— Дядь Леша, — произнес русоволосый с чувством. — Мы ведь не первый год корефанимся. Если что, если проблемы какие — обращайся. Всегда рады помочь.
Два автомобиля, сверкая рубинами габаритных огней, мчались по шоссе в направлении столицы.
В головном темно-бордовом «ниссане» сидела охрана Крапленого — коротко стриженные амбалы со значительными лицами. Толстые шеи, накачанные мышцы, короткоствольные автоматы, лежавшие на коленях, — все это красноречиво свидетельствовало, что катившему на втором автомобиле не о чем беспокоиться.
Во второй машине — роскошном навороченном «ягуаре» — сидели Крапленый и тот самый русоволосый; последний жест Коттона настолько впечатлил его, что он до сих пор продолжал восхищаться стариком:
— М-да, старая гвардия… Вот это человек, вот это вор! — закурив, он опустил стекло, бросив пустую пачку на дорогу. — Не то, что нынешние говноеды…
— М-да, Тихон, таких людей, как Лexa, больше нет, — Крапленый, сидевший рядом, провел руками по крокодиловой коже кейса, лежавшего у него на коленях. — И долго еще не появится. Знаешь, а мне вообще жалко, что он на покой уходит.
— Его право, — покачал головой тот, кого яйцеголовый назвал Тихоном. — Никто из нас не может кинуть ему в этом предъяву.
— Да уж…
Неожиданно слепые конусы электрического света фар выхватили из темноты милицейский «форд» в полной боевой окраске; рядом с ним, белея портупеей, стоял гаишник с поднятым жезлом.
— Передай по рации пацанам, чтобы остановились, а мы дальше поедем, — Крапленый тронул водителя за плечо.
Тот исполнил распоряжение, однако гаишник невесть почему остановил и «ягуар».
Крапленый ткнул толстым пальцем в кнопку стеклоподъемника, высунулся наружу и недовольно спросил:
— Чего там?
Рука сержанта рыбкой взлетела к головному убору.
— Проверка. Оружие, наркотики — есть?
— Наркотиков — нет, на оружие — разрешение, — ответил за пахана водитель.
— Прошу всех предъявить оружие и документы на него, — на редкость категорически приказал гаишник и, обернувшись назад, в сторону «форда», сделал какой-то непонятный знак рукой.
— Что — беспределом занимаемся? — амбициозный Крапленый, очень недовольный тем, что это ночное мусорское животное прервало его беседу с Тихоном, был готов вспылить. — Мало, что на Москве деньги косите, так уже и на больших дорогах разбойничаете? Позови-ка сюда своего начальника, я с ним…
Он не успел договорить: где-то совсем рядом раздался противный ухающий звук, с которым обычно стреляет армейский гранатомет. «Ниссан» охранников внезапно как бы подпрыгнул… Машина встала на дыбы и плавно, будто бы в замедленной киносъемке, переворачивалась на левый бок — на капот «ягуара» дождем брызнули осколки.
Спустя несколько секунд хозяин дорогой британской машины, Тихон и водитель уже лежали, уткнувшись лицами в нагретый за день асфальт; над ними, вскинув автоматы, стояли мужчины в пятнистых камуфляжах и черных вязаных шапочках с прорезями для глаз.
А со стороны якобы гаишного «форда» уже выходил какой-то человек. Поправляя то и дело сползавшие с переносицы очки в старомодной золотой оправе, он подошел к открытой задней дверце, взял с сидения крокодиловый кейс и, включив в салоне свет, щелкнул золотыми застежками. Зашелестели страницы — выражение лица Прокурора сделалось предельно сосредоточенным.
— Думаю, что техническая сторона дела для меня не представит большого интереса, — даже не взглянув на мнимого сержанта милиции, произнес он. — А теперь отвезите меня в Москву…
Мелодичный бой дорогих антикварных часов, стоявших в комнате, наполнял своим звуком огромную пятикомнатную квартиру престижной сталинской высотки на Котельнической набережной.
Хозяин квартиры, известный в Кремле как Функционер, нехотя поднялся с дивана, сбросил с себя плед в шотландскую клеточку, прошел в холодную кафельную ванную, похожую на операционную, плеснул в лицо ледяной воды, с удовольствием растерся шершавым полотенцем.
Настроение было приподнятым: два часа назад ему позвонил Прокурор и радостным тоном предложил забрать не только деньги, но и всю технологическую документацию на «русский оргазм». Тон Прокурора не оставлял сомнений в том, что так оно и будет, он всегда пользовался репутацией человека кристальной честности.
Хозяин квартиры прошел на кухню, поставил кофе, и тут же зазвонил домофон: охранник, сидевший внизу, сообщил о прибытии гостя.
— Проводите его ко мне, — скрипуче приказал Функционер и, предвкушая нечто очень приятное, взял приготовленный кофе и отнес его в гостиную.
Прокурор был весел и ироничен — как и обычно.
Привычное рукопожатие, привычные расспросы о делах, здоровье, проблемах…
— Ну, ты ведь знаешь обо всех моих проблемах, — хозяин давал понять, что теперь пора перейти к самому главному.
Щелкнули золотые застежки кейса крокодиловой кожи — перед Функционером легла растрепанная папка.
— Тут твои деньги, — лучась доброжелательством, произнес Прокурор.
— В смысле?
— Номера счетов, фиктивные фирмы, банки и прочее. А тут, — на столе, между кофейными чашечками оказалась дискетница, — та самая информация, о которой мы говорили…
— Значит, мы сможем заниматься «русским оргазмом» самостоятельно? — понял хозяин.
— Вы — сможете, — Прокурор явно давал понять, что выходит из этого дела, — если…
Функционер сдвинул брови.
— Если что?
— Если возьмете в нагрузку еще и вот это…
В руках Прокурора оказалась видеокассета — самая обыкновенная, вроде тех, которые продают в любом коммерческом киоске.
— А что тут?
— Шоу. Самое замечательное шоу из всех, которые мне приходилось видеть.
— В смысле? — в голосе хозяина засквозило явное беспокойство.
— А ты посмотри, посмотри…
Хозяин сунул кассету в щель видеомагнитофона, включил телевизор…
Какой-то странный мужчина с отсутствующим взглядом смотрел прямо в объектив и говорил, говорил…
— Кто это?
— Криминальный авторитет новой формации Иван Сергеевич Сухарев, он же Сухой, — спокойно комментировал гость, — это он дает показания. Кстати, ни одного неверного слова. Исключительно правдиво. Он вообще стал очень честным, этот Сухарев… Между нами говоря, — продолжал Прокурор тоном человека, собиравшегося поведать какую-то страшную тайну, — он находится под воздействием препарата. Это — пожизненно, противоядия нет и вряд ли когда будет. Он навсегда останется таким.
То, что поведал с телеэкрана Сухарев, бросило Функционера в холодный пот. Мелькали фамилии, имена, должности, но самое страшное: Сухой деловито, словно давя клопов, рассказывал о воздействии препарата на психику. Было странно слушать подобное от человека, который сам пребывал в подобном состоянии.
Неожиданно Функционер поймал себя на том, что его прошиб пот — холодная капелька медленно скатывалась между лопаток, неприятно щекотала спину.
— Ты… шутишь? — хозяин механически щелкнул кнопкой — изображение на огромном экране, собравшись в точку, исчезло.
— Нет.
— Ты… ты… — он принялся глотать ртом воздух, словно вытащенная на лед рыба.
— Только не надо второго инфаркта, — произнес Прокурор холодно. — Впрочем, это я тоже предусмотрел. Карета реанимации на всякий случай стоит внизу, под окнами.
— Ты…
— Нет, ты, — неожиданно воскликнул Прокурор. — Ты хотел загнать человечество кнутом в рай? Да? Хорошо, — он демонстративно придвинул хозяину крокодиловый кейс. — Вот тебе дискеты, вот деньги. Можешь снять их в любой момент. Но тогда разразится страшный скандал, и одной лишь отставкой ты не отделаешься! Неужели тебе не понятно: если ты заберешь эти деньги, то тем самым признаешь, что вкладывал их в проект?!
Лицо Функционера побагровело, огромным усилием воли он взял себя в руки.
— Что… что ты хочешь?
— Чтобы ты выбрал. Или деньги, формулы, технология — но скандал. Или ты ничего не вкладывал… ну?
…Спустя десять минут желтый реанимобиль с надписью «АМБЬЮЛАНС», вспарывая тишину набережной пронзительной сиреной, отъезжал от сталинской высотки.
Мужчина в очках, проводив спецмашину взглядом, подошел к черному лимузину с российским триколором на госномере.
Открыл дверцу, устало опустился на сидение и, закурив, бросил водителю:
— Поехали.
— Домой везти? — не понял тот.
— Нет, в Кремль… У меня на сегодня много работы.
Машина Прокурора ехала небыстро, без привычного завывания сирены и всполохов мигалки — пассажир, глядя по сторонам, растерянно поглаживал шершавую поверхность крокодилового кейса…
Глава двадцать седьмая
Мужчина неопределенного возраста, поднявшись с привинченной к полу металлической кровати, с тяжелым, безотчетным вздохом, прошелся по комнате и остановился у зарешеченного окна.
Собственно говоря, то помещение, где он находился, вряд ли можно было бы назвать жилой комнатой: обыкновенная каморка, довольно грязная, где-то два на три метра, не больше. Из мебели, кроме скрипучей панцирной кровати — типовая обшарпанная тумбочка, вздувшаяся от влаги, столик на неровных шатающихся ножках, один-единственный стул, так же как и кровать, и тумбочка, и стол, привинченный к полу; унитаз рядом с дверью и облупленная раковина.
Обстановка самая что ни на есть казенная, казарменная.
Да и сам обитатель этой каморы куда больше напоминал какой-нибудь предмет казенного обихода, нежели живого человека: мятая, застиранная хлопчатобумажная пижама цвета кофе с молоком, такие же штаны с пузырящимися, вытертыми коленями, грязно-серая майка с нечитаемым штемпелем прямо на животе. Ввалившиеся глаза, трехдневная щетина на щеках, короткие, очень неровно подстриженные волосы — в своей донельзя нелепой пижаме он наверняка бы смотрелся вокзальным бомжом или нищим, если бы не приплюснутые уши и огромные — несмотря на общую худобу — руки. Все это явственно выдавало в нем бывшего профессионального спортсмена.
Встав у забранного в решетку окна, обитатель каморы посмотрел вниз — он жил на третьем этаже и, судя по всему, давно уже знал картинку двора наизусть.