к переходу в машинный зал. Забежав в него, Толстолобик помчался к стекляшке. За стекляшкой хранились разные инструменты: лопаты, мётлы, лом… Увидев лом, Толстолобик подумал: «Ебать, вот это подойдёт! Его хуй сломаешь!» Вытащив лом, он развернулся, чтобы бежать назад, и наткнулся на Узбека.
– Ты куда это с ломом?
– Да там, блядь, вентилятор раскрутило, тормознуть надо, – коротко бросил Толстолобик и побежал на вакуум-вытяжку.
Узбек посмотрел ему вслед, заскочил в стекляшку, надел зимнюю куртку и побежал за ним.
В камеру Узбек заскочил как раз в тот момент, когда Толстолобик, двумя руками взяв лом, резко опустил его вниз, будто хотел пробить корку льда. Со звонким и звенящим ударом металла о металл лом вырвало из рук Толстолобика и швырнуло в сторону лежащего на сетке слесаря. Ни Узбек, ни Толстолобик, ни кто-то из стоящих рядом слесарей не успели даже вскрикнуть, когда одним концом лом угодил по ноге, а другим – по голове лежащего. Тот так же, не успев издать ни звука, потерял сознание. На какое-то мгновение все оцепенели и молча смотрели на тело. Первым пришёл в себя Узбек:
– Толстолобый, ёб твою, сообщи по рации мастеру! Пусть скорую и спасателей вызывает.
Сам же он, оглядевшись, выскочил из камеры и через несколько секунд вернулся с ещё одной доской. Затем он спустился к самому вентилятору и аккуратно положил доску на лопасти, придерживая её за один конец. Лопасти били по доске, но, нажимая на неё, Узбек понемногу замедлял их вращение. В это время Толстолобик сбивчиво рассказывал по рации мастеру смены о том, что произошло. Когда вентилятор полностью остановился, а лопасти заблокировали, Узбек спрыгнул на сетку к лежащему без сознания слесарю. Из рассечённого лба текла кровь. Штанина на ноге в месте удара также была мокрая от крови. Кровь капала через сетку вниз, и капли тут же сносило в сторону потоками воздуха от других вентиляторов. Узбек прощупал сонную артерию и облегчённо крикнул:
– Живой!
Он несколько раз хлёстко ударил слесаря по щекам. Не сразу, но понемногу слесарь пришёл в себя и сразу же что-то нечленораздельно замычал.
– Как тебя звать, помнишь?
– Серёга…
– Где находишься, знаешь?
– На заводе этом ебучем! Чё, остановили наконец это хуйню?
– Ну кукушку вроде не стрясло, – устало улыбнулся Узбек.
– Хули встали? – крикнул он слесарям. – Пиздуйте вниз – скорую встречать! Толстолобый, сгоняй в будку, принеси воды!
– Я это, так получилось…
– Пиздуй в будку! Потом извиняться будешь!
Толстолобик убежал вслед за слесарями.
– Да нахуя скорая? Нормально всё! – неуверенно сказал Серёга и попытался подняться, но сразу с криком упал.
– Не шевелись, нахуй! – придержал его Узбек. – У тебя перелом, по ходу.
Узбек аккуратно приподнял штанину, она была насквозь мокрая от крови. «И, по ходу, открытый», – подумал Узбек. Но делать было нечего, нужно было остановить кровотечение. Узбек взялся двумя руками за край штанины и с силой дернул в стороны. Серёга застонал.
– Терпи, хули! Атаманом будешь!
– Угу, – вскрикнул Серёга.
Узбек разорвал штанину до колена. Под штанами были зеленые кальсоны, ставшие теперь грязно-бордового цвета из-за пропитавшей их крови. Здесь уже было видно, что нога загнута как-то совершенно немыслимо там, где ей вообще не положено сгибаться, а сантиметров на десять ниже колена из-под мокрой ткани явно выпирала кость. Узбек сглотнул, штанину кальсон он поднимать не стал. Вместо этого разорванной штаниной робы он перетянул ногу чуть ниже колена и покрепче затянул. Прибежал Толстолобик с бутылкой воды. Узбек забрал бутылку и дал Серёге.
– Скорой не видал? – спросил Узбек.
– Нет. Сегодня ж выходной, мы заебёмся ждать.
– У нас-то должна хоть фельдшер дежурить.
Через несколько минут в камеру вбежал слесарь, за ним следом, тяжело дыша, шла фельдшер. Она была уже в годах, но за всё время работы на заводе ей не приходилось сталкиваться ни с чем, кроме простуды и высокой температуры. Посмотрев сверху на лежащего внизу человека, она охнула.
– Живой?
– Живой. Перелом ноги. Похоже, открытый.
– Ой! Кровь остановили?
– Жгут наложил, минут десять назад.
– Я ж тут не подлезу. Спасателей вызвали?
– Да, скоро должны быть.
Снаружи послышался звук подъезжающих машин. В камеру вбежал мастер смены.
– Что у вас тут? – на ходу спросил он, спускаясь к Узбеку. – Ух, нихуя себе!
– Вот-вот. Открытый перелом и по чайнику прилетело.
– Лопастью, что ли?
– Если б лопастью, его бы по всей камере размолотило. Нет, ломом.
– Чем?
– Ломом. Потом расскажу.
– Да уж, расскажешь. Там вроде спасатели и скорая приехали.
В камеру ввалились сразу несколько человек и сразу стали спускаться к ним.
– Живой?
– Да. Открытый перелом ноги. Жгут – пятнадцать минут назад. По голове тоже прилетело. Не знаю, что там. В сознании, соображает вроде нормально.
– Что случилось-то?
– Под вентилятор попал.
Старший спасатель глянул на вентилятор и присвистнул:
– Нихуя себе! Повезло, что живой остался.
– Это точно, – сказал Узбек и глянул на Толстолобика.
Толстолобик стоял с лицом белее снега и, не отрываясь, смотрел на лежащего слесаря.
– Ладно, надо его отсюда спустить.
Из-за спины спасателей возникли складные носилки. Несмотря на аккуратность, с которой спасатели перекладывали слесаря на носилки, он вскрикивал и постанывал от боли. Ко всему прочему он был под два метра ростом, и его ноги свисали с носилок. Кое-как его подняли на балкон. Фельдшер подошла, чтобы осмотреть перелом. Когда она аккуратно задрала штанину кальсон, то увидела торчащий из-под разорванной кожи серый осколок кости, залитый кровью. С еле слышным не то стоном, не то вздохом пожилая женщина медленно и плавно, как будто она была в воде, упала в обморок.
– Вот так нахуй, – усмехнулся старший спасатель.
Носилки пронесли немного дальше, старший подошёл к фельдшерице, присел на корточки, немного потряс её. Она медленно пришла в себя. Её взгляд не сразу, но сфокусировался на сидящем перед ней спасателе.
– Ну что, мать, пришла в себя?
– Ой, а я отключилась? Тьфу, чтоб тебя! – медленно поднимаясь, бормотала она.
– Ну что, как спускать-то будем? Тут вроде лебёдка есть, может, ей зацепим?
– Надо схему на неё собрать, щас электрика вызову.
– Это долго. Ладно, ребят, давайте по лестнице попробуем.
Спасатели, держа носилки, двинулись вдоль по балкону в сторону лестницы. Лестница была крутовата и не очень удобна, но и спасатели были опытные. Медленно, но верно носилки спустили вниз. Там, под балконом вакуум-вытяжки, уже стояла приехавшая из города машина скорой помощи. Рядом стояла местная «буханка» из заводского здравпункта. Чуть в стороне тарахтел жёлтый с красными полосками пазик спасателей. Раненого слесаря переложили на носилки и погрузили в скорую. Машины стали разъезжаться. Толстолобик смотрел с балкона на снег. Ещё недавно такой чистый, сейчас он был испещрён следами от машин и людей. Тонкие полосы от колёс «буханки», широкие – от «пазика», и целая россыпь людских. Все они сходились на вытоптанной поляне под самым балконом. От лестницы к этой поляне тянулась тонкая красная ниточка. На плечо Толстолобика легла рука мастера смены, он вздрогнул.
– Ну пойдём, расскажете, что тут случилось, – сказал мастер Толстолобику и стоящему рядом Узбеку.
Толстолобик по-прежнему был бледен, с потерянным видом он поплёлся вслед за мастером и Узбеком.
– Он вроде даже в больницу к нему ездил, умолял не говорить, что это он его ломом огрел. Деньги вроде даже предлагал.
– А тот чего?
– Ну работает же Толстолобик, значит, согласился.
– Чё, слесарю-то компенсацию завод выплатил?
– Ага! Хуй там! Экспертиза показала, что у него в крови ноль целых хрен десятых промилле алкоголя.
– Блядь, а чего они хотели? Это ж как раз на новогодние праздники. Он всяко, хотя бы до того, но пил. В крови что-то да останется.
– Ну вот и осталось. Сказали, мол, а хули, сам виноват, пьяный был.
– Так мало же алкоголя!
– А им, чтоб доебаться, много и не надо.
– И что в итоге?
– Да то и в итоге. Уволен за грубое нарушение техники безопасности.
XXII
Пизда сидел в стекляшке и ждал смену. Время приближалось к восьми вечера. Операторы старались сменить друг друга пораньше, чтобы узнать все новости по работе и дать возможность помыться и переодеться. Но у Толстолобика был свой расчёт. Он всегда приходил ближе к восьми. Пизда это знал, но все же беспокойно поглядывал на часы. Наконец дверь открылась, и Пизда поднялся навстречу входящему Толстолобику. Сделав шаг вперёд, Пизда протянул для приветствия руку. Толстолобик коротко глянул на протянутую руку и вместо того, чтобы пожать её, правой рукой ударил Пизду в грудь. Лицо его вдруг искривилось в гримасу ненависти. Удержавшись на ногах, Пизда невольно попятился, Толстолобик пёр на него, пока не прижал к стене.
– Ты охуел, что ли?
В ответ на это Толстолобик несильно ударил Пизду в лоб внутренней стороной ладони так, что затылком Пизда ударился о стену.
– Я тебе, блядь, щас охуею, нахуй! Я тебя, ебать, сколько раз предупреждал, чтобы ты нормально масло убирал?
– Я нормально убрал! Целый час там мудохался. Под всеми турбинами прополз.
– Мне похую, сколько ты мудохался. И нихуя там не нормально. Будешь плохо убираться, будешь получать, понял?
Толстолобик ещё раз ударил Пизду в лоб внутренней стороной ладони:
– Ты понял?
– Понял.
Толстолобик отошёл, давая Пизде возможность пройти к двери:
– Пошёл на хуй отсюда.
Вован с Толстолобиком сидели за столом стекляшки и пили свежезакипевший чай.
– Чё по работе? – спросил Вован.
– Да нихуя, так же всё. Сегодня хоть не доёбывал никто. Так, по мелочи хуйнёй пострадали, а в основном то же самое.
– Это заебись! Может, и нас ночью никто трогать не будет.