Он умирал не от пули. Его естество разрывалось на части изнутри.
Магия. Определённо. И очень грязная.
Я снова открыл глаза. Хаос вокруг нарастал.
Несколько офицеров уже окружили Долгорукова, требуя, чтобы он сдал оружие. Бестужев пытался их урезонить, но его никто не слушал.
Игнорируя всё это, я начал методично, сантиметр за сантиметром обыскивать тело Свиридова.
Карманы мундира — пусто. Манжеты — ничего.
Расстегнув верхние пуговицы его мундира, мои пальцы наткнулись на что-то твёрдое и неестественно холодное под тонкой тканью рубашки.
Серебряный медальон на тонкой цепочке.
Старый, потускневший, покрытый тонкой паутиной трещин, как будто от внутреннего напряжения. Из самой глубокой трещины струился едва заметный, призрачный, тёмный дымок, который был виден только моему зрению.
Бинго.
Я сжал холодный металл в кулаке. Теперь всё встало на свои места.
Это была не дуэль. Это было убийство. Изящное, умное и почти идеальное.
«Почти» — потому что они не учли одного. Что на этом приёме будет врач, который умеет смотреть не только на тела, но и на души.
Кто-то из молодых офицеров, приятелей Свиридова, выкрикнул то, о чём подумали все:
— Убийство! На дуэли! Это же подлость!
Все учитывали, что дуэль планировалась до первой крови. Правда, обычно в таких случаях не выбирают огнестрел. Но это уже дело самих дуэлянтов.
— Он даже не ранен! Долгоруков использовал какую-то тёмную магию! — подхватил второй, и толпа ещё сильнее загудела.
— Взять его! Он опозорил честь мундира!
— Я целился в плечо! — Долгоруков попытался перекричать шум, его лицо было бледным от ярости и потери крови. — Моя пуля не могла его убить! Я — офицер, а не палач!
Зачем тогда вообще устраивать дуэль, если они не собирались друг друга убивать? Ну и порядки в этом мире. Одна показуха и ничего больше.
Гул толпы всё нарастал и нарастал.
Я медленно поднялся на ноги. Моё спокойствие было абсолютным контрастом общей истерии.
— ТИХО ВСЕМ!
Мой голос не был громким, но он был наполнен такой ледяной, непререкаемой властью, что прорезал пьяный гул как скальпель.
Все разговоры и крики мгновенно смолкли. Все взгляды обратились ко мне.
Я медленно поднял руку, демонстрируя треснувший серебряный медальон. Свет софитов тускло отразился от паутины трещин, привлекая всеобщее внимание.
— Барон Долгоруков невиновен! — объявил я. — Вот ваш настоящий убийца!
Обожаю театральные эффекты. Они так хорошо работают на эту публику, привыкшую к дешёвым драмам.
Я шагнул в центр круга, завладев всеобщим вниманием. Я не оправдывался, а читал лекцию.
— Перед вами — защитный амулет третьего класса, — начал я, поворачивая медальон так, чтобы все видели трещины. — Его задача — поглотить кинетическую энергию пули и рассеять её. И он это сделал! Пуля барона Долгорукова даже не коснулась тела этого человека!
Я сделал паузу, давая им осознать первую часть моего объяснения.
— Но этот артефакт был либо старым, либо, что более вероятно, дешёвой и бракованной подделкой. Вместо того, чтобы рассеять энергию в пространстве, его магическая матрица дала сбой. Он преобразовал чистую кинетику в неконтролируемый магический импульс. Этот импульс ударил по центральной нервной системе владельца как разряд молнии, вызвав мгновенную остановку сердца и паралич дыхательного центра. Поручика Свиридова убил не свинец. Его убила его собственная, дешёвая защита!
О том, что эту защиту могли продать или подарить ему целенаправленно, я, разумеется, промолчал. Ни к чему им сейчас думать об этом.
Моя лекция была чистой, кристальной импровизацией, рождённой за долю секунды. Но она звучала научно, убедительно, и главное — снимала вину с Долгорукова, превращая убийство в трагическую случайность.
Сейчас мне нужно было время, а не самосуд.
— Но он же мёртв, — пролепетал кто-то из толпы.
Я снова опустился на колени рядом с телом, повернувшись к ним всем спиной. Это был жест абсолютной уверенности. Я полностью игнорировал их, сосредотачиваясь на «пациенте».
— У нас есть несколько минут, пока его мозг не умер окончательно. И я не собираюсь тратить их на споры с дилетантами. А теперь — тишина.
— А разве… — начал было еще один.
Я резко повернулся к говорившему. Мой взгляд был полон праведного гнева.
— НЕ МЕШАЙТЕ МНЕ РАБОТАТЬ! — ответил я так, что замолчали даже самые пьяные. Это был не просто крик, это был приказ врача, который борется за жизнь пациента.
Я видел их лица. Шок, недоверие, страх… и крошечная, безумная искра надежды.
Свиридов был совсем плох.
Его энергетическая структура была уничтожена. Но сейчас мне нужна была не их вера, а их тишина. Их полное, безоговорочное подчинение.
И я его получил.
Сейчас существовали только я и моя задача.
Я видел, как остатки Живы поручика утекают из его разорванных энергетических каналов, как вода сквозь решето.
Просто влить в него свою энергию? Бесполезно.
Она вытечет через те же дыры. Нужно было действовать как хирург. Сначала — ушить сосуды, а потом уже пускать по ним кровь.
Починить трубы, а потом заливать воду.
Проблема была в том, что «трубы» были мертвы. Выжжены магическим импульсом начисто. Обычная медицина здесь была бессильна.
Но мёртвая ткань… мёртвая ткань — это моя специализация.
Я же некромант, чёрт возьми! Я могу восстанавливать мёртвые кости, сшивать гниющую плоть. Почему я не могу восстановить мёртвые энергетические каналы?
А целительная сила… она создаст временный барьер, «энергетический кокон», который удержит остатки его души, пока я буду оперировать.
Две силы. Две половины моей проклятой сущности. Тьма и Свет. Они будут работать не друг против друга, а вместе.
В тандеме.
Я опустился на колени на холодный пол, положив левую руку на грудь Свиридова, туда, где должно было биться сердце, а правую — на его холодный лоб.
Левая рука — канал для тьмы. Правая — источник света. Идеальный баланс.
Из моей левой ладони потекли тончайшие, почти невидимые чёрные нити тёмной энергии. Они проникали в его астральное тело, находя разорванные каналы.
Они действовали не как грубая сила, а как хирургические иглы, начиная сшивать обугленные, оплавленные края, восстанавливая мёртвую, выжженную ткань души по одной крупице.
Работа была ювелирной, адски тяжёлой. Как сшивать порванную паутину в полной темноте при свете догорающей свечи.
Одновременно моя правая рука, лежащая на его лбу, начала излучать мягкое, серебристое свечение.
Оно не проникало внутрь. Оно окутывало тело Свиридова полупрозрачным, мерцающим коконом, создавая энергетический барьер.
Временную заплатку, которая не давала последним остаткам его Живы окончательно рассеяться в холодном ночном воздухе.
Работать двумя противоположными по своей сути энергиями одновременно оказалось не просто сложно — это было пыткой.
Как играть на рояле, одной рукой исполняя погребальный марш, а другой — колыбельную. Тьма пыталась поглотить свет, свет — испепелить тьму. Моё собственное тело стало полем битвы для этих двух сил.
Пот градом катился по лицу, заливая глаза.
Руки, которые никогда не дрожали даже во время самых сложных операций, начали мелко вибрировать от чудовищного напряжения.
Зубы были сжаты до скрипа. Толпа, затаив дыхание, наблюдала за этим молчаливым священнодействием, не понимая ничего из того, что происходило на самом деле. Они видели лишь странное свечение и врача, борющегося за жизнь безнадёжного пациента.
— Святослав, что происходит? — голос Аглаи, полный тревоги, прорвался сквозь мою ледяную концентрацию.
— Аглая! — не открывая глаз, с трудом выдавил я.
Мой голос был сдавленным от напряжения. Сначала я хотел приказать ей не мешать, но тут же пришла другая, спасительная мысль.
Она… ментал.
Она умеет управлять потоками. Не генерировать, но направлять.
— Подойди. Осторожно. Положи руку мне на плечо. Не бойся. Мне нужна не твоя сила, а твоя дисциплина. Твоё умение фокусировать. Просто думай о том, чтобы он выжил. Представь, что ты собираешь рассеянные лучи в одну точку.
Она без колебаний выполнила мою просьбу.
Тёплая, живая ладонь легла на моё плечо.
И я почувствовал это. Хаотичные, враждующие потоки внутри меня, готовые разорвать меня на части, начали выстраиваться в упорядоченную, вибрирующую структуру.
Её ментальная сила работала как линза, как фокусирующий кристалл. Боль не ушла, но хаос сменился порядком. Работа пошла вдвое быстрее.
Но это создало новую проблему.
Некромантская энергия, не подпитываемая близостью смерти как в морге, таяла на глазах.
Мои резервы были почти исчерпаны.
Чёрные нити, сшивающие его душу, становились всё тоньше. Ещё несколько минут — и они просто растворятся. Мне нужно было другое окружение. Мне нужна была тишина.
Темнота. Эхо смерти.
— Долгоруков! Михаил! — крикнул я, не открывая глаз. Я выбрал его, потому что он был солдатом. Он поймёт приказ. — Помогите мне перенести его! Вон туда! В подсобку за сценой! Быстро! Чтобы там нас никто не видел!
— Зачем? — начал было барон, его голос был полон недоумения.
— Люди сбивают меня. Иначе он точно умрёт! Действуйте!
Толпа начала роптать. Кто-то пытался возразить, кто-то шагнул вперёд, чтобы помешать.
— Что он делает? Он его убьёт!
— НЕ МЕШАТЬ ДОКТОРУ ПИРОГОВУ! — новый властный приказ заполнил зал.
Голос графа Бестужева прогремел над толпой, как выстрел из пушки. Он не просил, он приказывал.
— Охрана, очистить коридор! Никого не пускать! Барон, делайте, что он говорит! — это было адресовано Долгорукову. И, наконец, мне: — Святослав, делайте, что должны! Я беру всю ответственность на себя!
Его слова были абсолютной властью. Он дал мне полный карт-бланш.
Долгоруков, получив приказ, больше не колебался.
Он, как солдат, подхватил тело Свиридова с одной стороны, я — с другой, стараясь не разрывать контакт. Аглая шла рядом, её рука всё ещё лежала на моём плече, она была моим «фокусирующим кристаллом».