Это был истинный виртуоз своего дела, не меньший, чем Гарри Каспаров в шахматах, Святослав Рихтер в фортепианном исполнительстве или какой-нибудь заматерелый «вертухай»-прапорщик Бутырского следственного изолятора в своем главном искусстве — шмоне. Рассказывают, что однажды в Омской пересыльной тюрьме жулик умудрился сварить чифирь, ведя отвлекающий базар через кормушку-«намордник» с «рексом»; при этом чифирист держал в одной руке кружку, а в другой — сложенную веером газету.
Несмотря на многочисленные неприятности в Польше, Вареник был спокоен. К неприятностям — неизбежному спутнику блатной жизни — жулик относился со стоической невозмутимостью. Ничего, бывало и хуже. Главное, что скоро пахан прибудет в Москву — он-то разведет все «рамсы».
Склонясь над плитой, уркаган осторожно снял закопченую кружку с чифирем и, поставив ее на стол, уселся на колченогий табурет. Накрыл божественный напиток блюдечком, закурил и, ощутив, как в ноздри пахнул аромат крепчайшего чая, неожиданно улыбнулся.
Вот уже полдня в голове Вареника вертелся незамысловатый мотив старой лагерной песенки, известной наверняка со времен Беломорканала и ГУЛАГа:
Хоп-па, Зоя!
Кому дала ты стоя?
Начальнику конвоя,
Не выходя из строя!
Продолжая мурлыкать, жулик снял блюдечко и, зажмурившись, сделал первый глоток — он был обжигающий, пронзительный. Недовольно поморщился, сделал еще один глоток, еще…
Чифирь на этот раз не получился: такое случалось с Вареником редко. Видно вода из московского водопровода оказалась неподходящей, а чай — не настоящим цейлонским. Жулик, поморщившись, решительно отодвинул от себя напиток.
— Хоп-па, Зоя… Кому дала ты стоя… — продолжая напевать нехитрую мелодию, Вареник принялся одеваться, чтобы купить другой чай, — …начальнику конвоя…
Казалось, опытного уркагана не могла вывести из себя даже такая серьезная неприятность, как скверно сваренный чифирь.
Нащупав в кармане ключи и кошелек, жулик накинул прямо на грязную майку легкую куртку и вышел из квартиры.
— Эй, мужик, прикурить не найдется? — неожиданно окликнул его чей-то голос на лестнице.
Вареник обернулся — прямо на него спускался амбалистый тип лет двадцати двух. Бесцветные, ничего не выражающие глазки, наглая харя, мазовый прикид… Теперь на Москве таких много.
— Я тебе не «мужик», — дельно поправил блатной, понимая под этим словом определенную категорию осужденных в ИТУ.
— Да ладно, не кипешуй ты… — амбалистый, нехорошо скалясь, медленно спускался к Варенику.
Хозяин хаверы быстро скосил глаза в сторону — наверх, к его площадке поднимались еще двое.
Менты?
Нет, это определенно были не менты…
Жулик мгновенно сунул руку в карман — там всегда лежало «перо»-выкидуха. Быстрое движение — и тишину подъезда нарушил тихий, но угрожающий щелчок.
— Ну, пиши, пиши… — ухмыльнулся абмал, отступая на шаг. — Только не промахнись…
Вареник поднял голову — на него в упор смотрела черная точка пистолетного дула.
— Ие-ех!.. — тонкое лезвие, описав дугу, оцарапало куртку амбала — видимо, тот был тренированным и потому успел отскочить в сторону, к перилам.
В это самое время двое других, как спущенные с цепи псы, бросились на блатного. Завязалась борьба, но силы были неравны — через несколько секунд «перо»-выкидуха звякнуло о бетон лестничной площадки, а на запястьях Вареника мгновенно защелкнулись никелированные наручники.
— Ну чо… Не вышло пописать, а? — амбал осматривал порез на куртке с явным неудовольствием. Поднял нож, критически осмотрел его и, сунув в карман, неожиданно саданул жертве кулаком под дых. — На, козлина!..
Спустя минуту обессиленного блатного уже вели под руки к машине — темно-зеленый джип «опель-фронтера» стоял у самого подъезда.
Амбал в порезанной куртке приоткрыл дверь.
— Давай, урка расписная… Карета пода…
Он не успел договорить: короткий хлопок выстрела, смазанный глушителем, — и атлет медленно осел под переднее колесо джипа.
Двое остальных так ничего и не поняли, даже не успели потянуться к стволам, покоившимся в подмышечных кобурах: они были застрелены в течение нескольких секунд.
Пронзительный скрип тормозов — и рядом с хищным джипом появилась серая тридцать первая «Волга», столь неприметная на московских дорогах.
Двое мужчин в камуфляже, с лицами, скрытыми черными вязанными шапочками с прорезями для глаз (так называемая маска «ночь») выскочили из машины. Они быстро затолкали пленника в салон и, даже не взглянув на трупы, уселись рядом. Серая «Волга», описав по двору правильный полукруг, выехала на Новочеремушкинскую…
— …ой, что творится, что творится… — седенькая старушка с аккуратно подстриженными седыми волосами и любопытным взглядом, осторожно поправив кисейную зановесочку и отойдя от окна, тяжело опустилась в кресло.
Так уж получилось, что соседка Вареника стала невольной свидетельницей происшествия. Сперва, услышав какую-то подозрительную возню на лестнице, осторожно посмотрела в дверной глазок: трое здоровенных парней избивали какого-то старика, стриженного бобриком, заламывали ему руки…
Седенькая испугалась не на шутку: вон, и по телевизору, единственной радости пенсионера, рассказывают ужасы об этих преступниках, о том, какие они жестокие и коварные… А ведь это наверняка были преступники!
— Ой, что творится, что творится… В милицию, что ли, позвонить? — вопрошала бабушка сама себя. — Надо позвонить… Ох, грехи наши тяжкие…
Старушка уже поднялась, подошла к телефонной полочке и даже сняла трубку, склеротично вспоминая, по какому же номеру следует вызывать милицию: «01», «02» или «03».
Однако поразмыслив, решила этого не делать: даже у нее, такой правильной и законопослушной, милиция вызывала не меньший страх, нежели самые матерые уголовники…
Глава шестая
— …Скорый поезд Варшава — Москва прибыл на вторую платформу, четвертый путь. Повторяю: скорый поезд Варшава — Москва…
Безразличный голос диспетчера, искаженный хрипом динамиков, разносился по всему Белорусскому вокзалу, гулко отражаясь от нагретых за день каменных стен.
Поезд — запыленная темно-зеленая гусеница — замедлил ход и остановился, уткнувшись в тупик. Гулко лязгнули бампера, открылись двери вагонов, и усталые проводницы сошли на перрон, вытирая поручни тряпками.
Из вагона СВ вышел невысокий пожилой мужчина — легкий люстриновый пиджак, модельные штиблеты и небольшой чемоданчик в руках придавали бы их обладателю сходство с мелким коммивояжером, если бы не вытатуированные на пальцах фиолетовые перстни. Постояв рядом с вагоном, недавний пассажир варшавского поезда закурил «беломорину» и взглянул на часы.
Пассажиром вагона СВ был Коттон — он наконец-то добрался до конечного пункта следования.
По неписанному, но тем не менее неукоснительно соблюдаемому блатному этикету, пахана обязательно должен был встретить жулик — его Московская связь Вареник. Усадить в свою тачку или, как минимум, в такси, отвезти на хату, дать возможность отдохнуть, а заодно и рассказать обо всех последних новостях криминальной столицы России. Ну, а потом, наверное, на следующий день предстояло самое приятное и волнительное: поездка к любимой племяннице Наташе и ее маме, жене покойного брата Василия. Застолье, разговоры за жизнь, воспоминания и планы на будущее…
С момента прибытия поезда прошло пять минут, «беломорина» в желтых от никотина и чифиря зубах уже успела истлеть, осыпаться на лацканы пиджака серым пеплом, а Вареника почему-то не было.
Коттон нахмурился: человек очень обязательный, пунктуальный даже в мелочах, он требовал того же и от окружающих. Тем более, что такие вещи — далеко не мелочи. Точность — вежливость не только королей и поваров, но и блатных. Для блатного — косяк, в натуре…
Минуло еще пять минут — Вареник по-прежнему не появлялся.
Найденко зашел в забегаловку рядом со входом в билетный зал, заказал что-то прохладительное: при этом вор предусмотрительно встал так, чтобы видеть всех входящих и выходящих. Затем вновь нервно закурил и, не взяв сдачи, вышел на перрон.
Толпа прибывших и встречающих уже схлынула. Рядом с вагонами оставались лишь толстомясые тетки с баулами на колесиках — челночницы, привезшие в столицу незамысловатый товар со Стадиона, самого большого варшавского рынка. Что ж, в стране, где одно из самых популярных присловий «чемодан-вокзал-Россия», подобные тетки с тележками — извечный типаж.
Минуло еще минут двадцать. На Белорусский вокзал незаметно, неотвратимо наплывали синие сумерки — но Вареник так и не появился. Это не было похоже на жулика и невольно наводило на неприятные мысли — или мусора замели, или…
В голове Коттона мелькнула недавняя картинка: бетонный парапет белостоцкого супермаркета «АВС», запрокинутое лицо Макинтоша, огромное кровавое пятно на белоснежной рубашке… Тогда, в Белостоке, он прибыл на место убийства «торпеды» спустя каких-то десять минут — Макинтош ждал его, пахана, чтобы перебазарить о Заводном. Вроде бы «торпеда» выяснил кое-какие подробности об этой шестерке и хотел поделиться ими.
Кто его завалил?
Для чего?
Почему, в конце концов, Вареник…
Коттон бросил окурок в мусорку и, взглянув на толстомясых нехорошими волчьими глазами, двинулся в сторону стоянки такси.
— Командир, в Черемушки, — скомандовал он водителю, усаживаясь на заднее сидение.
Всю дорогу до Новочеремушкинской пахан бросал напряженные взгляды в зеркальце заднего вида. Но ничего подозрительного не заметил, слежки не было — такси привычно катило в московском автомобильном потоке. Таксер тоже не вызывал подозрений, обыкновенный работяга, каких в столице тысячи. Когда салатовая «Волга» с таксистскими шашечками подъехала к пятиэтажке, Коттон несколько успокоился.
Опытный вор, естественно, знал основы конспирации и потому попросил водителя остановить машину не рядом с нужным подъездом, а у соседнего. Расплатился, поднялся на лестничную площадку, откуда осмотрел двор: несколько недорогих тачек, припаркованных вдоль дома — ничего подозрительного.