— Мун Ли рассказала о проклятье, что всюду с Вами. И о том, что избавить Вас от него можно лишь принеся большую плату. Вот только, для меня она оказалась непосильной. Хотя, я мог бы, наверно, заложить нефрит…
Госпожа взглянула на слугу, прося того отойти подальше. И когда мужчина выполнил приказ, с улыбкой взглянула на юношу:
— Это неправда. — коротко призналась она.
— Значит, все слова Мун Ли – ложь? — мир Сяо Ту вконец рухнул. Что же такое творится, раз хороших людей вот так обманывают, и средь бела дня, в приличном заведении, желают обокрасть?!
— Не все. — мягко поправила госпожа. — Наш дом, действительно, во власти энергии несчастья. — поскольку юноша стоял на две ступени ниже, она слегка наклонилась: — Господин Ши – нечестный человек. Всякий день он притворялся добрым хозяином, в итоге разоряя пришедших к нему бесхитростных людей. Я надеялась, что, наслав несчастье, заставлю его одуматься. Но он лишь больше прежнего обозлился. Таких людей не исправить. Потому, пусть его богатство скудеет, а дом становится совсем пуст и рушится.
— Но как же Вы…? — в глазах юноши читалась неподдельная тревога и переживание за эту, почти незнакомую, но, с теплотой и добром к нему отнёсшуюся, женщину.
— Меня спасать нет нужды, добрый юноша. Я в силах спасти себя сама, — госпожа вновь улыбнулась: — Стоит только пролиться солнечному свету на талисман несчастья, и дом снова будет процветать. Гадатель, и впрямь, был проходимцем. Однако, благодаря моим скромным знаниям, я почти что безошибочно определяю по истине ценные предметы, и некоторые из них вымениваю. Потому, береги эту подвеску. Многие пожелают ею завладеть. Помни, ничто в нашей жизни не бывает спроста. Раз демон сам надел на твою шею талисман, являющийся против него оружием, значит, что-то он задумал. А потому, думаю, обязательно вернётся.
— Спасибо! — вновь склонился Сяо Ту и, опомнившись, добавил: — Я верну рубашку Вашего слуги…
— Не нужно. У грамотного и доброго человека, несущего пользу, должно быть намного больше, чем старая одежда.
Писарь снова молча поклонился, разогнув спину только тогда, когда госпожа уходила назад, к злополучному гостиному дому.
Юноша ещё долго смотрел, как грациозно уплывает от него кто-то, пусть на одно утро, но ставший ему близким. И теперь его покинувший, оставив Сяо Ту вновь одиноким в этом огромном, мрачном и неприветливом городе.
Он осмотрелся по сторонам, ища свой письменный ящик. Итолько сейчас осознал, что не забрал его из дома господина Ши. А ведь это важная для всякого странствующего писаря вещь.
Но возвращаться вовсе не хотелось.
Поистине, проклятое место! Нигде раньше юноше не попадалось сразу столько нечисти! И дело вовсе не в злых духах.
«Такие же коварные, как лисицы», — снова опускаясь на ступени, чувствовал обиду Сяо Ту.
Отчего все так старательно у него, голодранца, пытаются отнять последнее? Неужто все несчастья, постигшие простого писаря в столь короткое время, связаны с куском драгоценного и, по-видимому, проклятого камня на его шее?!
Сяо Ту приложил руку к груди, где за тканью надёжно был спрятан амулет:
«Вот он – настоящий талисман несчастий», — подумал юноша. — «Да будь он проклят вместе с городом!» — писарь решительно встал, чтобы наконец от своего хомута избавиться: — «Если демон и вернётся, то пусть уж не ко мне!».
Целенаправленно и широко шагая, Сяо Ту снова оказался на улице с лавкой ювелира.
— …Помню тебя. — Торговец исподлобья смотрел на писаря, крутя в руках переданную ему нефритовую подвеску.
— Согласен на твою цену, господин! — радостно сообщил Сяо Ту, — Пятьдесят серебром!
— Так, то было прежде. — отложил в сторону бесценное украшение лавочник.
— И сколько же дашь теперь? — с опаской поинтересовался писарь.
— Двадцать пять.
— Двадцать пять? — ошарашенно переспросил юноша, и даже покрутил своё ухо: правильно ли он расслышал?
— Всё верно. Двадцать пять. — расслабленно повторил лавочник.
— Но как же такое возможно, — возмутился писарь, — Всего лишь вчера ты мне обещал пятьдесят, а сегодня, — он быстро пересчитал на пальцах: — ровно в половину меньше!
— Товары дорожают, а монеты дешевеют, — философски рассудил старик.
— Но, чтобы так быстро! Ты меня не обманешь, господин?
Сяо Ту потянулся было за нефритом, но торговец хлопнул по подвеске рукой, отодвинув ту ещё дальше:
— Ты можешь отказать мне и пойти в другую лавку. Но тогда по твою преступную душонку я сразу же позову стражу.
— Я не вор! — справедливо возразил юноша.
— Так докажи.
А доказательств у писаря, и впрямь, не было. Как же убедить судью в том, что он стал жертвой обстоятельств и злобного демона? По чьей вине Сяо Ту провёл в холодном лесу весь остаток дня и ночь, не имея возможности согреться? Как объяснить, что сей дорогой подарок он получил безвольно? А теперь, не зная, как его вернуть, ещё и продаёт?
— Двадцать. — словно гром, утвердил лавочник.
— Как?! — щёки и уши Сяо Ту налились красным. Он чувствовал жгучую несправедливость, но ничего поделать с этим не мог, как тогда, в ночном лесу, лёжа неподвижно…
— Долго думаешь. — объяснил торговец.
— Хорошо! Хорошо! Двадцать.
— Восемнадцать.
— Господин, постойте! — замахал руками Сяо Ту, — Зачем же Вы так со мной! Я же не преступник! — на глазах юноши даже проступили слёзы. Как можно быть настолько жестоким к честному и хорошему человеку?! — Вы же и без того берёте за бесценок…
Старик ещё раз взглянул на юношу:
— Хорошо. Двадцать.
Из-под прилавка торговец достал шкатулку, отсчитав из неё две связки серебряных монет.
Сяо Ту же, вытирая слёзы, думал, что продай он амулет вчера, сегодня бы имел возможность сдать экзамен, да, к тому же, ещё и долго безбедно жить. А теперь этих денег ни на что не хватит.
Хотя, он всё же сможет вернуться домой, пусть даже не исполнит мечту стать писарем…
Однако, когда торговец протянул было ему деньги, в лавку вошел молодой мужчина неопрятного вида, с отливающим рыжим густой капной на голове, широкими бровями и носом, и глазами хищной птицы. Одетый в поношенную рубаху с разноцветными лентами на рукавах, похожий на ремесленника или даже разбойника.
Смерив торговца и странствующего писаря оценивающим взглядом, он обратился ко второму:
— Ты чего это удумал?
[И1]Баоцзы (包子) – паровая булочка с начинкой, преимущественно мясной, иногда овощной. Обычно подаётся на завтрак.
[В.К.2]Детали этой красоты? Как выглядит зал? Как украшен? Какие столы там, возможно, стоят. Какие полы и стены? Может быть, там колонны есть или еще что?
Читатель должен увидеть «красоту», наглядно представить ее.
[И3]Пипа (кит. упр. 琵琶, пиньинь pípá) — традиционный китайский щипковый четырёхструнный музыкальный инструмент, схожий с лютней.
Глава 5
Глаза Сяо Ту расширились от испуга – он вспомнил этого человека!
Сам от себя того не ожидая, юноша схватил не предложенные торговцем деньги, а амулет, выставив его перед собой:
— Спасайся, господин! Это демон! — прокричал Сяо Ту.
На что вошедший только повёл плечом, а старик, нисколько не поверив, обошёл прилавок и, подойдя к юноше, принялся того отчитывать:
— Если не хочешь продавать, так и скажи! Чего ради, покупателей мне распугиваешь? Я тебе доброту свою явил – цену повысил, а ты, неблагодарный, ещё и на людей клевещешь!
— Клянусь, господин, этот демон мне на шею амулет и надел!
— Да что ты с «демонами» заладил?! — возмутился торговец, подходя к прибывшему гостю: — Простите, господин, — зальстил он, — Прошу… Вы продать или купить? Я покажу Вам самое ценное!
— Вы что, — удивился Сяо Ту, — не видите, что перед Вами вовсе не человек?
— Из какой ты глуши, подлец? — шикнул на него торговец, — Демонов нет! Всё это сказки!
— Так вот же он! — пытался достучаться до здравого смысла лавочника писарь.
А тот, в свою очередь, взывал к здравому смыслу юноши:
— Забирай деньги и уходи! Сумасшедший! Демоны – не более, чем вымыслы и байки необразованных крестьян! И если продолжишь, то ты и впрямь умалишённый, а таким в Интяне не место! — и, засуетившись, вернулся за прилавок: — Прошу сюда, — опять он обратился к гостю, — по Вам сразу видно, что Вы состоятельный господин, потому необходимо подобрать Вам особое украшение…
Принявший приглашение демон, сравнявшись с пятящимся к прилавку Сяо Ту, попытался ухватить подвеску, по-прежнему находящуюся в вытянутой руке писаря, но тот вовремя её завёл за спину.
— Господин, — вмешался лавочник, — эта подвеска бесценна! Она привезена с горы Цинчэншань! Если надумаете брать, уступлю за сто серебряных.
— Сто? — обернувшись на торговца, хором переспросили писарь и демон. Кажется, такая наглость обескуражила даже последнего!
— Так, давай сюда, — с раздражением, кряхтя, потянулся к нефриту лавочник.
Однако, писарь и в этот раз ускользнул, шагнув в бок.
— Ты что же делаешь?! — возмутился старик. — Я этот амулет купил!
— Ты хотел купить его за двадцать, а продать за сто! — обличил нечестного продавца юноша.
Торговец неловко улыбнулся:
— Ты сам сторговал до двадцати. Кто же виноват в том, что ты плохо торгуешься?
— Но вчера ты предлагал мне пятьдесят!
— Что я могу поделать? Подлинное серебро скудеет на глазах и встречается всё реже! Оттого, у меня его попросту нет!
— Господин демон, — обратился к тому Сяо Ту, — если готовы заплатить лавочнику сто серебряных, лучше дайте мне тридцать, и я Вам амулет верну.
— Ты продаёшь мне мою же вещь? — демон скрестил руки на груди. Казалось, он был поистине обескуражен человеческой жадностью. Происходящее его забавляло. Хотя, не стоило забывать, что он – злой дух.
— Я провёл ночь в бамбуковом лесу! Совсем обездвиженный! — жалуясь, напомнил юный писарь, — Чуть было не умер от страха и голода!
Однако, заметив горящие пламенем глаза, чуть присмирел: