От этого несоответствия я и проснулась, жадно втянув в легкие воздух, торопливо сев и обхватив голову руками. Потом потерла ладонями лицо, прогоняя остатки кошмара, откинула назад волосы, успокаиваясь.
Успокоилась я, правда, ненадолго. Стоило окончательно проснуться, как я поняла, что в спальне темнее, чем обычно. Я никогда не задергивала шторы, чтобы луна могла освещать комнату. Да и кровать подо мной была чужой: мягче, чем я привыкла. А еще она была шире. Моя кровать в Лексе и так была гораздо шире, чем в Орте, но та, в которой я лежала сейчас, была в два раза больше. Здесь при желании могли спать четверо. Такую огромную я видела только один раз: в ту ночь, когда помогала ректору во время приступа.
У меня внутри все похолодело. По крайней мере, лежала я тут одна: вторая половина кровати выглядела непотревоженной.
Я попыталась встать. Запуталась в одеяле, потому что руки и ноги плохо слушались, но через какое-то время все же опустила босые ноги на пол. Они тут же утонули в высоком ворсе ковра. А я осознала, что из одежды на мне только рубашка. Мужская рубашка.
– О, древние боги, – вырвалось у меня. – Что происходит?
Тело почему-то по-прежнему плохо слушалось. Мышцы болели, кожа неприятно зудела, и в целом я чувствовала себя побитой. Но я все равно заставила себя встать и найти выход из комнаты, хотя в обступавшем меня мраке едва были видны очертания предметов.
Из спальни я попала в большую гостиную, в которой шторы были не такими плотными, а потому и темнота – не такой всепоглощающей. Теперь я не сомневалась, что нахожусь в апартаментах ректора. И тот, насколько я видела, спал здесь, в гостиной, на диване. Мысленно помянув рогатого демона, я постаралась как можно тише пересечь комнату. Я уже почти добралась до двери, когда спокойный и совершенно не сонный голос ректора заставил меня остановиться:
– И куда ты собралась, позволь узнать?
Я едва не подпрыгнула на месте, когда разом зажглись свечи и даже два небольших световых шара. Обернувшись, я встретилась взглядом с очень недовольным Фарлагом, который уже не лежал, а сидел на диване, отбросив в сторону плед.
– К себе, сэр, – тихо ответила я, пытаясь одернуть рубашку. Она прикрывала бедра едва ли на треть, и я видела, как взгляд ректора скользнул по моим обнаженным ногам, прежде чем он посмотрел мне в лицо. От этого взгляда меня пробрала дрожь.
– В таком виде? Босиком? Давно не простужалась? – насмешливо поинтересовался он.
Я только закусила губу, признавая его правоту: идти в таком виде через весь замок было не самой гениальной идеей.
Весь вопрос упирался в то, почему я в таком виде в его апартаментах?
– На мне ваша рубашка, сэр, – я собиралась уточнить это, но фраза прозвучала как утверждение. Конечно, ведь я прекрасно понимала, чья на мне рубашка.
– Я вижу, – согласился он.
– Только ваша рубашка, – чуть дрогнувшим от страха голосом добавила я.
Он поднялся, заставив меня инстинктивно попятиться назад. Мне показалось, что моя реакция его огорчила.
– Да, – согласился он. – Об этом факте мне тоже известно.
– И я спала в вашей постели, – последние слова я почти прошептала, испуганно глядя на него.
Он засунул руки в карманы брюк и медленно шагнул ко мне. Я бы попятилась еще, но за моей спиной уже была закрытая дверь.
– Давай теперь я поиграю в «Назови три очевидных факта», – насмешливо предложил Фарлаг, неторопливо приближаясь. – На мне тоже есть рубашка и тоже, как ни странно, моя. А еще брюки, что весьма кстати, учитывая общую неловкость ситуации. И я сплю на диване в гостиной. Четвертый очевидный факт: мне нужен другой диван, от этого спина болит ужасно, – ворчливо добавил он, выразительно потирая поясницу. – В совокупности эти факты должны бы тебя успокоить. Но ты, к сожалению, все равно испуганно дрожишь. Неужели всего за неделю я так сильно упал в твоих глазах? В чем ты меня подозреваешь?
С этими словами он подошел ко мне вплотную. Я неловко переступала с ноги на ногу, обхватывая себя руками и продолжая нервно одергивать край рубашки. Его последние слова заставили меня смутиться еще больше.
– Ни в чем, сэр, – заверила я, опуская взгляд в пол. – Я просто не понимаю, что происходит. Последнее, что я помню, – это ваш предупреждающий окрик… Что случилось?
– Тебя прокляли, Тара. Даже я бы сказал: пытались убить проклятым артефактом.
Я снова удивленно вскинула на него взгляд и открыла рот, но так и не нашла подходящих слов. А он протянул ко мне руку, осторожно взял за запястье и чуть сдвинул край рукава, демонстрируя мне мое же предплечье. По всей коже виднелись как довольно крупные синяки, так и совсем мелкие точки, выдававшие лопнувшие мелкие сосуды.
– Проклятие пыталось разрушить твою кровеносную систему, чтобы ты истекла кровью изнутри, – мрачно сообщил Фарлаг, осторожно скользя кончиками пальцев по моей коже. Хорошо, что я задержался и успел увидеть, как на тебя напал… палантин.
– Палантин? – удивленно переспросила я, вспоминая ощущение кокона.
– Да, для большей поверхности соприкосновения, – пояснил Фарлаг. – К сожалению, нападавшего я не увидел, а к тому времени, как вспомнил о том, что надо проверить магический след, он развеялся. Заклятие левитации слишком слабое.
Я испуганно смотрела на свое предплечье, которое он продолжал поддерживать одной рукой и задумчиво поглаживать другой. Как ни странно, высвободиться мне не хотелось, но он отпустил меня сам.
– Тебе стоит вернуться в постель, – заметил он сдержанно. – Проклятие я обратил, но оно успело причинить вред. И пока готовилась укрепляющая мазь, часть сосудов успела пострадать. К счастью, только мелких. Но все равно лучше намазать тебя еще раз. Идем.
И он первым отправился обратно в спальню, мне оставалось только последовать за ним, недоумевая на ходу:
– Вы сами обратили проклятие? И мазь тоже вы варили? Вам же нельзя…
– А что я должен был сделать? Бросить тебя умирать? – едким тоном поинтересовался он в ответ, зажигая светящиеся шары и в спальне. – Не было времени нести тебя в лазарет, а мазь все равно пришлось бы готовить. Стандартная не рассчитана на такие повреждения. Пришлось делать более концентрированную, – объясняя все это, он взял с прикроватной тумбочки плоскую широкую баночку, снял с нее крышку и повернулся ко мне. – Снимай рубашку.
– Что? Нет, – возмутилась я, снова вцепившись в свою единственную одежду. Как ему вообще пришло в голову такое потребовать?
Фарлаг только раздраженно закатил глаза и покачал головой.
– Тара, я это не ради своего удовольствия прошу. Это исключительно в медицинских целях. Ты видела свою руку? Все остальное выглядит так же. И да, я знаю это, потому что видел. А видел, потому что уже намазывал тебя этой мазью. И не один раз. Поверь, для нормального мужчины, не страдающего отклонениями, женское тело в синяках и кровоподтеках – это не самое приятное зрелище. Поэтому, пожалуйста, перестань дрожать и сними уже эту проклятую рубашку. Я очень устал сегодня и хочу спать.
Из всей его раздраженной тирады я уловила только то, что он видел меня совсем без одежды. Это оказалось… неприятно. Значит, он раздевал меня, касался… везде, пока я была без сознания. Пожалуй, если бы я умела плакать, я бы разревелась, а так у меня только разгорелось внутри удушливое пламя.
– Я долго буду ждать?
– Просто оставьте мне эту мазь, я сама справлюсь, – контролируя голос, чтобы не дрожал, потребовала я, не глядя на него. – Я уже в сознании.
– Прекрасно, – недовольно процедил он, с громким стуком поставив мазь обратно на тумбочку. – Не смею мешать. Не забудь спину, иначе утром не встанешь.
И он стремительно вышел из спальни, хлопнув дверью напоследок. От этого резкого звука я вздрогнула и сипло втянула в себя воздух: на грудь снова что-то давило, мешая дышать. Невыносимый человек!
Сев на кровать, я зачерпнула пальцами мазь, посмотрела на ноги и тихо охнула. Выглядело это действительно довольно жутко, словно меня методично избивали. Кто же мог это сделать? Такое проклятие, в моем понимании, выходило за пределы травли неугодного новичка. Разве что… это была расплата за оскорбление? Конечно, формально Дорна оскорбил ректор, но сделал он это из-за меня. А Дорн не такой дурак, чтобы связываться с Найтом Фарлагом.
Закончив с ногами, я с трудом расстегнула пуговицы рубашки: пальцы мелко дрожали и плохо слушались. Не снимая рубашку, я покрыла приличным слоем мази живот и грудь, уже не рассматривая себя. И как я ни старалась об этом не думать, все равно постоянно представляла, как то же самое какое-то время назад делал Фарлаг. Эти мысли одновременно ужасали и в какой-то степени возбуждали, заставляя сердце биться быстрее.
Чтобы намазать плечи и руки, рубашку все-таки пришлось стянуть. А вот когда дело дошло до спины, я закусила губу от досады. Тело было болезненным и непослушным, а я и в лучшие дни не отличалась гибкостью, поэтому обработать себе спину никак не могла.
– Проклятье… – выдохнула я, размышляя, насколько страшно оставить спину, как есть. Вероятно, завтра она превратится в один большой кровоподтек. Но это же, наверное, не смертельно?
– Просто ложись на живот и прикройся одеялом, если так переживаешь, – раздался со стороны двери тихий голос. Я и не заметила, когда та снова открылась, поскольку сидела лицом в другую сторону. – Я помогу.
Я дернулась, пытаясь торопливо натянуть на себя рубашку, но, обернувшись через плечо, увидела, что ректор стоит в дверном проеме спиной ко мне, привалившись к дверному косяку плечом.
– Я не смотрю, – добавил он, правильно расценив мое молчание.
Немного поколебавшись, я все-таки сделала, как он предложил, нервно вцепившись пальцами в подушку и закрыв глаза. Только через несколько секунд сообразила сообщить:
– Я готова.
Он довольно громко и тяжко вздохнул, подошел к кровати и сел на край. Через пару мгновений я почувствовала кожей холод мази и тепло руки ректора. Противоречивые ощущения заставили меня вздрогнуть.