Ответные взгляды, которые они на меня бросают, даже заставляют немного поежиться; в них и уважение, и благодарность, и даже какое-то мистическое почитание, как будто я не человек из плоти и крови, а какое-то сверхъестественное существо – бог войны там, или, как говорили в том прошлом для нас мире, богоравный герой. Такая оценка – это слишком большая честь, и еще большая ответственность. Ну не чувствую я в себе ничего такого божественного – и все тут. Хотя возможно, что появившееся после того заклинания ощущение постоянной мысленной связи между мной и ими – это и есть один из признаков такой сверхъестественности. А из-за того, что более тысячи из находящихся со мной на связи боевых лилиток тяжело ранены, я чувствую их боль почти так же, как если бы это у меня были отсечены руки и ноги, вспорот живот и разбита голова. Меня успокаивает только то, что лечением этих малых частиц, тоже составляющих часть меня, занимается наш лучший лекарь Лилия, и в помощь ей имеется магический фонтан, а также чудесные лекарства из мира контейнеровоза.
Единственное, чего я боюсь – это то, что, узнав о такой плотной связи с этими женщинами, Елизавета Дмитриевна начнет меня к ним ревновать или потребует, чтобы я тоже вошел с ней в такой же постоянный ментальный контакт. И так, за небольшими исключениями, большая часть моих подчиненных – именно женского пола, и все они ведут себя так, как будто влюблены в меня до смерти, и будто я женат именно на них, а не на своей законной жене. Но и законная жена тоже должна понимать, что в первую очередь самолеты, то есть дело – а все остальное уже потом.
Кстати, наши амазонки нашли на поле боя и принесли мне тот самый тесак, которым местный маг в самом начале сражения хотел зарубить тех двух несчастных лилиток. С первого же взгляда на этот сильно изогнутый клинок односторонней заточки из темной бронзы становилось понятно, что это не мое. Веяло от него, знаете ли, чем-то таким потусторонним, смертельно вампирьим; и еще мне на мгновение показалось, что этот клинок изготавливали отнюдь не человеческие руки. Спросить, что ли, у Гефестия, как-никак он специалист. Но Гефестий не понадобился – меч опознала Зул бин Шаб, в самые интересные моменты ненароком всегда оказывающаяся поблизости.
– Наших мастеров работа, – сказала она восхищенно-благоговейным полушепотом, рассмотрев и чуть ли не обнюхав клинок, который я держал в своих руках, – они и вложили в него три сильнейших заклинания: первое – выпивает жизнь убитых этим мечом врагов и отдает их силы своему хозяину, второе – одевает клинок в рубашку из плазмы, и, если хозяин этого меча архимаг или полубог, может создать истекающий с острия плазменный поток длиной в несколько сотен шагов, третье – делает владельца этого меча неуязвимым для стрел, которые сгорают, не долетая до него с десяток шагов. Первое заклинание из области магии смерти, а два других из магии хаоса, то есть огня.
– Странно, – сказал я, – последний хозяин этого меча был застрелен снайпером в голову, и никакое заклинание его при этом не спасло.
Зул бин Шаб скептически хмыкнула, выражая всю то презрение, которое можно выразить бесхвостому и безрогому существу, которое по какому-то недоразумению является ее работодателем и прямым начальством.
– Какой же это был хозяин, – протянула она, – в лучшем случае несертифицированный пользователь, а в худшем и просто вор, взявший чужую вещь, которой он не умеет пользоваться. Из всех заклинаний на мече активировано только самое первое, а о существовании двух остальных тот придурок не имел ни малейшего представления. Да и если заклинание защиты от стрел и было бы активировано, то оно ни коим образом не смогло бы защитить своего владельца от пули, потому что та летит значительно быстрее стрелы, и не имеет легкозагорающихся древка или хвостового оперения. Кстати, кажется, я знаю, что это за меч… – ее желтоватые глаза сверкнули горделивым самодовольством, она еще немного понизила голос и продолжила торжественно и тихо, выговаривая каждое слово, – Это Дочь Хаоса, которая пропала среди миров вместе со своим владельцем, моим дальним родственником, лет пятьсот назад по вашему счету. И еще – если бы вы знали, что она думает о тех чудаках, которые держали ее в руках, пока она пребывала в этом мире, то наверное, ваши уши тут же покраснели и свернулись бы в трубочку…
– А что, – спросил я, – у этого меча еще и есть свое мнение?
– Еще как есть, – усмехнулась Зул бин Шаб, – фактически мнение – это единственное, что у них есть, и высказывают они его направо и налево. Вот твой меч Ареса – разве не своевольничает он время от времени?
– Своевольничает, – кивнул я, – но я быстро обламываю его поползновения.
– Это потому, что он просто тупой солдафон, как и его первый владелец, – уверенно заявила Зул бин Шаб, – Дочь Хаоса, напротив, девушка утонченная и весьма своевольная. Она признает тебя славным воином, интересным человеком и почти что богом, что с ее стороны очень высокая оценка; но считает, что между тобой и ей есть такое несходство характеров, что лучше всего вам было бы оставаться друзьями и при этом жить порознь. Насколько я понимаю, все это означает, что она хочет, чтобы ее новым надлежащим владельцем стал один из твоих приближенных.
– И кто же этот счастливчик? – с легкой иронией спросил я, – втайне надеясь, что меч выберет Змея, который в последнее время за глаза немного потешался над своим командиром за его несколько преувеличенное внимание к мечу Ареса.
Но мои ожидания отнюдь не оправдались, потому что Зул бин Шаб ткнула длинным пальцем с острым ногтем-когтем в сторону Кобры и произнесла:
– Если ты вручишь этот меч вон той женщине, капитан Серегин, то тогда вы с Дочерью Хаоса навсегда останетесь друзьями. В противном случае – пеняй на себя.
Ну что ж – Кобра, так Кобра; кстати, вариант получился совсем неплохой, и когда я передал ей этот меч вместе с потертыми ножнами, дополнив пожеланием того, чтобы она носила его с гордостью и честью, не опозорив нашей команды, меч впервые с того момента, как попал в нашу компанию, издал благодарный звон. Кстати, с ножнами на бедре Кобра стала еще более солидной, а если закинуть их по-восточному за спину, то более экзотичной, и мне даже хотелось присмотреться – не начали ли у нее заостряться кончики ушей.
Тогда же и там же. Бронзовый Меч-махайра по имени Дочь Хаоса.
Ух ты! За все то время, пока я находилась в этом нелепом мире, где мужики вступают в связь с мужиками (как будто для этого им не хватает прекрасных и чувственных женщин), моими Носителями были какие-то полные придурки, не умеющие отличить гарды от острия и лезвия от обуха. Для нас, изогнутых мечей односторонней или полуторной заточки, последнее очень важно; мы ведь не какие-нибудь там двухлезвийные прямые плебеи. Да и не носили нас по большей части, а держали в темноте сундука, извлекая на свет только по случаю или при крайней нужде. А иногда как извлекут, так и сама не рада, как, например, было с тем последним идиотом, называвшим себя боевым магом Мел си Хил-Деком и правителем города Ашора, который повадился рубить мною шеи ни в чем не повинным рабыням, которые к тому же были скованы заклинанием принуждения.
Почетно – сражаясь с чудовищем или героем, убить его в кровавой схватке и, выпив жизнь, запечатлеть этот подвиг. Почетно – рубя направо и налево, ворваться в самую середину вражеского строя и держаться только за счет того, что жизнь и силы притекают к Носителю через меня быстрее, чем утекают через наносимые врагами раны. Почетно – сойтись как равный с равным в честном поединке и взять чужую жизнь, при том, что ровно с таким же успехом можно было отдать взамен свою. А резать беззащитных, связанных и одурманенных, и пить их жизнь – для боевого меча не почетно ни с какой стороны.
И вдруг придурка Мел си Хил-Дека убивают, причем в тот момент, когда он собирался отрубить еще две головы; а потом прямо над моим, бессильно лежащим на каменных плитах дороги, бронзовым телом разыгрывается самое настоящее кровавое сражение с применением магии, контрмагии, лязгом мечей, копий, свистом стрел, при котором прекрасная сталь столкнулась в бою с бронзой, но победу все-таки одержали безудержный героизм и безукоризненная выучка. Я очень сожалею, что не участвовала в той битве будучи зажатой в крепкой руке Надлежащего Носителя, направо и налево раздавая и отражая удары и показывая всем, как нужно правильно сражаться.
И вот, когда все уже было закончено и жестокий бой окончательно утих, меня, несчастную сироту, подобрали две прекрасные воительницы и понесли туда, где собрались Предводители победившего в этом сражении войска. Я аж вся зазвенела от восторга. Вот это были бойцы! И даже две абсолютно штатские женщины, даже мальчик, который еще не дорос до взрослого меча – все они имели несгибаемый бойцовский дух и были готовы до конца биться за свои идеалы. Восхитительно! Никакого сравнения с теми недоделками, с какими мне в этом мире приходилось иметь дело прежде. Первым, к кому меня поднесли, был великолепный воин, Предводитель всего победоносного войска, наделенный могущественной силой, но, к сожалению, эта его сила совсем не подходила к моей натуре. В нем не было ни капли так нужного мне Хаоса, но зато звенели железные струны Порядка и… к тому же место на его бедре было занято, там нагло повис прямой двухлезвийный мужлан-ксифос, свято уверенный, что только он наилучшим образом подходит своему Носителю, и никто другой.
Ну что же – не в моем обычае спорить с разной деревенщиной, тем более, что неподалеку от Воина, полная Хаосом до краев, стояла Она – лучшая из Воительниц, которых я когда-нибудь встречала, любовь моего бронзового сердца и мед моей души. Когда Она уверенно взяла в свою затянутую в кожаную перчатку руку мою рифленую рукоять, то я сразу же затрепетала от восторга, узнав имена моей ненаглядной любви. Первое имя было Ника – то есть Победа, а второе Кобра – и означало оно смертельно опасное, ядовитое животное, от которого нет никакого спасения. Я стану твоим ядовитым зубом, моя милая; и все враги, которых я коснусь, будут умирать в страшных мучениях – это я тебе обещаю!