— Профессиональная деформация, — уклончиво ответил я.
— Возможно, — он встал. — Кстати, после обеда у нас вскрытие. Судебно-медицинская экспертиза. Готовы испачкать руки?
— Более чем.
Мне нужны не головные боли и защемления. Мне нужны умирающие! Но где их взять в морге?
Секционная оказалась хорошо оборудованной — современные столы с дренажной системой, мощные бестеневые лампы, набор инструментов, который вызвал у меня приступ ностальгии.
На столе лежал молодой мужчина лет двадцати пяти. Бледный, с синюшными губами.
— Предполагаемое отравление, — пояснил Мёртвый. — Нужно установить точную причину, — он протянул мне скальпель. — Начинайте. Стандартный Y-образный разрез.
Я взял инструмент, и… это было как вернуться домой. Лезвие легло в руку идеально. Одно точное движение от плеча к середине груди, затем вниз к лобку.
— Превосходная техника, — заметил Мёртвый. — Где вы учились?
— По учебникам, — соврал я. — И немного практиковался.
На тысячах трупов за пятьсот лет. Но ему об этом знать необязательно.
По мере вскрытия я почувствовал знакомое, пьянящее ощущение. Остаточная энергия смерти — та самая, которую обычные люди не замечают — начала просачиваться в меня.
Не Жива, нет.
Это была тёмная сторона той же монеты. С каждым разрезом, с каждым извлечённым органом моя некромантская сила крепла. Как мышца, которую долго не использовали, но теперь начали интенсивно разрабатывать.
— Смотрите, — я указал кончиком скальпеля на печень, которую только что извлёк. Орган был увеличен, дряблый, неестественного тёмно-вишнёвого цвета. На разрезе его структура напоминала глину, испещрённую трещинами. — Классические некротические изменения, вызванные мощным гепатотоксином. И запах… — я принюхался. — Чувствуете? Лёгкий аромат горького миндаля?
— Цианид, — кивнул Мёртвый, его глаза за стёклами очков блеснули профессиональным интересом. — Классика. Дешёвый, быстрый и почти без следов, если не знать, где искать. Вы хорошо разбираетесь в ядах.
— Приходилось сталкиваться, — уклончиво ответил я, вспоминая одного барона из Проклятых Земель, который любил угощать своих врагов вином с похожим ароматом. Пришлось долго изучать его рецептуру, прежде чем преподнести ему ответный «подарок».
К вечеру, закончив с двумя вскрытиями, я чувствовал себя… сильнее. Некромантская искра во мне разгорелась в маленький, но стабильный огонёк. Это не прибавило мне процентов в Сосуде — он, наоборот, опустел ещё на полтора процента. Но я чувствовал, как возвращается контроль. Как будто я заново учился ходить после долгой болезни.
Прошёл второй день. Потом третий. Рутина затянула меня, как болото, но это было полезное болото. Утром и днём я, как ищейка, выцеплял из потока скорбящих родственников и уставшего персонала тех, кому требовалась моя помощь. Вот пожилая женщина с подскочившим давлением, вот молодой следователь с защемлённым нервом.
Каждый день я зарабатывал два, иногда три процента Живы, помогая с этими мелкими недугами. И каждый день моё проклятие исправно сжигало те же три процента. Мой запас застыл на отметке в четырнадцать-пятнадцать процентов. Я не умирал, но и не жил. Я балансировал на лезвии ножа.
Но вечера принадлежали мне. Каждый вечер доктор Мёртвый оставлял мне одно-два вскрытия. И с каждым разрезом, с каждой извлечённой порцией холодной, мёртвой плоти, моя некромантская сила крепла. Я впитывал остаточную энергию смерти, как сухая губка впитывает воду. Моя связь с миром мёртвых становилась всё прочнее.
К концу третьего дня я подтвердил свои первоначальные расчёты. Стратегия «мелкого ремонта» живых посетителей работала, но лишь для поддержания статус-кво. Она не давала роста. Это была тактика выживания, а не победы. Полагаться только на неё в долгосрочной перспективе было бы стратегической ошибкой.
Одновременно с этим вечера, проведённые в секционной, принесли свои плоды. Я накопил достаточно тёмной энергии. Достаточно для перехода ко второму этапу моего плана. Я мог призвать помощника.
Это потребует Живы. Много Живы. Минимум десять процентов. Расход был просчитан заранее. Но теперь, когда первая фаза — стабилизация — была завершена, настало время для активных действий. Время инвестировать капитал в инструмент, который принесёт настоящую прибыль.
Именно в этот вечер, когда морг опустел, Мёртвый ушёл домой, а Семёныч закончил смену, я и приступил к реализации следующего пункта своего плана.
Нюхль — мой старый фамильяр!
Маленькая костяная ящерица, мой верный ищейка. Он обладал уникальным даром — чувствовать «запах приближающейся смерти». Не смрад разложения, нет.
Он чуял тонкую, едва уловимую ауру тех, чья нить жизни вот-вот оборвётся из-за болезни или еще какого недуга. В прошлой жизни это помогало мне находить лучший «материал» для моих легионов — свежие, нетронутые тлением тела.
А в этой жизни…
В этой жизни его дар мог стать моим единственным спасением. Он мог бы находить для меня тех, кто стоит на пороге смерти. А я, вместо того чтобы забирать их души, буду их спасать, получая взамен драгоценную Живу.
Это был единственный выход. Не ждать случайных посетителей морга с их мигренями и защемлениями, а активно охотиться. Охотиться за умирающими.
Действовать нужно сейчас, пока у меня есть хотя бы минимальный запас для ритуала. Это безумие. Это ва-банк. Но это единственный ход, который у меня остался.
Я закрылся в дальней комнате — бывшей каморке для инвентаря. Достал кусок мела — позаимствовал из процедурной — и начал чертить на пыльном полу круг призыва.
Пентаграмма. Руны подчинения. Символы связи между мирами. Всё по памяти, но рука помнила каждый изгиб.
Я стоял перед начерченной на пыльном полу печатью, и меня охватило секундное колебание. Десять процентов. Потратить десять процентов, когда у меня их всего четырнадцать?
Это безумие. Я превращаю пять дней медленного угасания в два дня агонии. Любой стратег назвал бы это смелым ходом, но чертовски опасным.
Но что такое пять дней пассивного ожидания конца? Это медленная капитуляция. А я не привык проигрывать. В прошлой жизни я всегда ставил всё на кон в решающий момент. И побеждал. Привычки не меняются, даже если ты сменил мир и тело.
Лучше сгореть за два дня в попытке вырваться, чем тлеть пять дней в безнадёге.
Я встал в центр круга и начал ритуал. Некромантская сила откликнулась охотно, словно радуясь возможности проявиться.
— Тенью Полуночи и Костью Рассвета, — слова лились сами, древние, как мир. — Я призываю тебя, верный слуга. Откликнись на зов хозяина!
Сосуд внутри заледенел. Жива хлынула из него рекой, питая ритуал. Десять процентов утекли за несколько секунд.
Воздух в центре круга задрожал. Появился призрачный контур, который начал обретать плоть. Или то, что от неё осталось.
Скелет ящерицы размером с крупную кошку материализовался передо мной с тихим стуком костей о бетон. Пустые глазницы вспыхнули тусклым зелёным огнём. Костяная пасть приоткрылась в подобии улыбки.
Нюхль. Мой последний шанс.
Я пошатнулся, опираясь рукой о пыльную стену. Перед глазами на миг поплыли тёмные пятна. Сосуд показывал четыре процента. Четыре! Это едва ли полтора дня жизни.
— Слушай меня, старый друг, — прохрипел я, голос сел от слабости. — У нас нет времени. Совсем нет. Мне нужен умирающий. Срочно. Не просто больной, а тот, кто стоит на самом краю. Ищи!
Нюхль наклонил свою костяную голову, его зелёные огоньки глаз непонимающе моргнули. Он сделал несколько шагов по кругу, поводил черепом из стороны в сторону, совершая абсурдное для существа без носа действие — он принюхивался.
Прошла секунда. Две. Пять. Ничего.
Он остановился, посмотрел на меня и виновато развёл передними лапами, словно говоря: «Извини, хозяин, пусто».
— В смысле «ничего»? — прошептал я, не веря. — Как ничего⁈ Это «Белый Покров»! Элитная клиника! Здесь сотни пациентов! Кто-то должен умирать!
Четыре процента. Полтора дня жизни. И фамильяр оказался бесполезен…
Глава 5
Тишина в каморке была почти абсолютной, нарушаемая лишь гудением старой люминесцентной лампы и тихим стуком когтей по бетону.
Нюхль, мой только что призванный фамильяр, растерянно топтался рядом. Он периодически тыкался своей маленькой костяной мордой в разные углы комнаты, обнюхивая ржавые каталки и стопки старых карточек, словно надеясь, что смерть — это что-то материальное, что можно найти за швабрами или под ветхим матрасом.
— Знаешь, Нюхль, — обратился я к скелету ящерицы, и мой голос прозвучал в мёртвой тишине неестественно громко. — В моей прошлой жизни ты был произведением некромантского искусства. Легендой. Ты находил мне целые армии мертвецов. Помнишь битву при Костяных Холмах? Ты учуял некрополь за пятьдесят лиг, под тремя слоями защитных заклинаний. А помнишь того лича-отступника? Ты нашёл его след через три проклятых болота! А теперь не можешь найти одного-единственного умирающего в больнице, которая буквально набита пациентами. Это профессиональная деградация или у тебя костяной насморк?
Нюхль обиженно цокнул челюстью. Звук получился сухой, как щелчок старых кастаньет. Он топнул задней когтистой лапкой, выпрямился, принимая свою любимую комичную позу суриката, и укоризненно посмотрел на меня своими пустыми глазницами.
Зелёные огоньки внутри них на мгновение потускнели от обиды. Затем он демонстративно отвернулся и начал «чистить» несуществующую чешую на своём костяном хвосте, всем своим видом показывая, что он оскорблён до глубины своей костяной души.
Я вздохнул. Четыре процента. При экономном расходе — это полтора дня. При активном движении, которое мне предстояло — и того меньше. Нужно было действовать, а не вести светские беседы с реанимированной ископаемой ящерицей.
— Не дуйся, — я поднялся на ноги, отряхивая белый халат от меловой пыли. — У всех бывают неудачные дни. Даже у костяных фамильяров с пятисотлетним стажем. Прости, я погорячился.