Василина величественно кивнула.
– И заявление ваше порвите, пока я не сделала это сама.
– Да, моя госпожа, – повторил Тандаджи, кланяясь. И она была готова поклясться, что расслышала в его ровном голосе нотки радости.
Мне казалось, я снова лежу на горячем песке пляжа, телу тепло и хорошо, и совсем рядом шуршат волны безбрежного и ласкового океана. И в шепоте этих волн слышен напевный голос царицы Иппоталии, и от голоса этого я сама становлюсь океаном, полным мощи и покоя.
Где-то близко раздались шаги, тихо стукнула дверь. Запахло больницей, лекарствами, дезинфицирующими растворами.
Сила возвращалась, я чувствовала ее пульсацию в крови. Чувствовала, где находятся сестры, далеко-далеко ощущала Ангелину, и она была спокойна. Чувствовала, как плохо сейчас Василине. Ощущала, как пространство вокруг меня наполнено болью и сдержанной деловитостью. Мир становился ярче, хоть я и лежала с закрытыми глазами. Так, наверное, чувствует себя глухой, когда начинает слышать, или слепой, впервые увидевший очертания предметов.
Я открыла глаза и села на койке. Голова не кружилась – наоборот, тело словно парило, покалывало, будто его накачали энергетиками. Я все еще была в своем красном платье, но без перчаток – в кисти торчала игла капельницы, на локте виднелись следы от уколов. И босиком.
Поискала взглядом туфли – не нашла. Перекрыла капельницу, вытащила катетер.
И как была, босая, вышла в коридор.
Мариан, от которого волнами шла ослепляющая душевная боль, словно его корчило и разрывало внутри от тоски, спокойно разговаривал с царицей Талией. Значит, не привиделось, она и правда приходила. Повернулся ко мне, улыбнулся одними губами, потом обеспокоенно вгляделся в меня.
– Сильная девочка, – одобрительно сказала царица, и я явственно услышала в ее голосе божественный шум моря.
– Я вас слышала, – произнесла я сипло и надорванно.
– Я всего лишь немножко помогла, – улыбнулась Талия, посмотрела на меня – как погладила. – Эйфория и восприимчивость скоро пройдут, и ты вернешься в норму.
Она, помедлив, чуть коснулась руки Мариана, и я почти увидела, как его страшная боль уходит в нее, шипя и испаряясь, как вода на раскаленной сковородке.
– Где Кембритч? – спросила я, хотя, кажется, чувствовала где.
– В операционной, – ответил Байдек, отстраняясь от царицы, безмятежно глядевшей на него. Словно не хотел избавления от своей неподъемной тоски. – Марина, ты очень бледная. Тебе лучше вернуться в палату.
Но я уже шагала по холодному полу дальше, и платье без каблуков шелестело по плитке, как шепот совершенно неважных воспоминаний и обид.
Подошла к стеклу операционной. Хирурги и медсестры суетились, готовясь к операции, набирал свое средство анестезиолог, держали светящиеся нити виталисты, и бледный, собранный Луциус Инландер стоял у изголовья операционного стола, прикрыв глаза и положив руки на виски лежащего Люка.
Я будто воочию увидела, как вокруг них обоих пульсирует кокон из перламутровой, сияюще-белой энергии жизни, пытаясь победить, затянуть черноту, истекающую из тела Люка, и откуда-то четко знала, что, если бы не Луциус, Кембритч был бы уже мертв. Словно в ответ на эти мысли Инландер открыл глаза, повернул голову, вопросительно посмотрел на меня. Сознания осторожно коснулись невидимые чуткие пальцы, и я сморщила нос – от этой щекотки захотелось чихать. А Инландер уже что-то говорил хирургу, и тот, оглянувшись, отвечал резко. Естественно – кто же потерпит постороннего в операционной.
Я открыла дверь и вошла внутрь.
– При ранениях в живот запрещено пить и есть, – доктор почти кричал. – Вы его убьете!
– Он уже и так на грани, – высокомерно и нервно ответил король Инляндии. – Я ввел его в стазис, максимально замедлил распространение яда и кровотечение. Организм сейчас нежизнеспособен, мы с коллегами искусственно поддерживаем в нем жизнь. Но есть предел – из-за раны. Вы не сможете оперировать в стазисе, не будут работать аппараты искусственной вентиляции легких, кровоотвода. А если не удалить яд и вытащить из стазиса, то он и тридцати секунд не протянет.
Я смотрела на Люка. Близкая смерть обычно уродует человека, а он выглядел расслабленным и почти счастливым.
– Под вашу ответственность, – проворчал хирург. От него исходили раздражение и досада.
– Разве он сможет пить? – спросила я, протирая руки спиртом.
– Я… могу заставить, – неохотно ответил Инландер. Профессиональные секреты, видимо.
Полоснула скальпелем по венам, сжала зубы – больно было до слез. Кровь потекла потоком, густая, темная, и я быстро, чтобы не смотреть, прижала руку к губам Люка.
Зашептал что-то Луциус, запульсировал перламутровый кокон, и человек, ставший моим наваждением, стал послушно, как кукла, глотать. Кровь текла по его лицу, капала на покрытый стерильной простыней операционный стол, Инландер шептал, врачи настороженно молчали, жужжали приборы, а я смотрела на Кембритча и думала: что бы между нами ни было в прошлом и пусть будущее почти невозможно – я бы никогда его не простила, если бы он умер.
Зал совещаний
Их величества сначала выслушали доклад невозмутимого начальника разведуправления Рудлога. Затем – рассказ Демьяна про попытки украсть подвеску и видения Василины. Время было уже за полночь, но информация бодрила, как и появление чудовищного муравья из Нижнего мира.
– Я проверил младшую Гьелхенштадт, – сказал мрачный Гюнтер. Он все злился, что именно в его делегацию затесалась террористка. – Там внушение. Сначала заставили пойти в нужный магазин, потом выбрать нужную вещь и не дуть в нее – просто подарить королеве и попросить воспользоваться. Служба безопасности уже задержала исполнителей, но там не темные, просто менталисты. Заказчиков ищут.
– Лучше поздно, чем никогда, – язвительно прокомментировал еще более бледный, чем обычно, и кажущийся из-за этого еще более рыжим Луциус. Большой и широкоплечий Гюнтер злобно зыркнул на него из-под лохматых черных бровей.
– Ты лучше скажи, братец, с какого ты так распереживался за этого героя, которого тварь проткнула? Я вообще не припомню, чтобы твое величество прикладывало рученьки к кому-то, кроме как в особых случаях.
– Кембритч – внук человека, которого я почитал и уважал, – сухо ответил Инландер, – и он взял с меня перед смертью обещание, что я позабочусь о мальчишке. Но упрямец отказывается от титула и вообще сбежал из Инляндии. Кстати, Василина, у меня к тебе просьба. Вышли его ко мне. Хоть послом, хоть дипломатом. А там я уже решу с передачей титула.
– Я подумаю, Луциус, – пообещала королева, и Инландер недовольно нахмурился.
– А каков титул? – полюбопытствовал Гюнтер. – Постой, не герцог ли Дармоншир?
– Это государственная тайна, – огрызнулся Луциус.
– Коллеги, – холодно напомнил Бермонт, – давайте вернемся к теме. Гюнтер, если бы манком воспользовалась эта твоя Гьелхенштадт, – величества воззрились на Бермонта с плохо скрываемым уважением, – ничего бы не произошло. Тха-охонги – полумагические твари. То есть сработало бы, только если бы в него дунул кто-то из нас. А Василина с ее усилением – вообще идеальный вариант.
– Демьян, – мелодично проговорила Талия, и взгляды мужчин обратились на нее, приобретая мягкость и даже какую-то нежность, – объясни нам, откуда этот рог вообще мог взяться? Ты, как мы все поняли, уже встречался с этими тварями? Почему не говорил нам?
Бермонт спокойно выдержал недовольные взгляды коллег.
– У каждого в стране орудует нежить, и мы не исключение. Вы ведь тоже не обо всех прорывах сообщаете? Сами справляетесь. Особо лезет в районе разломов и вулканов, а у нас в Медвежьих горах только курящихся постоянно вулканов три штуки. И иногда появляются такие существа. И не только такие; разные. Тха-охонг – еще не самое страшное. Рог, который тебе подарили, Василина, – это внутренний вырост у них на гортани, им они призывают друг друга, как киты. И тот, кого призывают, приходит, даже если он в другом мире находится.
Королева Рудлога сообразила, что́ она подносила ко рту, к чему прикасалась губами, и передернула плечами.
– Поэтому их надо убивать сразу. Иначе рано или поздно появится второй, потом третий. Жрут людей, режут и сосут кровь.
– Убьешь такого сразу, – проворчал досадующий на себя Гюнтер.
– Если есть свободное пространство – любому из нас он по силам, – успокоил его Демьян. – Сильные маги тоже справились бы. А в зале мы были ограничены людьми и строением. На это, думаю, и был расчет.
– Я все-таки не понимаю, каковы цели заговорщиков, – сказала Василина. – Получается что-то совершенно противоречивое. То они хотят украсть подвеску Демьяна. То им нужна живая Рудлог. То им нужны мои дети. То они пытаются убить Мариана, – она почти не запнулась. – То нас всех. Бессмыслица какая-то.
– Ну почему же бессмыслица, – величественно высказался император Хань Ши. Он выглядел просто неприлично бодрым и собранным. И очень элегантным в своем длинном желтом шелковом одеянии с вышитыми павлинами. – Все укладывается в схему. Скорее всего, для их целей нужна либо живая кровь Рудлог, либо вдовая ты – которой можно подобрать подходящего мужа, чтобы перехватить управление страной, либо временное безвластие, которое ослабит стихийный щит над континентом. О свойствах Лунного глаза я ничего не знаю, но подозреваю, что и они вполне встраиваются в этот ряд. Цель, скорее всего, одна, решений несколько. Вот и пробуют разные варианты.
– Но зачем? – непонимающе спросила Василина. Тандаджи сидел рядом и слушал, делая себе пометки.
– «Что кровью закрыто, кровью и откроется», – процитировал Бермонт ее собственные слова. – Что было закрыто вашей кровью, Василина?
Королева Рудлога пожала плечами.
– Как гипотеза – весьма удачно, – благосклонно кивнул император Ши. – За неимением других на данный момент. Что же, братья мои и сестры. Предлагаю резюмировать. Необходимо создать комиссию служб безопасности континента, пусть делятся информацией и проводят общее расследование. Я бы рекоме