– Да-да, господин Бонк. Уж будьте любезны. И тогда я даже разрешу вам открыть бал танцем с моей невестой.
Бонк не дрогнул, ослепительная улыбка так и сияла на его лице.
– Это честь для меня, – вежливо сообщил он императору и коротко поклонился.
Да, время было на стороне Ральфа, и всё же неумолимо бежало вперед. Лето сменила осень, за осенью пришла зима. Сразу после Рождества закончился и год траура по покойному императору, закончилась и отсрочка для Лиз. Дату свадьбы, вероятно, объявят на Весеннем балу. Логично, надо сказать.
Его величество вдруг прикрыл веки и, поморщившись, взмахом руки велел Бонку уйти.
Ральф сцепил челюсти, но послушался. Вышел из тира и на ходу бросил гвардейцу:
– Медика его величеству. Сейчас.
Бонк свернул в длинный серый служебный коридор. Не было у него желания с кем-либо разговаривать, да и видеть никого не хотелось. Дворец на то и дворец, вечно шляются все кому не лень. Брюзжал, конечно. Не было здесь праздно шатающихся, но вести речи о пошлинах, налогах, производстве, постоянно балансируя между интересами частными и общими, сейчас не было даже не сил, настроения.
Сил же было с избытком, как никогда.
У покоев его действительно ждал озабоченный портной вместе с парочкой тихих помощниц. Ральф надел новый мундир, терпеливо выдерживая долгую примерку. Юрий был неправ, мерки давно были сняты. Просто надевать эту тряпку Бонк лишний раз не хотел – алый парадный мундир, белые перчатки и такой же белый аксельбант, вызывал у него неприятную ассоциацию с алой кровью на белом мраморном поле.
Его оставили, наконец, в покое. Ральф ополоснул лицо холодной водой и, накинув на плечи плащ, вышел из комнат и приказал слуге подать автомобиль к служебному ходу.
Стемнело. Бонк смотрел в окно на яркие вывески и почти физически ощущал нежные руки сестры на своих щеках.
«Всё получится, маленький Ральф … а если нет…позови …»
Ральф потянулся за лаской призрачных пальцев, прикрывая глаза.
Одно лишь слово, и Валлия утонет в крови. Нет, он не станет звать. Справится и так. Злая усмешка исказила его лицо: что же зря он живет во дворце? Второй год.
Автомобиль остановился, Бонк приказал водителю ждать. Охрана знала страсть наследника к сладкому, а потому не удивилась странному выбору заведения. Здесь, в рабочем районе на окраине города, подавались знаменитые на всю столицу валлийские крендельки. Сюда привозил их с сестрой и Элизабет господин Холд-старший. Почти два года назад.
В зале было полно свободных мест. Ральф сделал заказ, расплатился. Кассир поставил кружку с кофе на затертый пластиковый поднос. Тарелка с выпечкой оказалась бумажной, грязно-серый картон моментально пропитался жиром, и Бонк вдруг понял, что задерживает очередь в ожидании приборов. Вон и салфетка, руки вытирать.
Чертов дворец, нахватался замашек. Ни дать ни взять, аристократ. А ведь если вдуматься, ему повезло. В отличие от детей громких фамилий он, бывало, и руками ел, и всё еще помнил, как это вкусно.
Ральф улыбнулся мыслям и двинулся вглубь заведения. Остановился напротив одного из столиков и вежливо уточнил:
– Позволите присоединиться?
Посетитель извлек из кармана платок, нервно отер выступивший на лбу лоб и ответил:
– Конечно, буду очень рад.
Бонк поставил поднос на стол и сдвинул его к окну, усаживаясь на свободный диван напротив. Пластиковое дно шаркнуло о такой же потертый стол. Мужчина дернулся и потянулся к пустой кружке.
– Я налью вам кофе, – улыбнулся Ральф, поднимая за белую ручку стеклянный кофейник. – Прощу прощения за опоздание – задержали дела. Давно ждете, господин Ортон?
Мужчина выдавил улыбку, принимая помощь.
– Ничего, вы занятой человек, господин Бонк, я всё понимаю. Но вы искали встречи со мной, и вот я здесь. Хотя, признаться, очень не люблю шантаж. Не боитесь, что он может сработать и против вас, Второй?
Ральф понятливо хохотнул, широко улыбнулся, продемонстрировав ямочки на щеках:
– Страх бодрит лучше кофе, господин Муха.
Белый бросил быстрый взгляд в окно на припаркованный черный автомобиль.
– Бодрит. Еще как бодрит, – согласился он и посмотрел на Бонка, буравя взглядом маленьких глубоко посаженных глаз. – Говорите.
Ральф нарочито медленно отпил горький кофе. Удивительно приличный для этих обшарпанных стен.
– Вы мне нужны, – наконец с улыбкой заявил он. – Все ваши действия отныне должны быть согласованы со мной.
Муха отвел взгляд, промокнул выступивший над губой пот.
– Иначе что?
– Иначе? – Бонк показательно задумался. – Кара небесная вас устроит?
Белый замер, неверяще на него посмотрел. Ральф легкомысленно пожал плечами. Разумеется есть у него в кармане угрозы конкретнее. Родственники, друзья, увлечения… безопасники Юрия не отказывали Бонку, да только копать слишком глубоко – привлекать ненужное внимание. Ни к чему это. Пока ни к чему.
– Смешно, – выдавил мужчина, но не смог скрыть превосходство во взгляде.
Ральф довольно сощурился. Именно этого он и хотел: чтобы Муха во время разговора не воспринимал его всерьез. Глядишь, и скажет что-то лишнее. И белый не разочаровал.
– Шантаж не ваш конек, Второй, но это не важно. Я встретился с вами только лишь потому, что хотел этого сам.
Ральф выгнул светлую бровь, позволяя Мухе закончить.
– Где Николас, господин Бонк? Что маршал сделал с мальчиком?
Даже так? Значит, белый знал о том кто такой Фостер на самом деле. Интересно. И, судя по подрагивающим от нетерпения губам, он искренне привязан к своему Молчуну.
– А почему маршал должен был что-то с ним сделать? – улыбнулся Ральф.
– Не изображайте идиота, – скривился Муха. – Где он?
– Скажите, господин Ортон, что вы знаете о Бонках, и обо мне в частности? Ну, помимо того, что меня необходимо устранить?
– Как минимум то, что я выстрелю в вас быстрее, чем вы сможете ударить меня электричеством, – процедил мужчина. – Прекратите паясничать. Шутки кончились, господин Бонк.
Ральф прикрыл веки, наслаждаясь родной темнотой. Она обняла его за шею, растрепала волосы нежной рукой. Над столом мигнул свет, электрический ток побежал по проводам, обрываясь на границе северного леса. В маленьком домике у холодной и быстрой речки, на широкой кровати, раскинув ручки, упираясь ими в уставших родителей, спала наследница сожженной крепости. Крохотный комочек, примиривший Ральфа с собственной сутью.
– Николас в Эдинбурге, – просто ответил Бонк. – Теперь он хранит духа нашего леса, – и, улыбаясь, добавил: – даже двоих.
– Духа леса? – выплюнул белый и неприятно рассмеялся.
Эхом вторил ему радостный смех любимой сестры. Никого не надо звать: бездна в венах послушна, потому что Ральф и сам – темнота.
Темнота.
Спи, маленькая принцесса. Расти. И люби. Не все люди одинаковы. Не все предают. Есть и те, кто будет верен тебе до конца.
Муха захлебнулся смехом. Пот струёй покатился со лба к виску.
Ральф позволил темноте шептать. Тысячи голосов, тысячи жизней – в его, Бонка руках. Сожми ладонь, и лихорадочно бьющееся скользкое сердце разорвется прямо в твоих пальцах. Противно, если честно. Да и не нужно, человеку напротив жить осталось каких-то пару лет.
Бонк невесело хмыкнул. Надо же, Ральф совсем не целитель, а откуда-то знает – мотор в груди белого давно истощен.
– Вам бы к кардиологу, – покачал головой Бонк и чуть сжал пальцы.
Посинели мясистые губы Мухи.
– Обязательно дам вам адрес своей любимой больницы. Сразу, как мы с вами придем к соглашению.
Белый захрипел. Ральф отпустил чужое сердце и брезгливо смахнул призрачные капли крови на грязный пол кафе:
– Не трогайте пистолет, господин Ортон. Он выстрелит в вас.
Муха достал дрожащую руку из-под стола, вытер лицо и пробормотал:
– Вам показалось, господин Бонк. Никаких пистолетов.
– Вот и славно, – кивнул Ральф, поймал бегающий взгляд мужчины, и радужку белого затопила темнота.
Бездна тихо смеялась на тысячи голосов.
Люди… найдут объяснение всему, даже необъяснимому. Так уж устроен человек.
Вот и Ортон решил, что недооценил молодого Бонка, и тот тоже прихватил с собой пистолет. Как некстати ему стало худо! Нет, больше он не станет откладывать визит к врачу. Тут северянин прав.
Ральф поморщился, чувствуя, как всё дальше и дальше вязнет в болоте сознания Мухи, захлебываясь в густой жиже чужих мыслей.
«Второй опасен. Слишком опасен. Муху предупреждали, но он помнил, как доверчиво Бонк смотрел на друга, и с чего-то решил, что сможет и им управлять. Но наследник Юрия, очевидно, неуправляем. Значит, сейчас нужно соглашаться со всем. Дождаться, пока он отвернется и выстрелить в спину. Это – единственный шанс.
Николас поймет. И простит. Это и для его блага тоже! Ни к чему мальчику бомба замедленного действия в друзьях».
Ральф поморщился, отпуская дар, и запил горьким кофе отвратительный привкус на губах. В памяти всплыли слова Фостера: «Знаешь, почему я так редко пользуюсь даром?» Тогда «пустить кого-то чужого в себя» казалось метафорой, зато сейчас он сполна понял друга.
Омерзительно это – ковыряться в чужих мозгах.
А у белого чудные мысли. Ничего, оно и было понятно – просто не будет. Когда бы в его, Ральфа, жизни хоть что-то было гладко? Но до весеннего бала еще есть время, он успеет навести нужные мосты.
Даже в живых Муху оставит, исключительно из-за нежных чувств Ортона к другу. Он ведь, ни больше, ни меньше, а заменил Фостеру отца, и потому имел полное право пользоваться сведениями, предоставленными юным Холдом. Прелестно. Еще прелестнее, что он уверен: мальчик привел к нему Ральфа из лучших побуждений. Ошибся, но что взять со слабоумного?
– Я пришлю вам весточку о нашей следующей встрече, Лукас, – намеренно фамильярно обратился к белому Ральф. – А пока, отдыхайте. Всего вам доброго.
Он поднялся с дивана, оставляя растерянного мужчину за своей спиной. Шаг, еще шаг. Что если бездна обманет? В крови зашкаливал адреналин. Ральф прикрыл веки и, прислушиваясь к тихому смеху любимой сестры, призрачными пальцами перехватил пистолет в ладони Мухи. Он дошел почти до самых дверей, когда раздался глухой выстрел. Обернулся и, демонстрируя поскуливающему от ужаса и боли белому ямочки на щеках, сказал: