– Но… с чего вы вдруг решили проверить следящие чары? Едва ли на простой единичный щит могли сработать сигнальные.
Фарлаг на несколько секунд замялся, но потом все же признался:
– Сначала я пытался отправить вам записку с феей, как обычно. Просто вызвать к себе. Но фея вернула записку. Такое происходит только в том случае, если получатель не найден. А найти человека они не могу только в трех случаях: он вне зоны досягаемости для них, он без сознания или он настолько крепко спит, что даже не видит снов. Да, и еще если он мертв. Покинуть долину вы не могли, для сна время было неподходящим, а учитывая ваш конфликт с Дорном и мое решение по нему… Я волновался. И как оказалось, не зря. Думаю, поэтому Дорн и напустил на вас пугало, а не устроил с вами дуэль. Пугало следящие чары не заметили. Если бы вы не попытались защититься… Я бы вас не нашел.
Почему-то из всего его объяснения в память мне больше всего врезались слова: «Я волновался».
– Вы хотите поговорить с Блэком, чтобы узнать подробности о том пожаре? – ректор вернулся к прежней теме.
– Я хочу знать, действительно ли на портрете его дочь, могла ли она выжить в ту ночь и не является ли он той самой семьей, которую я ищу, – поправила я. – И он наверняка знает, от кого моя мама могла быть беременна. Если кто-то и может что-то рассказать о том времени, то только он.
Фарлаг с сомнением покачал головой.
– Это плохая идея.
– Почему?
– Вы же знаете профессора Блэка, – Фарлаг вздохнул. – Он не в себе. Когда речь заходит о его семье – даже если просто что-то случайно напоминает ему о ней – он выпадает из реальности.
– Да, это я заметила. Иногда он просто из нее выпадает.
– Это вы так думаете, что просто, – возразил Фарлаг с печальной улыбкой, – а ему на самом деле что-то снова о них напомнило.
Теперь уже я с интересом посмотрела на него. И решилась задать вопрос, который мучил меня с первого же практического занятия по снадобьям:
– Почему вы держите в Лексе такого преподавателя? Я хочу сказать… Он ведь не соответствует местным высоким стандартам. А здесь такого не терпят.
Фарлаг какое-то время смотрел на меня с непроницаемым выражением лица, а потом очень серьезно произнес:
– Он одинокий несчастный старик, у которого не осталось ничего, кроме этой работы. Если его уволить из Лекса, он умрет. Он сейчас жив только потому, что ему есть ради чего просыпаться утром. Каждому нужна причина просыпаться утром. Я не могу его лишить ее. Это будет жестоко.
Его слова настолько удивили меня, что я не смогла этого скрыть.
– Не думала, что вы можете быть таким сострадательным, – заметила я в ответ на его молчаливый вопрос.
– А вы не очень высокого мнения обо мне, да?
Я пожала плечами и отвела взгляд в сторону. Я не знала, какого мнения о нем. Я бы назвала его противоречивым. Он то пугал меня, то вызывал сочувствие, то злил, то заставлял мое сердце биться быстрей одной своей улыбкой. После ночи, проведенной у его постели, я восхищалась его стойкостью: требовалась огромная сила воли, чтобы переносить такое постоянно и при этом вести довольно обычный образ жизни, заниматься серьезным делом, не испытывая при этом потребности в деньгах. Но порой он говорил непростительные вещи, и мне казалось, что его боли этого не оправдывают. Я многого не понимала в нем. Почему он так взъелся на меня с первой встречи, но при этом так нежно дружит с Блэком, который точно такого же происхождения, как и я? Почему он не разводится с женой, зная, что она живет с другим, не носит обручального кольца, но не убирает ее фотографии, не рад ее видеть, но ужинает с ней. Он был словно соткан из противоречий. Аристократ в вечно мятой рубашке и со взъерошенными волосами, которые давно пора постричь.
– За что вас прокляли? – тихо спросила я вместо ответа на его вопрос.
Он подпер голову рукой и снова грустно улыбнулся, хотя в этот раз в его глазах читалось что-то похожее на вызов.
– Раз прокляли, значит, было за что. Как вы думаете?
– Я думаю, что не могу представить себе преступление, соизмеримое с таким наказанием, – честно призналась я. И под влиянием момента добавила: – И мне сложно представить, чтобы вы могли совершить хоть что-то близкое к этому.
Сначала мне показалось, что он сейчас отмахнется и уйдет от ответа, но потом в его взгляде что-то изменилось.
– Это наказание за дерзость и самоуверенность. И за любовь заодно.
Я нахмурилась, не понимая, склонила голову набок, отчаянно желая, чтобы он мне пояснил, но боясь задать вопрос вслух.
– К тому моменту, как я познакомился с Алисией, я уже был наслышан о том, что ее отец – темный маг, скрывающийся от Легиона. После знакомства она не раз предупреждала меня, что он, хоть и скрывается, но пристально следит за ней и не позволит выйти замуж не за того, кого выбрал сам. Мой отец предупреждал меня, что связываться с темными опасно, младший брат умолял одуматься. Но мне было все равно. Я сделал предложение, убедил Алисию, что со всем справлюсь. Мы поженились. И меньше, чем через три месяца, ее отец нашел способ проклясть меня. Да так, что проклятие не снять.
– Почему вас, а не ее? – удивилась я. – Это ведь она нарушила его запрет. Просто потому что она его дочь?
– Просто потому что этого я смог не допустить. Его проклятие было направлено на нас обоих… – Он вдруг шумно вздохнул и резко встал, засунув по привычке руки в карманы брюк, прошелся по комнате и остановился у камина, глядя на пляшущий в нем огонь. Взял с каминной полки портсигар, достал из него сигарету. – Я ни одному человеку этого не рассказывал с тех пор. Кроме семьи и Блэка, но ему только потому, что какое-то время он помогал искать снадобье противодействия.
– Я никому не расскажу, – заверила я, решив, что его беспокоит это.
– В этом я не сомневаюсь, потому что если расскажете, я найду способ сделать вашу жизнь еще более невыносимой, – мрачно пообещал он, продолжая смотреть на огонь и затягиваться едким дымом.
Это прозвучало грубо и разрушило хрупкую иллюзию взаимного доверия. И хотя мое заблуждение длилось так недолго, ощущение потери оказалось неожиданно болезненным.
– На что спорим, что у вас это едва ли получится, – пробормотала я, не сумев скрыть горечь.
Он не ответил, наверное, не услышал. Какое-то время молча курил, стоя ко мне спиной. Я решила, что мне пора уходить, потому что он явно ничем не мог мне помочь, а может быть, уже и не хотел. Свое любопытство он ведь удовлетворил. Я убрала шкатулку и коробку в сумку, собираясь встать, когда он, наконец, снова заговорил, выбросив окурок в камин:
– Я постараюсь узнать больше о том пожаре. И выяснить, где я видел почерк, похожий на тот, что в записках. Предлагаю вам вместе сходить к Блэку завтра. Меня он знает гораздо дольше, возможно, мое присутствие поможет ему удержаться в реальности. Вы и так наверняка слишком сильно напоминаете ему дочь. Детям преподавателей в Лексе разрешают посещать занятия, но официально их не зачисляют, поэтому никакой документации не сохраняется. Однако неофициальные табели об успеваемости все равно ведут, я постараюсь их найти за тот период. Может быть, удастся восстановить по ним какие-то ее возможные связи… Все это зыбко, но попробовать можно.
Он говорил так спокойно и четко, что я вдруг поняла: он не просто молчал, он прикидывал план действий. Ощущение связи между нами мгновенно вернулось.
– Спасибо, сэр.
– Пока не за что…
Приглушенный шум за стеной заставил нас обоих вздрогнуть. Фарлаг нахмурился, прошел к двери и выглянул в коридор, но никого не обнаружил и вернулся обратно, бормоча себе под нос:
– Наверное, дверь кабинета не запер, но только кому я мог понадобиться в такое время?
– Может быть, это из комнат?
– Там никого нет, – он бросил взгляд на часы, – Алисия уже должна была вернуться в Аларию.
– Она не остается на ночь? – не удержалась я от вопроса.
Фарлаг одарил меня насмешливым взглядом, под которым я смутилась.
– Она никогда не остается, навещает меня только на несколько часов. Мы вместе обедаем, ужинаем, а потом она возвращается к себе. Вы же слышали ее слова, – едко добавил он, – на ночи с ней у меня нет сил.
Я смутилась еще больше и принялась пристально разглядывать собственную сумку, которую и так прекрасно знала. Обсуждать с ректором его интимную жизнь с женой – точнее, ее отсутствие – было как-то уж совсем неудобно, поэтому я спросила:
– Сэр, я пойду?
– Да, конечно, идите. Завтра после ваших занятий навестим Блэка.
Я кивнула и торопливо покинула его гостиную и через кабинет вышла в коридор. На Фарлага я так больше и не осмелилась взглянуть.
Даже в коридоре я продолжала смотреть строго себе под ноги, поэтому профессора Арта заметила только в тот момент, когда уже столкнулась с ним.
– О, простите, сэр.
– Лучше бы тебе вернуться на ту ферму, с которой ты вылезла, – неожиданно зло прошипел он. Я так удивилась, что вскинула на него вопросительный взгляд. Его лицо было перекошено от ненависти. – Я знаю, зачем ты здесь. И имей в виду: этот номер у тебя не пройдет, деточка.
Сказав это, он развернулся и ушел, а я еще с минуту растерянно стояла посреди коридора, ничего не понимая.
Этот день вымотал меня настолько, что, возвращаясь к себе, я мечтала только о горячем душе и сне. Даже мысль о том, чтобы принять ванну, я отмела, боясь уснуть прямо в ней.
Я собиралась проскользнуть в свою спальню как можно незаметней: после утренней конфронтации нам с Реджиной удавалось весь день не пересекаться, я надеялась так его и закончить. Однако, оказавшись в нашей общей гостиной, я услышала громкие рыдания, которые доносились из спальни соседки. Дверь в ее комнату была чуть-чуть приоткрыта, поэтому я хорошо слышала, как она плачет.
Первым моим порывом было просто пройти мимо. В конце концов, мы не были подругами, причем не по моей вине, утешать ее я не обязана. Но потом я вспомнила, как сама этим утром лежала поперек собственной постели, чувствуя себя одинокой и несчастной. И как мне хотелось, чтобы нашелся хотя бы один человек, который мог бы меня пожалеть, сказать пару ободряющих слов.