. Двадцать процентов.
Итого сорок — неплохо для начала дня. Долг уплачен.
— Мы вам очень благодарны, доктор, — заговорил младший Акропольский, делая шаг вперёд. — Андрей Михайлович, член попечительского совета этой больницы, — представился он. — Могу я поговорить с вами наедине? Буквально на пару минут.
Я ждал второй, пусть и более слабой волны благодарности от сына. Но — ничего. Абсолютная пустота. Словно я разговаривал с камнем. Ни капли тепла, ни искры признательности. Очень любопытно.
В коридоре Андрей Михайлович сразу перешёл к делу.
— Доктор, я ценю ваше время, поэтому буду краток. Каковы реальные прогнозы? Без всей этой врачебной этики. Сколько отцу осталось?
Это был прямой, безжалостный вопрос бизнесмена, оценивающего сроки завершения «проекта».
— При правильном лечении и соблюдении всех рекомендаций, — ответил я, глядя ему прямо в глаза, — лет двадцать. Минимум.
На долю секунды его лицо дрогнуло. Маска вежливой сыновней озабоченности треснула, и сквозь неё проглянуло чистое, незамутнённое разочарование. Он тут же взял себя в руки, снова натянув вежливую улыбку, но я уже всё увидел.
— Понимаю. Это… это прекрасная новость, — выдавил он. — Нужен ли ему какой-то постоянный уход? Может быть, специализированный санаторий в горах? С лучшими сиделками, чистым воздухом…
Классика жанра. Нетерпеливый наследник.
Он надеялся услышать про год-два, а я подарил его отцу целую жизнь. И теперь он не знает, что с этим подарком делать. «Специализированный санаторий» — какой изящный эвфемизм для «ссылка в золотую клетку, подальше от дел и управления капиталом».
Только вот, я уверен, граф на такое не согласится.
— Вашему отцу нужен покой, отсутствие стрессов и регулярный приём лекарств, — ответил я. — Дома, в привычной обстановке, ему будет лучше всего.
— Ясно, — он слегка поджал губы, явно обдумывая новую долгосрочную стратегию. Затем достал из кармана дорогую визитницу и протянул мне карточку. — Доктор, я вижу, вы человек дела. И очевидно, лучший специалист в этой клинике. Моему отцу повезло, что он попал именно к вам. Я, как член попечительского совета, заинтересован в том, чтобы такие таланты, как вы, получали должную поддержку. Вот моя личная визитка. Если вам что-нибудь понадобится — ресурсы, оборудование, административная поддержка в обход бюрократии — звоните напрямую мне. Я уверен, мы найдём общий язык и сможем быть друг другу полезны.
Он предлагал мне союз. Покровительство. И под «быть полезным» явно подразумевалось своевременное информирование о состоянии его «дорогого» отца.
Я взял карточку. Гладкий, дорогой картон. Контакт не с благодарным родственником, а с его нетерпеливым наследником. Что ж, семейная драма Акропольских может оказаться весьма полезной. Знание — сила, а знание чужих грязных секретов — сила в квадрате. Ещё один рычаг, ещё одна фигура на моей доске.