Волконский, разумеется, с самодовольной ухмылкой отправился в элитное диагностическое отделение. Варвара, с облегчением выдохнув, была определена в терапию. Фёдора, к его бурной радости, взяли в неврологию. Он победно вскинул кулак и подмигнул мне.
— Пирогов Святослав… — Морозов сделал паузу, отрывая взгляд от планшета и глядя прямо на меня. Через весь зал. Смотрел на меня с настороженностью учёного, изучающего опасный образец. Он что-то знал. Или подозревал. — Учитывая ваши… специфические способности к работе…
Ах да. Инцидент с Крюковым. Слухи в этом мирке распространяются быстрее чумы.
— А также… неоднозначность вашей персоны… — он специально оттягивал результат огласки, наслаждаясь моментом, давая толпе переварить информацию.
По залу прокатился тихий, но отчётливый шепоток. Я чувствовал на себе десятки взглядов — любопытных, злорадных и даже сочувствующих.
— Вы направляетесь в патологоанатомическое отделение. Испытательный срок — три месяца.
Морг.
Он. Отправляет. Меня. В морг.
И то, видимо, только потому, что не может не взять меня после успешного прохождения всех испытаний.
Твою мать! Мёртвые не испытывают благодарности! У трупов нет жизни, которую можно спасти. Как я буду наполнять Сосуд⁈
Глава 4
Ледяной холод проклятия сжал грудь железными тисками, выбивая воздух из лёгких. Я мысленно заглянул внутрь. Семнадцать процентов. Остаток после всех испытаний.
— Есть вопросы? — Морозов смотрел на меня с лёгкой, едва заметной усмешкой хищника, загнавшего жертву в угол.
Злость — это роскошь, которую я не могу себе позволить.
— Никаких вопросов, — ровно ответил я. Голос не дрогнул.
Мысли метались, как крысы в горящем амбаре. Нужно что-то придумать. Прямо сейчас. Иначе через две недели я сам окажусь на одном из этих секционных столов, и какой-нибудь магистр Крюков будет лениво ковыряться в моих внутренностях.
— Распределение окончательно, — добавил Морозов, словно читая мои мысли и отрезая все пути к отступлению. — Обжалованию не подлежит. Завтра в восемь утра явитесь к доктору Мёртвому.
Доктор Мёртвый в морге. Оригинально. Что дальше? Доктор Живой в реанимации? Доктор Пьяный в наркологии? Доктор Весёлый в психиатрии? Местная система именований напоминала мне дешёвый водевиль.
После объявления ко мне подошёл Фёдор. Его обычная широкая улыбка померкла, на лице было написано искреннее возмущение.
— Эй, это… это же полная несправедливость! Ты классно диагностируешь, я сам видел! Тебе место в терапии, в диагностике, где угодно, но не в морге! — заявил он.
— Ничего, — я пожал плечами, изображая безразличие. — Мёртвые пациенты хотя бы не жалуются.
Он нервно засмеялся, не оценив шутку.
— Вот это настрой! Слушай, если что… Ну, если нужна будет помощь, ты только скажи. Я попробую поговорить со своим куратором, — предложил он.
— Спасибо. Но я справлюсь.
Справлюсь. Потому что альтернатива — сдохнуть. А я не планирую умирать второй раз за такой короткий срок.
Варвара прошла мимо, бросив на меня быстрый, странный взгляд. Я ожидал увидеть злорадство, но в её глазах читалось что-то другое. Что-то похожее на… облегчение?
Видимо, она рада, что опасный свидетель, призрак её прошлого, отправится к мертвецам, где ему, по её мнению, самое место.
Не радуйся раньше времени, дорогая. Я ещё вернусь. И выясню, что именно вы сделали с прежним владельцем этого тела.
Выходя из футуристического здания клиники, я вдохнул прохладный вечерний воздух. Огни Москвы уже зажигались, превращая город в россыпь далёких, холодных звёзд.
Ирония, достойная богов — некромант, который не может работать с мертвецами. Это как повар, которому запретили готовить, или палач, которого заставили лечить. Хотя, постойте… я ведь теперь именно это и делаю. Проклятие, у тебя извращённое чувство юмора.
Морг — это катастрофа. Но не конец.
Во-первых, в морг привозят не только давно умерших. Иногда поступают те, кто умер считанные минуты назад. Теоретически, я могу…
Нет, глупость. Воскрешение — даже самое простое — привлечёт слишком много внимания.
Во-вторых, патологоанатомы иногда консультируют по сложным случаям, помогая поставить диагноз живым. Если я проявлю себя как блестящий диагност, возможно, меня заметят и переведут… Слишком долго. У меня нет времени на «возможно».
В-третьих…
Я остановился посреди тротуара.
А что если…
Морг — это не только мёртвые. Это также место, куда приходят живые. Родственники для опознания. Следователи, расследующие подозрительные смерти. Другие врачи за консультациями. Студенты на практику. И если кто-то из них окажется при смерти… Если у кого-то из них случится сердечный приступ от горя, или на следователя нападёт преступник, или студент-недоучка отравится формалином…
Шансы малы. Но они есть.
План был рискованным, отчаянным. Но у меня не было выбора.
Сосуд внутри холодил душу, напоминая о тикающих часах. Я мысленно пересчитал: три процента в день уходит на поддержание этого тела. Значит, у меня есть пять дней. Максимум шесть, если я буду экономить силы и не двигаться.
Но лежать трупом в ожидании смерти — не мой стиль. Даже когда я БЫЛ трупом.
За это время я должен найти способ перевестись в другое отделение. Или найти умирающих среди живых посетителей морга. Или…
Проходя мимо клумбы у входа, я заметил дохлого воробья в кустах. Инстинктивно потянулся некромантской силой — и ничего. Пусто. Но где-то в глубине мелькнула искра отклика. Ещё рано. Но когда-нибудь…
Нужно было экономить каждую крупицу Живы, поэтому я направился к ближайшей станции метро. Спуск по гулкому эскалатору был похож на погружение в другой мир — мир шума, спешки и тысяч переплетающихся судеб.
Поезд прибыл с грохотом, двери с шипением разъехались, и я вошёл в вагон, стараясь занять место в углу, подальше от самых оживлённых групп. Стоять неподвижно было энергетически выгоднее.
К тому времени, как поезд доехал до моей станции, у меня в голове уже был готов предварительный план действий. Он был рискованным, отчаянным и имел мизерные шансы на успех, но это было лучше, чем пассивное ожидание конца. Я вышел из метро, чувствуя, как напряжение последних часов превращается в холодную, злую решимость.
Дом на Малой Бронной выглядел респектабельно — трёхэтажный особняк из тёмно-красного кирпича с изящными коваными балконами. Но знающий человек, тот, кто умел смотреть, а не просто видеть, сразу бы заметил признаки, выдающие истинных хозяев.
Тяжёлые, зачарованные на прочность решётки на окнах первого этажа. Тонкие руны защиты, вплетённые в узор чугунной ограды. И двух крепких молодцев у входа, которые лениво «вышли покурить», но их взгляды сканировали каждого прохожего, а под полами длинных пальто угадывались рукояти кое-чего посерьёзнее перочинных ножей.
Один из них — Гришка по прозвищу Костолом, которому я в прошлый раз вправлял раздробленную кисть, узнал меня и лениво кивнул:
— Лекарь вернулся. Проходи.
«Лекарь». Для них я просто полезный инструмент.
Человек, который штопает их людей после разборок, не задавая лишних вопросов. Это было взаимовыгодное сотрудничество. Они получали анонимную медицинскую помощь, я — крышу над головой и относительную безопасность.
Моя комната на втором этаже была обставлена просто, но качественно. Массивная дубовая кровать, которая не скрипела, тяжёлый письменный стол, вместительный шкаф, даже небольшой диван, обитый тёмно-зелёным бархатом.
Всё чистое, добротное, но абсолютно безликое — как в недорогой гостинице, где ещё не успел поселиться постоялец.
Единственное, что выдавало присутствие жильца — горы медицинских учебников. Они были повсюду: на столе, аккуратными стопками на полу, даже на широком подоконнике. «Анатомия человека», «Основы диагностической магии», «Патологическая физиология».
На столе, среди раскрытых книг, лежала визитка. Черный, как сама ночь, картон, тиснёные золотом буквы: «Павел Чернов». Для своих — Паша Чёрный Пёс. И короткая приписка от руки синими чернилами: «Только в экстренных случаях».
Глава клана собственноручно оставил визитку. Значит, ценит.
В прошлый раз я вытащил его племянника буквально с того света после неудачной стычки с конкурентами. Парень истёк бы кровью за пять минут, но я успел. Благодарность таких людей — вещь полезная, но опасная. Она всегда имеет свою цену.
Я сбросил пиджак и сел за стол. Открыл ближайший учебник — «Топографическая анатомия».
«Печень расположена в правом подреберье, проецируется на переднюю брюшную стенку…» Да знаю я, где печень! Я разбирал тысячи трупов, от гоблинов до драконов! Но нужно было изучить местную терминологию, запомнить их классификации, чтобы не выдать себя какой-нибудь глупой оговоркой.
Через час чтения буквы начали расплываться. Тело требовало отдыха. Я перешёл на диван и попытался медитировать — старая некромантская техника для замедления метаболизма, сохранения энергии.
Дыхание. Вдох на четыре счёта, задержка на семь, выдох на восемь. Замедлить сердцебиение. Остановить лишние, паразитические движения. Каждый сэкономленный вдох — это лишняя минута жизни.
Я лёг в кровать, продолжая считать. Шестнадцать процентов. К утру будет четырнадцать. Первый день в морге должен быть продуктивным, иначе…
Иначе через неделю какой-нибудь другой патологоанатом будет вскрывать моё тело и удивляться странной энергетической аномалии в районе души. С этой обнадёживающей мыслью я провалился в сон.
Утро встретило меня серым светом, пробивающимся сквозь неплотно задёрнутые шторы. Первым делом — проверка.
Я закрыл глаза. Четырнадцать процентов. Прогноз сбылся с математической точностью. Проклятие работало как швейцарские часы.
Я быстро собрался. Никакого завтрака — переваривание пищи тоже отнимает энергию. Только стакан холодной воды. В зеркале на меня смотрел бледный молодой человек с тёмными кругами под глазами. Вид у меня был подходящий для новой работы. Почти как у одного из моих будущих клиентов.