Соболевский не походил на идиота или маньяка, которому необходимы жертвы ради жертв.
Промучавшись до восхода солнца, Люк все-таки напился и вырубился. И проснулся, к своему удивлению, только через сутки, ранним утром субботы. То ли алкоголь был слишком мозгодробительным, то ли организм понял, что есть возможность отдохнуть от нервотрепки последнего месяца.
Очнулся виконт слабым и мрачным и первым делом позвонил Тандаджи. Интуиция просто орала о том, что впереди беда. Беда неизвестная, и поэтому пугающая.
– Твое дело – присутствовать в зале и принести извинения, – начальник тоже явно был не в духе. – Заметишь что-нибудь – не геройствуй, Кембритч, сообщи охране. И да помогут нам боги.
Люка уже ждал автомобиль, и он, накинув пальто, вышел на улицу. Было свежо, безветренно, и сумерки готовились уступать очередь ночи. На наливающемся теменью небе холодным острым светом мигали бледные звезды.
Он с сожалением подумал о том, что совсем не помешало бы оружие, дабы чувствовать себя увереннее, но если брать пистолет на прием, то где его держать? Костюм не предполагал такой возможности. Да и охрана не пропустит.
И пока машина выезжала за ворота, и пока везла его к королевскому дворцу, Люк все хмурился, курил и думал о том, что же могли они упустить и откуда ждать беды.
– Короткие волосы и бальное платье? – Мартин вдумчиво разглядывал меня, будто я была картиной в музее. – В этом что-то есть. Может, мне выбрить виски, как думаешь? Будем смотреться донельзя скандально.
Я сурово шлепнула его веером по локтю и еще раз осмотрела себя в зеркале. Ну короткие. Зато не пришлось сидеть с парихмахером по часу, как сестрам. Уложили, прикрепили маленькую диадему – и всё. И с платьем я справилась быстрее.
Вася на сегодняшний праздник выбрала белое с золотом, так что нам с Полинкой оставалось довольствоваться красным. Благо с оттенками было позволено экспериментировать, так что мой красный скорее напоминал перезрелую вишню. Платье я выбрала очень простое, однотонное: прямой лиф без плеч, еле-еле прикрывающий со спины мою татуировку, и широкая юбка с минимально возможным кринолином, касающаяся земли. Модистка настаивала на шлейфе – традиция, но я уперлась на своем и в результате отвоевала право не подметать полы дворца. Васюта – королева, вот пусть она и мучается.
Вообще, если без кокетства и бурчания, платье мне нравилось. Оно было такое… острое в своей простоте. Чуть портили картину белая орденская лента через плечо, которая была положена всем членам королевской семьи с рождения, и белые же перчатки. Ох уж эти перчатки. Тебе готовы простить короткие волосы или выбритые виски, но отсутствие перчаток у мужчин или женщин – никогда. А я, проводя почти все свое рабочее время в силиконовых перчатках, в остальное время их терпеть не могла. Как и веер – бесполезнейший аксессуар в век, когда есть кондиционеры. Но открывающий вечер торжественный танец марильоз исполнялся с веером и требовал определенного изящества в махании им одновременно с размеренными шагами в паре.
Я раскрыла веер и кокетливо посмотрела поверх него на Мартина. Он тоже был хорош: в парадном военном мундире, непривычно нелохматый, выбритый. Подмигнул мне, состроил скучающе-высокомерное лицо, презрительно прищурился, и мы на пару захохотали.
– Ну что, моя несравненная девочка, пора? – произнес он, снова оглядывая меня с мечтательным видом, поднял темные глаза, забывшись, тряхнул волосами. – Все-таки ты необычайно красива, Марина.
Тепло от его слов заставило меня улыбаться и когда мы с семьей, сопровождаемые обер-гофмаршалом и почетным караулом, двигались к огромным резным дверям Большого бального зала, за которым шумело и ждало нас разноцветное аристократическое море; и когда церемонимейстер объявлял высочайший выход королевы с семьей; и когда проходило официальное представление принцессы Полины-Иоанны; и когда Василина приветствовала братьев и сестер из прибывших на праздник королевских домов континента.
Вот она была воистину прекрасна. Платье наша именинница выбрала совершенно традиционное – с широким кринолином, белое, украшенное жемчугом и золотом. Закрытое, в отличие от моего, под горло, с длинными рукавами, обшитое изысканным кружевом по атласу. И снова, как указание на особое отношение к Северу, откуда родом принц-консорт, на белой орденской ленте – изящная подвеска-бант из коричневого и небесно-голубого бархата. Рядом с ней мы с Пол выглядели, наверное, простушками. Хотя нет. Полли в своем красном была совсем не похожа на шебутную и проказливую себя. Она казалась взрослой, очень высокой и серьезной.
Интересно, для сестер я тоже сейчас выгляжу незнакомкой, в которой видишь то, что обычно скрыто привычкой и долгим совместным проживанием?
Оркестр грянул первые такты торжественного танца, пары начали выстраиваться для марильоза. Королева с мужем открывали бал, медленно, величественно, и как же они смотрелись вместе! Мощный Мариан в своем гвардейском мундире, тяжеловесный, скупой на движения, и изящная, тонкая как девочка, великолепная как невеста Василина. За ними двигались в парах Инландеры, Блакори, Талия со своим старшим мужем, Бермонт с матерью. Императору Йеллоувиня танцевать было не по чину и не по возрасту, и за него отдувались старший сын с первой женой. Все мое ехидство куда-то делось, и я вдруг почувствовала себя почти так же, как на своем дебютном балу. Робко и восторженно, частью огромной семьи, великого рода Рудлог.
Не могу сказать, на каком танце меня окончательно захватило веселое безумие бала. Кажется, это был вальс, где тонкими нарядными цветками, украшавшими огромный зал, кружились дамы в объятьях кавалеров, и я плыла и взлетала в умелых руках Мартина, и ноги не касались пола, и легкой была голова, и время остановилось, оставив только завораживающий вихрь танца и надежные руки моего партнера, друга, бесконечно понимающего меня мужчины.
Потом, много лет спустя, когда я вспоминала этот день – несмотря на все произошедшее, – я видела именно этот вальс, который сделал меня счастливой. Наверное, именно тогда я примирилась с тем, кто я есть. Да, я Марина Рудлог, третья принцесса великого королевского дома. И где бы я ни была, чем бы я ни занималась, я всегда останусь ею.
Праздник продолжался, и я отдыхала в королевской ложе, затем снова танцевала, пила приятно освежающий терпкий кисленький лимонад, взглядом искала Катю Симонову и нашла наконец, хотя в этом зале, наверное, мог бы полк затеряться. Через пять минут мы уже вовсю болтали, обсуждая мероприятие и наблюдая, как Василина в сопровождении мужа и слуг обходит нетанцующих гостей, обменивается с ними любезностями, принимает подарки, которые тут же забирает слуга и относит на специально подготовленный подиум, уставленный разноцветными коробками и коробочками всех мастей. Ее монаршие коллеги оживленно общались рядом со мной, в ложе, и громче всех было слышно Гюнтера Блакори, который оглушительно хохотал, ничуть не стесняясь официальной обстановки.
Вернулся Мартин – он ходил за напитками, – окинул внимательным взглядом тревожно напрягшуюся Катерину.
– Познакомься, это моя школьная подруга, ныне герцогиня Екатерина Симонова, – пафосно произнесла я, – а это мой друг, барон Мартин фон Съедентент.
– Счастлив быть представленным вам, ваша светлость, – учтиво ответил маг, и церемонии были завершены. Он шутил, иронизировал, я посмеивалась, наблюдая за Катей: тревожное выражение на ее лице постепенно сменялось удивленным, а затем она расслабилась, улыбнулась.
Все-таки Мартин – настоящее чудо. Как он чувствует нас, бесконечных бедняжек, которым срочно нужно его теплое сердце и мужское обаяние? Вот и сейчас – повел Катю танцевать, и она, уходя, оглянулась, сделала страшные глаза, словно говоря: «Я в шоке от восторга». Иди, иди, Катя, тебе он сейчас нужнее, чем мне.
Я лениво оглядывала зал, отметив, что Демьян танцует с Полиной, а стоящие у стен гости шепчутся, поглядывая на них. Видимо, скорая помолвка ни для кого не станет сюрпризом.
Впереди предстояли еще торжественное поздравление от высочайших гостей и их делегаций, затем ужин и снова танцы – до тех пор пока последний гость не сможет удержаться на ногах. Королевская чета удалится сразу после ужина, как и остальные монаршие особы, и тогда начнется не сдерживаемое строгостью старших танцевальное веселье для молодых под присмотром распорядителя и статс-дам, конечно, чтобы не выходили за рамки приличий.
Я аккуратно пила лимонад, когда вдруг стихла музыка и загремели трубы, извещая о начале торжественной части. Танцующие отступили к стенам, Демьян довел поблескивающую глазами Полину до места рядом со мной, поцеловал ей руку и удалился к своим.
– Я словно в сказке, – сообщила мне сестричка, когда трубы зазвенели во второй раз и мы встали, чтобы наблюдать за поздравлениями. Василина начала принимать подарки от королей и их свиты. Я снова обвела глазами зал. Март и Катерина находились далековато, и пройти сюда до окончания церемонии у них уже не было возможности.
А чуть ближе, у самой стены, стоял Кембритч. В темном костюме, высокий, прямой. Вокруг него была пустота: гости избегали становиться рядом, будто он чумной, но Люк словно не ощущал этого. Посмотрел на меня – и я оцепенела; криво усмехнулся, опустил взгляд – и меня отпустило. Снова поднял глаза – резко, прямо, – и воздух вокруг меня будто вспыхнул, обжигая, заставляя задыхаться.
– …Преподнести вам эти прекрасные ковры от лучших мастериц эмирата Тайтаны…
Что же ты делаешь со мной, Люк, что я совершенно теряю себя? Зачем ты вообще появился в моей жизни?
Сжатые до невозможности кулаки и напряженное тело, до боли в мышцах, в затылке. Жар и холод, и только я и он, и никого вокруг.
– …Дорогая сестра, это последняя работа Вольдемара Зенгрента, шедевральная картина…
Голоса сливались в гул, и я выхватывала лишь фрагменты поздравлений, не в силах отвести глаза и не желая этого делать. Казалось, еще немного – и я просто пойду туда, к нему, чтобы встать рядом.