Но она взяла меня с собой.
Семейство Холд, как это ни удивительно, проживало вовсе не в столице. Вернее, отец-то их жил по большей части именно там. А вот его жена, госпожа Диана, вместе с младшим братом Элизабет, жили относительно рядом с нашим колледжем, в городе с дурацким названием Южный. Никакой фантазии…
Мама Лиззи радушно встретила нас, в отличие от брата. Николас, или Никки, как его звали дома, был болезненным ребенком и почти не говорил, а ведь ему было девять. Несмотря на это, мы с Элизабет часто брали его с собой, на прогулки и в комнату. Он нам не мешал, мы ему тоже, а госпожа Диана была счастлива, что младший и любимый сын не один. Они всей семьей не теряли надежду на выздоровление ребенка.
На территории усадьбы был пруд, в нем даже водились караси. Мы, нарядившись в шорты и шляпы, ходили туда рыбачить. Из меня и Лиззи рыбачки были так себе, зато у тихого Никки всегда было полное ведро. В общем, он был у нас кем — то вроде котенка. Ходит рядом, особого внимания не требует. Еще и молчит. Только не погладить — он не выносил чужих прикосновений. Даже материнских.
За всё лето отец Лиззи появился в доме лишь один раз. Высокий, кареглазый и темноволосый, как и дочь, он произвел на меня неизгладимое впечатление. Настолько неизгладимое, что в ответ на его приветствие я не смогла и рта раскрыть. Только хлопала глазами и тряслась как осиновый лист, так испугалась. Господин Николас Холд-старший, кажется, сказал что — то про наш лес, но я мало, что поняла из его слов. Он даже на день рождения дочери не приехал. Но я совершенно по этому поводу не расстроилась.
На пятнадцатилетие Лиззи её мама пригласила, о ужас, клоунов. Ей богу, лучше бы гостей пригласили… Мы с подругой недоуменно смотрели на Бима и Бома, а Никки впервые за это лето разревелся. Клоунов пришлось выгнать, торт есть вдвоем, потому что госпожа Диана ушла из-за стола вместе с сыном.
— Плохая это была идея, — заметила я. — Хотя под макияжем Бима было вполне себе симпатичное лицо.
— А под трико у Бома отличные мускулы, — задергала бровями Лиззи.
Всё же я действовала на неё разлагающе. Или она на меня, кто знает?
А какой у них был дом… Пять этажей, огромные колонны на входе, повсюду картины, а в бесконечных коридорах можно заблудиться. Да уж, не чета нашей развалине. Хотя свою развалину я всё равно любила. Ведь за крепостью стоял лес. И как же сильно я по нему скучала.
Каникулы закончились, мы вернулись в пансион прямо накануне моего дня рождения. Родители прислали мне факс (а это не так-то просто, ближайшая почта была за много километров от нас, бедная Морковка!), братья пририсовали внизу картинку — я в короне и платье. Они знали, о чем мечтает сестрица! Лиззи подарила мне кольцо и серьги. Я была абсолютно счастлива.
Второй год обучения прошел почти так же, как первый. Спокойно и немного скучно. Начитавшись романтических книг, а так же насмотревшись фильмов околоподобной тематики, мы страдали от отсутствия в нашей жизни мужчин. Именно мужчин, нам же было почти по шестнадцать, и, как у всяких взрослых и вполне сформировавшихся женщин, наши фантазии не могли занять юноши помладше. Но вокруг не было ни тех, ни других. Старого дворника и престарелых преподавателей мы в расчет изначально не брали. Когда подошло время каникул, и я уже который день караулила свой обещанный факс, мы с Элизабет договорились, что непременно заведем себе этим летом поклонников, чтобы было что обсуждать весь следующий год. Лиззи уехала, а мне пришла весточка от тети Анны. Мама заболела, и все наши деньги ушли на лекарства.
Это было ужасное лето хотя бы потому, что вместо поклонника, у меня завелись прыщи.
Зато я подружилась с оставшимися на лето двумя воспитанницами — Кэти и Мэри. Не сразу, конечно, — сначала — то мы подрались. А потом в колледж вернулась Лиззи, посмотрела на мою симпатичную, в кавычках, физиономию и заявила:
— Красота — страшная сила!
— Страшная-страшная, — согласилась я, — знаешь, какой у меня теперь отработанный удар левой? — и я выразительно помахала кулаком прямо перед её лицом. Через пару дней в колледж приехала посылка с чудо кремом от госпожи Дианы. Прыщи у меня прошли. А поклонник, о котором мне взахлеб рассказывала Элизабет, оказался выдумкой. Враль из Лиззи был никакой. А всё потому, что вымышленный страстный мужчина её мечты никак не мог определиться с собственным именем. Каждый раз представлялся по-разному.
Мы исправно учились, Элизабет потому, что не могла разочаровать отца, я так просто от скуки, а вернее от тоски. С каждым годом наш лес снился мне все чаще и чаще. Доходило до того, что просыпаясь, я долго не могла определиться, где сон, где явь. Густой воздух, наполненный ароматом шишек и преющих игл, грибов и ягод. Барабанная дробь дятла, звук ломающихся от медвежьих лап веток и солнце, проникающее сквозь кроны деревьев — всё это я ощущала каждой клеточкой тела. Иногда, даже чесалась, будто бы искусанная вездесущими мошками.
На уроках истории мы дошли до Эдинбурга. Наш лес значился на карте Валийской Империи как геомагнитная аномалия. Хорошо известный мне, как жителю провинции факт. На территории Эдинбурга редкая техника не выходила из строя. Навигация так не работала в принципе, а компас крутился в разные стороны, как пьяный. Выяснили это имперские военные, первый и единственный раз направленные в наш лес императором незадолго до моего рождения. Цель их была развенчать миф об опасном северном Эдинбурге, да только вышло ровно наоборот. После завершения этой экспедиции на посещение нашего леса без особого на то распоряжения императора и сопровождения Бонков, был наложен официальный запрет, а отряд недосчитался троих…
И еще мы были в составе Империи на особых полномочиях — практически автономны. Наиболее интересным было то, что у Эдинбурга фактически не было хозяина. А были только мы — Бонки. Лесники.
Наши денежные проблемы по-прежнему были неразрешимы, однако родители находили возможности выбраться из Эдинбурга до ближайшего городка соседней провинции — до Серебряных рудников. Там был телефон, и они звонили раз в несколько месяцев. Поочередно. Мама, папа, а потом и Ральф с Рэндольфом.
До окончания колледжа я еще трижды гостила в семействе Холд. Ничего не менялось в поместье, тот же пруд, чудесная госпожа Диана, вечное отсутствие хозяина дома (в эти визиты я его не видела), те же слуги, никаких новых лиц, разве что тихий Никки становился год от года выше ростом. Наверное, пошел в отца. Он отрастил длинную челку, и теперь ходил, занавесив лицо. Разглядеть на кого он походил тогда больше, на отца или мать, было невозможно.
Несмотря на то, что семья была далеко, я не чувствовала себя несчастной. Мама Лиззи приняла меня как родную и искренне заботилась. Я привязалась к семейству Холд, забывая о том, что без господина Николаса, Холд семьей не являлись. Никки не заговорил, напротив, редкие слова перестали срываться с его губ. Мальчик окончательно замкнулся.
И только перед тем, как ему должно было исполниться четырнадцать, когда встал вопрос о дальнейшем обучении младшего из Холд, мы узнали его диагноз.
Никки был гением.
Незадолго до рождества госпожа Диана позвонила в колледж и сообщила Элизабет о результатах теста младшего брата. Его интеллект не просто не подлежал сомнению, Николас решал задачи быстрее любой машины и мог с точностью до последнего цента предсказать стоимость акций на бирже.
Мог, но не хотел. Никто по-прежнему не мог достучаться до мальчика. Но отец гордился сыном. С таким стратегом ему не страшны были никакие войны.
Если Николас младший решился бы ему помочь, конечно.
Глава 2
Это была последняя зима, которую мы с Лиззи должны были провести в колледже. Нам было по девятнадцать лет. Старший курс традиционно отпускали на рождество домой, и госпожа Диана пригласила меня в поместье. За несколько дней до предполагаемого отъезда мама Элизабет по большому секрету сообщила нам о готовящемся приеме по случаю праздника и о приглашенных отцом гостях, в числе которых должны были быть молодые мужчины. Мы не могли ни есть, ни пить, так ждали этого дня.
— Наденешь ты, Лиззи белое платье, — говорила я. — Туфли к нему обуешь, вот на таком каблуке! — и я наглядно продемонстрировала подруге насколько выше по-моему мнению она станет казаться. — И тут на встречу он.
— Плешивый старый министр экономики, — закончила за меня Элизабет.
— Если не будешь разиней, и наденешь платье нужной длины, то может и не министр.
— А кто? — заинтересовалась подруга.
— Его сын! — обрадовала её я.
Сыновей министров госпожа Диана нам не обещала, но это вовсе не мешало нам о них мечтать.
Длинный черный автомобиль встретил нас у вокзала. Мама Лиззи была тут же. После радостных объятий и поцелуев мы обе были перемазаны красной помадой, и обе получили подарки. Два огромных бумажных пакета с платьями для будущего торжества. Элизабет, не дожидаясь дома, вытащила на свет длинное красное платье.
— Вау, — только и сказала подруга.
— Так что там с сыновьями министров? Может, на кого повыше нацелимся? — пошутила я.
— А-то! — засмеялась Лиззи. — Императорский сынок почти наш ровесник. В самый раз подойдет.
— Ну вас, глупые! — замахала руками Диана. — Упаси Господь нашу семью от такого внимания. Ана, открывай подарок! Неужели тебе не интересно?
— Очень интересно, — честно призналась я.
Мне госпожа Холд выбрала короткое, по колено, черное кружевное платье с пышной юбкой. Ничего красивей я в жизни не видела.
— Я подумала, черный подчеркнет твой цвет волос, — залепетала женщина.
Растроганная её вниманием я и слова вымолвить не могла. Только гладила рукой чудесную ткань, силясь не разреветься. Любовь, которой окружила меня эта женщина, немного примирила меня с невозможностью встречи с родителями. И всё же я отдала бы все имеющиеся у меня подарки Холдов, только чтобы хоть день провести с семьей.
Мы непременно пошли бы в лес…