онечно, должна эту слабость заметить, но, поскольку она не воин, то может не придать этой проблеме того внимания, которого она заслуживает. На эту тему лучше переговорить с кем-то, кто мог бы понять всю ее важность. И я решила обратиться за советом к падре Александру, а там будь что будет.
Наш «представитель заказчика», как иронически называл его Змей, был в своей комнатке без надписей на двери и пил горячий жгуче-горький напиток, который заменяет местным кофе. Причем пил он его без молока и сахара, лишь запивая из большого стакана, полного чуть искрящейся магической воды.
– Здравствуй, Гретхен, – поприветствовал он меня наклоном головы и достал еще одну маленькую серебряную чашечку для напитка и еще один стакан дымчатого стекла для воды, – какими судьбами к старому отшельнику?
– И вовсе вы не старый, – сказала я, беря в руки чашечку с напитком, – и вовсе не отшельник. Падре, мне с вами надо посоветоваться, причем посоветоваться как с человеком, а не как с Голосом Небесного Отца. Те советы мне, может быть, тоже будут нужны когда-нибудь, но совет опытного, пожившего в вашем мире человека, самого старшего из всех русских, которого я знаю, мне очень нужен.
Священник кивнул, приглашая меня говорить, и я обстоятельно и по порядку рассказала ему все, о чем думала в последнее время.
– Падре Александр, – произнесла я в самом конце, – вы жили там, в России, в то время, и можете сказать, насколько обоснованы мои тревоги и подозрения. Я сравниваю этого молодого человека с вами, и вижу, что он такой же, и в то же время не такой, как вы.
– Вы бы, Гретхен, еще сравнили этого Василия с тем поколением, которое разгромило вторжение в Россию ваших дедов, – усмехнулся падре, – вот то были богатыри, не мы. Василий и его товарищи жили в то время, когда страна терпела одно поражение за другим и отступала по всем фронтам, но гражданам объясняли, что все унизительные соглашения с врагом заключаются исключительно для их же пользы. Врагу даже не требовалось применять военную силу, достаточно было только дипломатического давления – и разложившееся руководство страны без боя сдавало один рубеж за другим. Такая политика ведет к росту демобилизующих настроений в обществе, что потом привело к крупнейшей геополитической катастрофе двадцатого века, хотя для нас это была вторая такая катастрофа за столетие. Вот отсюда и все проблемы у твоего Василия.
– Какой ужас! – произнесла я, прижав ладони к щекам, – Скажите, падре Александр, это как-нибудь лечится, или Васья на всю жизнь останется таким ущербным?
– Он ведь тебе нравится, Гретхен? – вопросом на вопрос ответил мой собеседник, внимательно глядя на меня, и в глубине его глаз светились теплота и понимание.
– Да, – ответила я, – и я ему тоже. Но я боюсь этой его слабости, точнее, боюсь заразиться ею, если пущу это чувство в сердце.
– Жена да спасется мужем своим, а муж да спасется своей женой, – сказал священник, – это сказано в том смысле, что ты должна помочь ему суметь преодолеть эту слабость, и в этом деле ты будешь не одна. Но, как я понимаю, их там целый полк, причем его личный состав в национальном плане должен быть довольно пестрым, так что твой Вася – это еще легкий случай. С другими может быть гораздо тяжелее, вплоть до летального исхода. Так что не все тут так просто. Давай, Гретхен, пойдем поговорим с Серегиным. Торопливость, как говорится, хороша только при ловле блох, а тут, когда на кону стоят судьбы миров, надо быть вдвойне осторожными.
– Да, падре, – сказала я, вставая, – идемте. Только я сперва заберу у Лилии моего подопечного и отведу его к фройляйн Анне.
Тогда же и там же.
Анна Сергеевна Струмилина. Маг разума и главная вытирательница сопливых носов.
Как только я закончила со сканированием диких амазонок, передала их по команде вместе с заключением и вымыла руки, как в дверь ко мне постучали. Это была Гретхен, которая втолкнула ко мне в кабинет немного смущенного и раскрасневшегося молодого человека в необмятой еще форме. Когда я его увидела, то мне на мгновение показалось, что передо мной стоит мой папа – еще совсем молодой, только что поженившийся с моей мамой и верящий, что все у них будет хорошо. Нет, мой папа никогда не был офицером, но определенное сходство с папой у этого молодого человека имелось, если не во внешности, то хотя бы в жизненном настроении и рисунке ауры. Тем более что папа с мамой поженились как раз осенью восемьдесят девятого года, и ровно через девять месяцев у них родилась девочка, которую назвали Анной…
– Вот, – сказала девушка, протягивая мне медицинскую карту молодого человека, – старший лейтенант Соколов для проведения обследования доставлен.
Я кивнула Гретхен, показывая, что она может быть свободной, и указала молодому человеку на кушетку, приглашая его прилечь. Все-таки, в отличие от обследований Лилии, для меня было бы лучше, чтобы пациент оказался полностью расслабленным, а это возможно только в лежачем положении. Тевтонка вышла, а молодой человек лег, настороженно глядя на меня и сжимая в напряжении кулаки. Интересно, чем Гретхен так запугала этого Василия, и не кинется ли он на меня, если страх станет сильнее разума?
– Расслабьтесь, молодой человек, – сказала я ему, – я ваш друг и не причиню вам зла…
– Вы колдунья и собираетесь влезть в мой разум, – обвиняющим тоном произнес он, приподнявшись с кушетки, – а я этого не желаю и буду протестовать. Это неправильно и противозаконно.
Все-таки Гретхен наговорила этому Василию много лишнего. Кстати, если этот Василий так протестует, то, вероятно, в этом омуте прячутся особо откормленные черти. Не хочется лезть в его пыльный чердак, но, кажется, придется это сделать, потому что я тоже несу свою часть ответственности за благополучие нашей команды и не могу допустить в нее непроверенного человека. Мало ли что Серегин дал добро. Он видит только общую текстуру личности и проверяет ее на соответствие требованиям, предъявляемым к воинам. Но это еще далеко не все. Уж я-то знаю, что такая фобия против психологических обследований на ровном месте не возникает.
Я наскоро просмотрела анкету, точнее только ее первую страницу, где Лилия изобразила структуру напряженности биополей и контуры ауры этого молодого человека, и сразу же обнаружила признаки повреждения тонких структур в результате очень грубого и отчасти хаотического влияния, как будто несколько магов-недоучек накладывали свои заклинания, как бы перекрикивая друг друга. Ничего не понимаю, вроде бы в так называемом основном потоке, в который входит и мир этого парня, магии не должно быть по определению. Или я действительно чего-то не понимаю. В любом случае, теперь я просто обязана разобраться с этой ситуацией.
– Расслабьтесь, Василий, – подхваченным от Серегина командным тоном произнесла я, делая повелительный жест, который должен был погрузить этого молодого человека в транс. Он было дернулся, но я уже вцепилась своим взглядом в его зрачки и шагнула за порог его сознания. Первое, что я ощутила, оказавшись внутри, это громкие спорящие со скандальными интонациями голоса, то и дело переходящие на крик. Три маленьких человечка, почти что гномика, сидели прямо на полу, усыпанном выдранными из книг страницами, и вели долгий и бесплодный спор о том, кто из них самый-самый великий экстрасенс. В то же время они все трое вместе взятые и каждый по отдельности уступали любому деревенскому колдуну, призванному обеспечить своевременный полив посевов и изгнание с них саранчи. На стене, прямо напротив входа, на самом видном месте, висели портреты людей, которые раньше явно были кумирами Василия, а теперь у них были чернильной ручкой подрисованы бороды и усы, а также выколоты глаза. Эго Василия, имевшее вид побитого и заплаканного подростка, сидело в темном дальнем углу, обхватив колени руками, и мечтало о далеких мирах, о волшебных дарах, которые когда-нибудь должны были упасть ему под ноги.
– Эх, милый мальчик, – произнесла я, – далекие миры – это не всегда приятно и красиво, а волшебные дары не падают сами под ноги, за них надо драться и зачастую со смертельным исходом. Иди к Серегину – он тебя научит как.
Услышав мой голос, злобные гномики прекратили свой спор, вскочили на ноги и, потрясая кулачками, начали кричать:
– Уходи, уходи отсюда, мы здесь забили, это наше место, уходи отсюда, уходи!
В моих руках появилась швабра, которой я попробовала шугнуть маленьких наглецов, но это их только раззадорило и они, приплясывая, начали швырять в меня всякой дрянью, в основном собственным калом и комками бумаги, в которые превратились разодранные книги. Я попробовала применить отклоняющие заклинания и убедилась, что они работают, хотя это ни на йоту не приблизило меня к решению главной задачи. Для того, чтобы прибраться в сознании Василия и привести в чувство его Эго, требовалось изгнать отсюда троих маленьких мерзавцев, но они никак не хотели изгоняться.
В этот момент рядом со мной неведомо каким образом очутилась Гретхен, и ее острый меч присоединился к моей швабре, после чего маленькие мерзавцы начали громко ойкать после уколов его острием. И все-таки этот молодой человек ей нравится, раз уж она кинулась помогать мне очищать его сознание. Но в общем толку от помощи Гретхен было не много, потому что, несмотря на все свои ойканья, никуда эти маленькие негодяи не уходили, и более того, даже начали дразниться противными голосами, далеко высовывая изо рта длинные языки:
– Тили-тили тесто, жених и невеста, тили-тили тесто!
Нанеся еще несколько уколов мечом и убедившись в их бесполезности, Гретхен выкрикнула мне:
– Одну минуту, фройляйн Анна, я сейчас приведу подмогу! – и исчезла, оставив меня наедине с тремя мерзавцами и заплаканным Эго Василия.
– Сбежала, сбежала, сбежала, – завопили уродцы. – Гретька сбежала.
Но радость их была очень недолгой, потому что почти сразу же Гретхен вернулась, а вместе с ней была Зул бин Шаб, в полном боевом прикиде чертовки. В правой руке Зуля сжимала трехзубые заершенные вилы, а в левой держала большой рогожный мешок. Увидев ее, мерзавцы сразу же жидко обгадились.