Плечи Олдрена напряглись. Как и всегда в последние дни, когда Зейлан видела советника Кирана, он был одет в золотисто-бежевую форму гвардейцев. Его волосы растрепал ветер, который носился по двору, но это никак не умаляло красоты мужчины. Интересно, не заскучали ли фейри от собственного совершенства?
– Я просто спросил.
– Очень мило с твоей стороны. – Зейлан достала из клумбы свой меч.
– Почему ты не тренируешься с остальными Хранителями?
Она снова повернулась к нему:
– Нет желания.
– О! – весело усмехнулся он. – Неужели поссорились?
– Мне кажется, это тебя не касается, – проворчала Зейлан и сунула меч обратно в ножны, иначе существовала опасность того, что она вонзит оружие прямо в сердце Олдрена. А убийство советника принца вряд ли будет воспринято положительно.
– Что ты вообще здесь делаешь? Разве ты не должен быть с Кираном и целовать его королевскую задницу?
Он вздохнул:
– Я бы с удовольствием, но он бы предпочел, чтобы эту задачу взяла на себя ты.
Зейлан фыркнула, стараясь не думать о том, что под этим утверждением подразумевает Олдрен. Девушка не была ни глухой, ни слепой и знала, что нравится Кирану. Послушница заметила его интерес еще на Стене, но во время Праздника Творцов это стало еще очевиднее. Ли и остальные Хранители, правда, тоже осыпали ее комплиментами благодаря платью, предоставленному принцем, но никто из них не смотрел на нее так, как Киран. Фейри был очарован ею, как будто бы он никогда не видел ничего и никого прекраснее Зейлан, хотя сам был окружен красотой.
– Я могу тебя заверить, что Киран и все части его тела принадлежат исключительно тебе, – сказала Зейлан и, поскольку ее раздирало любопытство, спросила снова: – А если серьезно, что ты здесь делаешь? Разве тебе ничего не нужно готовить к коронации?
– Звучит так, как будто тебя и вправду интересует коронация.
Зейлан сжала руки в кулаки, но это было единственное выражение ее внутреннего состояния, которое девушка позволила себе выплеснуть наружу.
– Интересует, потому что, как только весь этот цирк закончится, я смогу вернуться к Стене.
– Понимаю. Я сам едва могу дождаться.
При этих словах Олдрен улыбнулся, но на этот раз это была не веселая улыбка, а довольная, какая бывает на губах воина после выигранной битвы.
– Значит, нас уже двое.
– Прекрасно, что мы достигли единодушия.
– Конечно, – ответила Зейлан, напряженно улыбаясь.
Не говоря больше ни слова, она повернулась на каблуках и оставила Олдрена одного среди деревьев. Девушка не испытывала желания соблюдать какой-либо этикет или правила поведения. Она поспешила во дворец, в котором теперь отлично ориентировалась, несмотря на многочисленные коридоры и лестницы. Послушница проигнорировала фейри, которые пересекали ее путь, окидывая девушку хмурыми взглядами, и ускорила шаги.
Она не имела представления, сколько пролежала в ванне. Потому что, во-первых, ей больше нечего было делать, а во-вторых, если она хотела что-то обдумать, то это приятнее всего было сделать в душистой воде, пахнущей лавандой.
Некоторое время она пыталась вытеснить Ларкина и свое прошлое из головы, но в конце концов бросила эту затею и позволила мыслям, которые приводили ее не только в страшные времена, увлечь себя. Часто в своей ненависти и гневе девушка забывала, что с родителями ее связывали и прекрасные воспоминания. Например, отец часто дарил матери цветы, которые собирал сам. Та улыбалась и вдыхала цветочный аромат, а потом отдавала букет дочери, и Зейлан ставила его в воду. Зейлан нравилась эта обязанность, потому что она создавала чувство принадлежности.
Это чувство умерло вместе с ее родителями, и Зейлан часто задавалась вопросом: какой была бы ее жизнь, если бы Ларкин не возглавил бы тогда свои войска? Каким человеком была бы она сама, если бы ее родители не погибли? Была бы она уже замужем? Были бы у нее дети? Возможно, так и было бы, хотя Зейлан не видела себя в роли матери. Ни сегодня. Ни завтра. Ни через десять лет. Перспектива не иметь внуков разбила бы ее матери сердце.
– Как хорошо, что она никогда не узнает об этом, – пробормотала Зейлан. Она вытерлась и скользнула в ночную рубашку. В туалетной комнате не было окон; весь свет исходил от стеклянных шариков, которые сияли изнутри, придавая ее коже нежный блеск. Девушка не имела никакого представления о том, как работают эти штуки, и уже в день прибытия во дворец хотела погасить этот свет. Вместо этого она перенесла все шары в туалетную комнату и теперь закрывала дверь.
В ее спальне горел только старомодный фонарь на письменном столе, пламя которого отбрасывало на стены танцующие тени. На стуле перед ним лежала ее свежевыстиранная гвардейская форма, а рядом с ней стояла сумка, которую Зейлан уже упаковала для отъезда после коронации. Из разговоров, которые Зейлан удалось подслушать, она знала, что церемония состоится в полдень, когда солнце будет стоять в самой высокой точке небосклона. Потому что именно это тот короткий промежуток времени, когда конвергенция между их миром и Иным миром позволяла открыть ворота между мирами. Как только Киран получит дар четырех стихий, он будет коронован. После коронации последуют торжества, которые продлятся несколько дней. Однако причин оставаться на время празднеств в Нихалосе для Хранителей не было, и даже если бы такие нашлись, Зейлан привязала бы фельдмаршала к своей лошади за волосы и вытащила бы из города. Она не задержится в Нихалосе ни минутой дольше, чем это необходимо.
Зейлан легла на заполненный водой матрас. Вероятно, по этой тихой, удобной, уютной спальне, как и по ванной комнате, она будет скучать больше всего, когда вернется к Стене. Но зато девушка с нетерпением ждала тренировок и того ощущения, когда чувствуешь себя одной из многих. И хотя, будучи женщиной, она отличалась от своего окружения, девушка Зейлан предпочитала выделяться среди Хранителей, а не среди фейри. Этим мужчинам она могла устанавливать границы, не опасаясь нарушить Соглашение.
Зейлан перекатилась на бок, прислушиваясь к звукам в замке. Абсолютной тишины не было, но эта ночь была тише, чем все предыдущие. Казалось, будто бы все во дворце набираются сил для завтрашнего дня. Но, несмотря на все это спокойствие, Зейлан не могла уснуть. Хранительнице мешали не собственные мысли и даже не беспокойство о том, что фейри могут проникнуть в ее комнату, а голод. Желудок девушки самопроизвольно издавал громкие, булькающие звуки, напоминающие ей о том, что за весь день она съела только два яблока и одну грушу, да и вся ее пища за последние дни была довольно скудной, поскольку Зейлан по-прежнему отказывалась есть блюда, приготовленные фейри.
С раздраженным стоном Зейлан отбросила одеяло. Она нащупала спрятанный под подушкой кинжал, встала и, набросив на плечи накидку из светлой ткани, которую нашла в одном из шкафов, сунула оружие в левый рукав, спрятав лезвие под одеждой. Она не собиралась будоражить дворец, разгуливая по нему с кинжалом в руке, но, во имя Короля, Зейлан не пойдет безоружной через замок, кишащий фейри.
Тихо приоткрыв дверь своей спальни, послушница выглянула в коридор. Проход был пуст, за исключением одного гвардейца, который стоял, неподвижно глядя на противоположную стену. Зейлан так и подмывало издать какой-нибудь громкий звук, чтобы увидеть, как поведет себя испуганный фейри, но она собиралась не привлекать к себе внимание, а только утолить голод. Торопливо шмыгнув в коридор, девушка направилась к лестнице и быстро спустилась по ступенькам вниз. Ее шаги были единственными звуками в этой части замка, ведь гвардейцев здесь практически не было. Если верить слугам, разговоры которых она подслушала, все стражники использовались для охраны покоев Кирана в северном крыле замка. Зейлан считала это вполне правильным, потому что и она сама, пробыв во дворце уже целую неделю, все еще считала, что гвардейцы могут напасть на нее. Кто знал, когда фейри контролируют свои дикие инстинкты, а когда превращаются в монстров, которыми были глубоко внутри.
Холодный порыв ветра встретил Зейлан, сдувая с нее накидку, когда девушка вышла на лестницу. Она вздрогнула и плотнее закуталась в ткань, когда почувствовала под своими ногами что-то зернистое. Хранительница остановилась и взглянула вниз. На белом мраморном полу, всегда сияющем чистотой, лежали крупинки земли, словно кто-то прошелся по дворцовой плитке в грязных сапогах. Она огляделась вокруг, пытаясь понять, откуда эти следы и куда они ведут, но следов не было. Грязь просто была под ногами, словно кто-то разбросал ее здесь. Странно.
Зейлан, немного поколебавшись, устремилась дальше. То, что происходило в замке, ее не интересовало. И вновь застыла на месте, едва завернув за угол и увидев, как по коридору торопливо шагает гвардеец. Казалось бы, в этом не могло быть ничего необычного, но абсолютная бесшумность шагов мужчины заставила Зейлан остановиться. В этих высоких стенах она должна была бы услышать их эхо – но было совершенно тихо.
Гнетущее чувство сдавило грудь Зейлан, и она крепче сжала кинжал в рукаве. С этим гвардейцем было что-то не так. Что-то не сходилось. Он был слишком бесшумен. Сама девушка тоже старалась передвигаться потише, чтобы не привлекать внимание, но тут было что-то другое.
Забудь об этом, прозвучал голос в ее голове. Тебе должно быть безразлично то, что происходит здесь. Возьми что-нибудь перекусить и возвращайся в свою комнату, скоро ты снова вернешься к Стене.
Тем не менее ее разум восставал против того, чтобы оставить все как есть и просто свернуть в сторону кухни. Вопреки доводам рассудка, она последовала за гвардейцем прежде, чем он успел скрыться в глубине замка. Совсем не так беззвучно, как мужчина, девушка поспешила в тот же коридор.
Осторожно заглянув за угол, Зейлан обнаружила, что неизвестный уже достиг конца прохода. Видеть мужчину, но не слышать его перемещений было жутковато для девушки, и она вздрогнула. Взгляд Хранительницы устремился к ногам гвардейца, которые, однако, явно касались земли. Мужчина остановился в том месте, где коридор разделялся. Он осторожно осмотрелся вокруг, как тот, кто не хотел быть замеченным. Стражник королевской гвардии, который находился на официальном задании, не имел причин так себя вести. Он явно что-то задумал, и Зейлан обязательно узнает, что именно.