Я перевела взгляд на лицо Блэка, на котором застыло вполне искреннее восхищение и надежда на мое согласие. Я снова чувствовала разницу: его предложение не было благотворительностью. Просто одинокий старик мечтал хотя бы так на мгновение вернуться в то время, когда у него еще была семья. Ему это было нужно даже больше, чем мне.
– Хорошо, профессор Блэк, – решилась я. – Спасибо.
Может быть, это было малодушием с моей стороны, но мне так хотелось, чтобы на меня хотя бы один вечер не смотрели, как на какое-то чучело.
Глава 11
Оставшиеся две недели до бала пролетели очень быстро. Мои отношения с сокурсниками не становились лучше, но пока, к счастью, и не ухудшались. Большую часть времени меня просто игнорировали, и меня это вполне устраивало.
Ректор за все время ни разу не вызвал к себе. Видимо, головная боль случалась с ним не так часто. На лекциях я пару раз ловила на себе его взгляд, но он ничем не отличался от тех, которыми ректор время от времени одаривал всех студентов.
На второй встрече с личным наставником мне все же удалось получить небольшую консультацию по учебной программе, хотя большую часть «занятия» мы снова пили чай и говорили о прошлом. В основном, о моем, потому что новая попытка вернуться в памяти профессора на двадцать лет назад кончилась его впадением в прострацию и воспоминания о дочери и жене. Я узнала, что его жену звали Аманда и что она тоже занималась снадобьями. Эта страсть их в свое время и объединила. Правда, если его интерес был скорее академическим, то ее – чисто практическим. Она занималась косметологическими снадобьями, помогающими сохранить молодость и преумножить красоту. Возможно, потому и была сама так красива. Однако ничто из этого не приближало меня к ответам на мои вопросы.
Задним умом я даже пожалела, что отказалась от предложения Фарлага. Это было эмоциональным решением, продиктованным моей обидой на него. А ведь он был прав: он легко мог найти интересовавшую меня информацию. И едва ли потребовал бы за это что-то непристойное, он же сам сказал, что я недостаточно хороша собой. Максимум, что его могло интересовать, – это моя помощь во время головных болей. Чего я не могла понять, так это почему он вообще вдруг предложил помощь. Я лечила бы его мигрень в любом случае, просто за то, что он позволил мне остаться в Лексе. И потому что могла. Я видела, как он страдает во время приступов. Облегчить его боль хоть немного – это естественно, каждый на моем месте поступил бы так же.
От того, чтобы пойти к нему и все же согласиться, меня удерживало только одно: я боялась. Его мой отказ явно задел, и теперь он мог просто посмеяться надо мной и сказать, мол, быстрее надо было соображать и соглашаться сразу. Но я твердо решила для себя все равно попытаться, если разговор с отцом Алека не даст результата.
В вечер бала я намеренно долго ковырялась в спальне, надеясь, что Реджина уйдет раньше. Мне не хотелось слушать ее едкие комментарии по поводу моего платья до того, как я доберусь до бального зала. Попытки убедить себя в том, что мне не нужно блистать на балу, что я иду туда с совсем другой целью, не помогали. Сколько бы я ни делала вид, что меня не трогают обидные слова, я все равно каждый раз переживала.
Однако Реджина меня дождалась. Когда я появилась в нашей общей гостиной, она поднялась с дивана с легкой ухмылкой на губах, выдававшей намерение надо мной покуражиться и предвкушение этого момента. Однако ухмылка тут же растаяла, когда она окинула меня удивленным взглядом.
– Милое платье, – вырвалось у нее, но она тут же нахмурилась и с подозрением поинтересовалась: – Откуда оно у тебя? Я такого не видела ни в одном каталоге. Да и откуда у тебя деньги на такое?
Я довольно улыбнулась. Кажется, сегодня я все-таки не буду чувствовать себя белой вороной. По крайней мере, не так сильно, как обычно. Похоже, довольно простые туфли и крошечная сумочка-мешок, в которую обычно клали платок и помаду, а я сегодня положила обгоревший портрет мамы, не сильно портили общее впечатление.
Рассказывать о происхождении платья я не стала, только поторопила Реджину, потому что бал уже давно начался. Она предприняла еще несколько попыток расспросить меня по дороге, но я на все отвечала молчаливой улыбкой.
Самый большой бальный зал в этот вечер был восхитительно прекрасен. Стены прятались за очень реалистичными иллюзиями, воспроизводившими природу долины, в которой находился Лекс. Контуры гор и густой лес выглядели как живые, хотя реальные деревья так не сияли мелкими огнями. Основное пространство заливал разноцветный свет и наполняла музыка, от которой мурашки бежали по коже. В центре зала уже кружились красиво одетые пары, а вокруг толпилось столько народу, что тихие беседы сливались в почти оглушающий гул голосов.
Я сразу поймала на себе несколько взглядов, но как и в случае с Реджиной, они оказались скорее удивленными, чем пренебрежительными. Несколько девушек, преодолев удивление, все-таки фыркнули, но на лице Сары Моргенштерн, например, появилось даже что-то похожее на одобрение. Некоторые молодые люди, судя по всему, и вовсе меня не узнали, особенно те, кто был младше, и те, кто почти не пересекался со мной на лекциях. На лице профессора Блэка отразилась отеческая гордость, к сожалению, сменившаяся прострацией всего через несколько секунд. Он снова погрузился в мир воспоминаний. Я надеялась, что ему там хорошо. Едва заметив меня, Алек бросил небольшую компанию студентов, с которыми разговаривал, и, подойдя к нам с Реджиной, рассыпался в комплиментах, львиная доля которых предназначалась мне.
И только ректор Фарлаг, скользивший под сенью иллюзорных деревьев мрачной тенью, смотрел на меня, недовольно хмурясь. Секунд десять, потому что потом потерял ко мне интерес. А я почему-то продолжала следить взглядом за его удаляющейся фигурой, и только возглас Реджины отвлек меня от этого занятия:
– О, какая красивая мелодия! Обожаю этот танец.
Сказано это было с многозначительным взглядом на Алека, но тот не обратил на нее внимания.
– Сегодня я не приму отказа, Тара, – он с улыбкой протянул мне руку.
Танец был медленным и несложным, а я сегодня ощущала уже подзабытое чувство уверенности в себе, поэтому руку приняла и позволила отвести себя в центр зала, к другим танцующим парам, под недовольным взглядом Реджины.
– Ты невероятно красивая сегодня, – тихо повторил Алек, закружив меня под музыку.
– Ты уже это говорил, – напомнила я, немного нервничая. Мне нравилось его восхищение, но не хотелось вводить Алека в заблуждение своей реакцией на него.
– И я готов говорить тебе это весь вечер, – он улыбнулся, но не так, как обычно. Это была улыбка соблазнителя, а не друга, готового подставить плечо в трудную минуту.
– Не стоит, – я попыталась намекнуть ему, что романтические ухаживания с его стороны меня не очень интересуют. Какова бы ни была их цель. – Ты меня этим смущаешь.
– Когда ты смущаешься, ты становишься еще прекраснее. Откуда ты такая взялась?
Его рука, лежавшая на моей талии, прижала меня к нему немного сильнее. Лицо Алека стало ближе, что мне не очень понравилось. Чтобы восстановить дистанцию, мне пришлось бы отклониться назад, а это выглядело бы не очень красиво. В очередном движении мы развернулись, и на мгновение я вновь поймала взгляд ректора Фарлага, который теперь сидел на одном из кресел для отдыха, тянувшихся по краям зала. Он наблюдал за нами с непроницаемым выражением на лице.
Еще один поворот, Алек выпустил меня из объятий, как это предполагал танец, а я так разнервничалась, что забыла, куда следует двигаться дальше, в результате чего чуть не столкнулась с другой девушкой. Алек успел вовремя подтолкнуть меня в нужную сторону. Поэтому в его объятия я вернулась с облегчением, тем более что он больше не пытался прижимать меня к себе.
До тех пор, пока танец не кончился и мы не замерли с последними тактами мелодии. Его губы вдруг потянулись к моим, но я успела сделать шаг назад.
– А твой отец здесь? – быстро спросила я. – Ты обещал, что мы сможем с ним поговорить.
Алек выглядел разочарованным моей реакцией, но довольно быстро справился с выражением лица.
– Да, конечно. Сейчас найдем его.
Сет Прайм оказался очень похож на своего сына: такой же светловолосый и голубоглазый, высокий и стройный, он выглядел довольно молодо, хотя ему должно было быть около сорока пяти. Когда Алек представил ему меня, он вежливо улыбнулся. В его взгляде я тоже не нашла ни высокомерия, ни надменности. Судя по всему, в семье Праймов культивировались другие ценности, нежели во всех остальных.
– У Тары недавно умерла мать, – Алек взялся сам объяснить отцу ситуацию. – Она хочет найти каких-нибудь родных по ее линии, но не знает, как ее звали до замужества. Только недавно она выяснила, что та училась в Лексе. Судя по всему, ты был здесь в то время, может быть, ты ее знал.
– Я знал далеко не всех студенток, – предупредил господин Прайм. – Все же я здесь не преподавал, а занимался финансами. Но если у вас есть портрет…
– Да, конечно, – я торопливо полезла в сумочку. – Он немного повредился, но маму здесь хорошо видно.
Прайм изучал портрет не больше двух секунд, когда его лицо прояснилось и на нем отразилось узнавание.
– Да, я ее знал, – сказав это, он едва заметно нахмурился. – Фамилию не вспомню, к сожалению, но точно помню, что ее звали Делла. Только она здесь не училась, а просто жила. Ее отец здесь преподавал.
Мое сердце почти замерло от этих слов, я даже не сразу нашлась, что сказать. И только звон разбитого стекла, раздавшийся совсем рядом, вывел меня из ступора. Вместе со всеми я посмотрела на профессора Арта, который смущенно ликвидировал последствия своей неуклюжести, заставляя исчезнуть разбитый бокал и разлитое вино.
Я снова перевела взгляд на Сета Прайма.
– Вы уверены? – с сомнением спросила я. – Мою маму звали Дария, а не Делла.
– Я ничего не могу сказать на этот счет, – он снова вежливо улыбнулся, – протягивая мне портрет обратно. – Эту девушку точно звали Делла. Уверен, что фамилию вам с легкостью подскажет ректор Фарлаг. Вот в чем я не уверен, так это в том, что она могла быть вашей матерью: я слышал, что она погибла.