А! Возможно, они уже когда-то пересекались? Но голос совершенно незнакомый. Или его лицо известно всей стране?
Последняя надежда заполучить портрет Ивана Ивановича рухнула, когда Хмуренко просмотрел пленку из камеры, которая работала в машине, пока они беседовали. Иван Иванович к машине не подходил и сквозь лобовое стекло внутренность ее не рассматривал. Его нечеткая фигура лишь едва мелькнула на дороге, потом свет фонарика, и все.
Турецкий. 9 апреля. 05.35
Скоро совсем свихнусь!
Турецкий проснулся в холодном поту. Всю ночь его мучил многосерийный кошмар, главными героями которого были Замятин и Лидочка. Они чудесным образом объединились против «важняка», пытаясь всеми мыслимыми способами сжить его со свету. В последнем эпизоде Турецкий горел в шестовской даче, а Лидочка, Замятин, Грязнов, Хмуренко, мужик с грузинской внешностью, Арбузов и еще какие-то темные личности наступали со всех сторон, не давая ему возможности выскочить. Как в «Ночи живых мертвецов», с той только разницей, что лица у них были не полуразложившиеся, а нормальные. Круг все сужался и сужался. Увидев на своей лодыжке татуировку в виде синего скорпиона, он понял, что пришла смерть, и проснулся.
На часах было 5.35, но пытаться заснуть снова Турецкий не стал. Поднялся осторожно, стараясь не разбудить супругу, пошлепал на кухню варить кофе. В квартире было нестерпимо жарко — такое впечатление, что за последние дни отопительного сезона коммунальники решили на радостях сжечь все, что наэкономили за зиму. Или Сосновский старается: отпустил населению газ на халяву, стремится повысить свой рейтинг. Турецкий открыл настежь окно, закурил, прихлебывая любимый «Чибо».
Голова гудела как с перепоя. Он наполнил себе ванну и погрузился в слегка прохладную воду, запасшись свежей и не очень прессой — газет не читал уже дня три. И, как выяснилось, не зря. Акулы пера без устали препарировали скандал с генпрокурором. Мнения, разумеется, высказывались самые разные, но Замятин, похоже, линию поведения выбрал абсолютно верную — защитников у него было намного больше чем обвинителей.
«Подсуден ли генеральный?!» — жирно-черным заголовком на первой полосе спрашивал сам себя известный адвокат и сам же себе авторитетно отвечал: нет, граждане, даже не надейтесь.
«…Ведь в 21-й статье Конституции России говорится о том, что достоинство личности охраняется государством, и ничто не может быть основанием для умаления достоинства. А генеральный прокурор — такой же гражданин, как и другие. И его тоже защищает Конституция и государство… А 24-я статья Конституции гласит, что сбор, хранение и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускается… А 51-я статья закона о СМИ запрещает журналистам распространять информацию, порочащую граждан, в частности в связи с их профессиональной деятельностью… А в цивилизованном мире любые документы, добытые неконституционным путем, не могут быть предметом публичного обсуждения…»
Может, в цивилизованном обществе и не могут, а у нас — очень даже. Турецкий отшвырнул подмокшую газету и взялся за другую, — и там Замятина не забыли.
«Кому же тогда верить???»
«Генпрокурора „сдали“ свои — люди, которым он неограниченно доверял… Авторитетные эксперты единодушны: съемка велась скрытой камерой, замаскированной в элементах отделки помещения. Съемку проводили профессионалы».
«Жене Замятина будет над чем посмеяться!»
«…Близкая подруга семьи Замятиных Инара Филиппова заявила нашему корреспонденту:
— Я знаю Володю сорок лет. Это просто не он! Это не может быть он, хотя, надо признать, внешне этот мужчина чем-то на него похож. И не надо жалеть его жену. Посмотрев пленку, она наверняка просто расхохоталась».
Повезло ему с женой, однако. Интересно, если бы Ирке такое показать, она бы тоже ухохатывалась?
На закуску Турецкий оставил «Московский комсомолец», и тот, как всегда, не подвел, оказался на высоте, в авангарде передовой революционной мысли:
«Похожие на генпрокура, отзовитесь!»
«„Московский комсомолец“ объявляет конкурс двойников Замятина. Победители получат уникальную возможность поучаствовать в следственном эксперименте. Вас ждут красивые девушки, скрытая камера и бездна острых ощущений…»
Телефонный звонок разрушил такую реальную, словно живую иллюзию: голозадый генпрокурор занимает место в ряду своих голозадых двойников, а компетентная комиссия из супер-и топ-моделей решает, кто же из них был на пленке.
Кое-как завернувшись в полотенце, Турецкий поскакал к телефону, соображая, кто бы это мог быть, в шесть утра-то. Не иначе Славка развлекается.
— Не спишь? — Это был Меркулов.
— А ты?
— Как раз собирался ложиться.
— Что, следуя примеру шефа, по девочкам бегал?
— Заседал, — вздохнул Меркулов. — Тебя сегодня вызовут на думскую комиссию по Замятину. В общем, я тебя прошу вести себя скромно, на скандалы не нарываться и от комментариев воздерживаться. Надувай щеки с умным видом и помалкивай.
— А если по делу спросят?
— А по делу — особенно.
Вызвали не одного Турецкого. Комиссия хотела поговорить с сотрудниками Генпрокуратуры на предмет выяснения профессиональных качеств господина Замятина. В кулуарах Думы гуляли как минимум человек шесть его коллег. Всех пригласили на девять утра, но уже полчаса мурыжили первого. Если так пойдет и дальше, торчать тут придется до конца рабочего дня.
С утра он заглянул в Генпрокуратуру, но поговорить с Ильиным и Позняком не получилось. Они всю ночь отсыпались после утомительного дня, заполненного допросами свидетелей.
Отпущенный наконец заседателями Бакланов, такой же «важняк», как и Турецкий, прислонясь спиной к стене и утирая обильно струящийся по лицу пот, порекомендовал коллегам:
— Запасайтесь красными фонарями, — и, видя, что не все его понимают, объяснил: — Был как-то у мужика жуткий понос. Что он, бедняга, только не делал: и всех врачей обошел, и знахарей с народными целителями, — не помогает, и все тут. И кто-то ему посоветовал, что, мол, есть некий дед Макар, лечит все что хочешь. Мужик приходит к нему, объясняет проблему, тот и говорит: «Снимай штаны и наклоняйся». А сам берет красный фонарь и начинает им размахивать перед задним местом мужика. Мужик не выдерживает и говорит: «А что, разве это поможет?» — «Поможет, еще как поможет. Это и поезда останавливает».
— А кого из «комиссаров» лечить?
— Да всех! Особенно Ильичева.
Следующего томили уже всего минут двадцать. Турецкого вызвали третьим.
Одиннадцать человек за длинным столом обратили на него мало внимания, занимаясь каждый своим делом. Не дожидаясь особого приглашения, Турецкий уселся в единственное свободное кресло напротив председателя — сонного «агрария» в больших очках.
— Турецкий Александр Борисович, — провозгласила секретарь комиссии, — старший следователь по особо важным делам.
— Вы знаете, чем занимается наша комиссия? — вопросила, оторвавшись от бумаг, суровая дама от «Женщин России». — Вы можете сейчас сделать заявление, рассказать нам о каких-либо фактах, которые прольют дополнительный свет на проблему. Мы вас внимательно слушаем.
Турецкий, как и просил Меркулов, надул щеки и промолчал.
— Давно работаете с Замятиным? — весело поинтересовался Ильичев и ответил до того, как Турецкий сдулся. — Давно. Скольких генеральных вы пережили? Многих? Многих. Признайтесь, возникали ли у вас сомнения в высоком профессионализме и глубокой порядочности Замятина до этого неумело инспирированного скандала? Не возникали. — С Ильичевым даже щеки надувать не нужно было, он на реакцию Турецкого вообще не смотрел. Хотя для кого он разыгрывал эту беседу с самим собой, тоже было не понятно. Члены комиссии, которые это уже, очевидно, дважды слышали и уже устали от этого, на третий раз просто абстрагировались, занялись своими бумагами, газетами, калькуляторами, хорошо хоть не бутербродами. — Расскажите нам, как вы представляете Замятина-человека? Открытый, честный, бескомпромиссный, надежный товарищ, да? Или подлый, беспринципный негодяй без всяких понятий о морали и нравственности, нет? А Замятина-прокурора? Прекрасный юрист, правовед, профессионал высочайшего класса, да? Или выскочка, карьерист, прожектер, нет? Как вы относитесь к событиям? Правильно, с возмущением.
Словесного поноса Ильичева, без горячей поддержки коллег, хватило на этот раз только на четыре минуты. Коллеги же, оказывается, его полностью поддерживали, только выражали свою любовь к Замятину не так бурно.
— Вы ведете расследование по инциденту с видеозаписью? — в той же манере справилась, заранее зная ответ, дама от «Яблока».
— И ничто пока не указывает на то, что на пленке снят именно Замятин, — авторитетно заявил мордатый мужик от ЛДПР.
— И не будет указывать, — воскликнул отдышавшийся Ильичев, — поскольку всем здравомыслящим россиянам и так понятно, что жалкие режиссерские потуги клипмейкеров от коррупционеров не приведут ни к чему, кроме их же собственного разоблачения.
Закончил представление председатель:
— Хочется поблагодарить вас, Александр Борисович, за занятую вами принципиальную позицию и решимость отстаивать истину, не останавливаясь ни перед чем.
— Спасибо. — Это было единственное слово, произнесенное Турецким в ходе дачи показаний комиссии.
Интересно было бы взглянуть, как выглядит протокол.
Остывающие угли чуть слышно потрескивали. Так уютно, спокойно-будто ничего особенного не случилось. Может, все обойдется? В который раз вспыхивала надежда.
Неужели теперь конец всему?! Учеба, карьера… Как же это?… Страшно, зябко — безмерно одиноко!
Что Сереге? Ему теперь все равно, — Замятин смотрел на тело, лежащее шагах в четырех от костра.
Было тихо.
Было жалко…