Откуда взялись эти фотографии? Жаль, но не из воздуха.
Демон? Его игры? Сияющий алым пламенем Бонков старший и нелюбимый сын Александра, но любимый крестник покойного Ральфа Бонка… силу Александра унаследовал Юрий, но откуда она появилась у Холда? Он ведь родился до того, как дед был убит! От напряжения у Ральфа заболели виски.
Разорванный на части демон, и сила, которая стремится вернуться к хозяевам. Он хочет собрать себя? И ему … нужен сосуд?
А если дети сопротивляются чужой воле? Странная болезнь матери и такие же приступы боли у сестры. Мать отказала Александру, Алиана … и снова не сходится! Ей было плохо на рождество, а фотографии сделаны до.
А что на счет него и Лиз?
В кафе влетела стайка хорошеньких девушек, и Бонк тут же стал объектом их внимания, вынуждая отвлечься от замаячившей на горизонте догадки. Они громко шептались, стоя у прилавка, и стреляли глазками в сторону симпатичного и одинокого молодого мужчины.
Студентки, – понял Ральф. Девушки обсуждали экзамен, сдачу которого они и пришли отметить чем-нибудь сладким.
Глоток горького кофе. Взгляд в окно на черный автомобиль. Время к обеду, и водитель не ел.
О причинах чуть позже. С чьей подачи на всю империю ославили Алиану?
Военные, которые теперь охраняют дворец и его величество Юрий, вынужденный принять навязанную помощь. Утренний выпуск новостей с обличающей маршала статьёй, и почти сразу нападение с Юга.
Всё это слишком очевидно походило на ход со стороны нового императора, если бы не торчащие отовсюду уши соседей. Мог ли у Саксонцев быть информатор в самых высоких имперских кругах?
Покойный министр экономики и финансов, господин Дарем, кстати говоря, саксонец, хоть и не в первом поколении. Только вряд ли Александр подпустил бы так близко к власти непроверенного человека. Разве что, Дарем повернулся к югу, когда император уже отошел от дел. Но Холд и Юрий-то ведь никуда не делись.
Ральф поставил пустую чашку на блюдце. Найти журналиста, подкараулить у редакции и поговорить. Вежливо, разумеется. И никаких кулаков, не пещерный же Бонк человек? Нет, конечно. У него есть аргумент интереснее. Работа у журналистов такая – ковыряться в чужом грязном белье. Ральф всё понимает.
Только это не означает, что он собирается спустить публичную порку сестры.
А пока во дворец. Достать тот газетный выпуск, выяснить адрес редакции, составить список всего того, что Ральф бы хотел получить для Эдинбурга в обмен на засвидетельствованный им договор.
И думать, Бонк, думать.
– И какое самое вкусное? – отвлек его веселый смех.
Бонк обернулся и встретился глазами с одной из девушек. Самой красивой и самой смелой из всех.
– Никогда не видела таких синих глаз, – восхищенно сказала ему она и заправила за ухо прядь волос.
Темные и длинные, как у его Элизабет. Вот и ответ на счет него и Лиз. Демон, не демон, плевать. Отказаться от неё? Не в этой жизни. И ни в какой другой.
– Вкусные все, – улыбнулся студентке Ральф и спрыгнул с высокого стула. Сделал шаг в сторону выхода, обернулся и перед тем как выйти в дверь, коротко поклонившись девушке, добавил: – Благодарю за комплимент.
Во дворце Ральф первым делом перечитал отвратную статейку. Новостное издание первой величины. Бомба. Ничего не скажешь. Тошнотворно увлекательно. Журналист талант, мать его. Запомнил адрес, запомнил имя. Оно кстати, могло быть и просто псевдонимом, но ничего, разберется.
Жаль, что сразу этого сделать не получится.
Аппетит он перебил, а потому пропустил обед, обложившись картами и новостными сводками прошедших лет по Эдинбургу. Идти вперед это прекрасно, да только родная провинция не виновата в том, что осталась без хозяина. Земле нужна мужская рука, и пусть рука эта еще очень молода и находится за тысячи миль, Ральф справится.
За окном стемнело, Бонк потянулся и размял шею. Конечно, всё он не учел, слишком мало сведений, да и мозгов. Не было у Ральфа никаких иллюзий на собственный счет. Но что-то – это в любом случае лучше, чем ничего. А дальше разберемся по ходу пьесы. Кстати, сходить что ли в театр? Они как-то были на представлении всем курсом, Ральфу понравилось.
В открытую дверь вежливо постучали, слуга напомнил Бонку о времени ужина. Ральф кивнул и пообещал подойти в столовую ровно через сорок минут. Именно столько времени по его прикидкам нужно было, чтобы расставить по местам всё то, что он взял. Библиотекаря во дворце не было. И слава богу, если вспомнить с каким удовольствием он вчера читал здесь с Элизабет.
Накрыли Ральфу в той же столовой, где проходил завтрак. Зря он придирался утром – разница между дворцом и казармой была не только в фарфоре. Мясо, которое подали Бонку, было настолько свежим, что таяло во рту. И даже спаржа, оказывается, может быть съедобной. Особенно, если завернуть её в бекон.
– Приятного аппетита, – его величество вошел в столовую. Дерганный, непривычно хмурый.
Ральф, кивнул и, быстро вытирая рот салфеткой, поднялся из-за стола.
– Добрый вечер!
Юрий застыл и пристально посмотрел на гостя.
– Почему вы пропустили обед? – через несколько бесконечно долгих мгновений спросил он.
Расслабился вроде бы, во всяком случае, чуть опустил плечи. И нет, никакого интереса о том, что творится в монаршей голове, Бонк не испытывал.
– Пирожных в кафе переел, – честно ответил Ральф.
Император округлил глаза и рассмеялся, усаживаясь рядом с Бонком.
– Садитесь, Ральф. Как прошел ваш день? Чем вы еще занимались? Кроме набега на кондитерскую, разумеется.
– Забрал документы из академии.
Юрий поднял бокал и отпил:
– Замечательно.
– А больше ничего интересного, – сощурился Бонк. – Вас ждал.
– И я. Очень ждал, даже закончил раньше, – император аккуратно отрезал кусочек отбивной и, нанизав его на вилку, с горькой улыбкой добавил: – но времени у нас всё равно почти не осталось.
Мигнул свет, но не по вине Ральфа. Юрий свел брови, и лампы в люстре над столом взорвались, осколки разлетелись, один и Бонку на тарелку попал. Ерунда, конечно, никто не пострадал. Но ужин испорчен – фаршированная стеклом пища не съедобна.
– Переутомление, – равнодушно заметило его величество и отставило нетронутую тарелку. – Идемте, господин Бонк.
Ральф запретил себе делать выводы. Не сейчас.
Бонк уселся на диване для посетителей в кабинете его величества и терпеливо ждал. Никаких лишних слов, никаких лишних мыслей. И никакого удивления знакомой пухлой синей папке. Сто раз уже видел. То у Холда, то у Юрия.
– Прошу, – протянул ему её император и отошел к своему столу, оставляя Ральфу возможность спокойно ознакомиться с её содержимым.
Бонк внимательно вчитывался в донесения, прогоняя непонятно откуда взявшееся разочарование. Ни одного его занимало, кто подставил Алиану…
Хотя понятно, почему разочарование: он надеялся спустить пар, но люди Холда и Юрия уже сделали всё за него. Даже парочка трупов имелась. Двое журналистов отмечали гонорар, и славу. Еще бы… так отметили, что скончались от отравления. Мутная история. Черт знает, откуда сведения, черт знает, откуда деньги. Черт знает, как главный редактор пропустил эту новость, судя по отчетам, там должна была быть совсем другая статься. Что-то про детишек и благотворительность к празднику.
Ральф поднял глаза и посмотрел на императора. Юрий налил себе из графина воды и сказал:
– Я знал о связи маршала и госпожи Алианы, – глоток воды. – Не одобрял, конечно. Но сделать это достоянием общественности – не мой приказ.
Хорошо хоть о благородстве не заливает.
– Ослаблять фигуру маршала сейчас – уничтожить и без того ослабленную империю, – пояснил император.
Это точно. Ключевое слово – сейчас.
– Да и сомнительный повод – Холды начали процедуру развода.
– Вот как? – Ральф закрыл папку.
– Любовь, – развел руками Юрий.
– Ну да, любовь, – Бонк скривился, не удержался.
Император понимающе хмыкнул и, достав из сейфа еще одну папку, на этот раз тонкую, сказал:
– Мне нужна ваша подпись.
Хороший переход к делу. Ральф оценил.
– С радостью, – кивнул он и, вытащив из кармана свои пометки, широко улыбаясь, заявил: – но у меня есть парочка условий.
Да, договора он еще не видел, ну и что? Явно же там он. Хотя, конечно, папка больно тонкая. Соглашение?
– Вот как? – почему-то довольно рассмеялся Юрий и, оглядывая Ральфа восхищенным взглядом, попросил: – Давайте их сюда!
Император пробежался по списку глазами, положил лист на стол и приказал:
– А теперь я хочу услышать цифры. По каждому пункту. В отдельности. Посмотрим, господин Бонк, на что вы способны.
Ральф скис, но вида не подал. Только улыбнулся еще шире и начал уверенно втирать императору свою точку зрения. Ну какой из него экономист? Так, нахватался по верхам из статей, да Ник ему что-то рассказывал. Но не отступать же теперь, поджав хвост. И потом, что плохого в развитии пусть и отдаленной провинции.
Юрий задавал вопросы. Где-то соглашался, где-то сразу говорил однозначное нет, но не просто нет, а нет обоснованное. Ну да, гостиничный комплекс на севере – это, и правда, утопия. Ральф с удовольствием уточнял, где-то спорил до хрипоты, где-то и сам смеялся, понимая какую глупость предложил. Часы в кабинете его величества отбили двенадцать раз, и Бонк вдруг поймал себя на мысли, что всю ночь готов говорить с молодым императором.
Ральф хмыкнул, взлохматил волосы и, сделав глоток воды, спросил:
– А что я должен подписать-то?
Юрий вздохнул и будто с сожалением потянулся к забытой на краю стола папке. Извлек оттуда бумагу и передал Ральфу.
Бонк сглотнул. Ни о каком договоре не было речи. На гербовой бумаге император удостоверял подпись господина Ральфа Бонка. Высочайшее доверие.
Ральф Бонк теперь мог подписывать любые документы за его величество Юрия.
Глава 16
Память – ловушка. Ржавый от крови капкан. Зубья его давно уже раздробили кость, снять нельзя, остается лишь ждать, когда конечность отсохнет. Это, конечно, если жертве повезет, и она выживет. В моём случае в капкан угодил хищник. Чтобы не сдохнуть от голода, он сам клыками отгрыз застрявшую в смертельной ловушке лапу.