– Да кому вы ночью-то нужны?
– Да хуй его знает! Вечно кому-нибудь что-нибудь нужно. То проверка, то хуерка.
– Володь, ты утром убрался хуёво, в следующий раз убирайся получше.
– Где это, нахуй?
– Да вообще как-то небрежно.
– Хули ты – вообще? Ты скажи, конкретно где.
– Ну, блядь, под первой, нахуй.
– Ну вот не пизди! Нормально там всё убрано было.
– В следующий раз вместе пойдём.
– Вообще похую! Пойдём!
Толстолобик недовольно встал и вышел из стекляшки.
– Дошик, когда уже масло начнёшь убирать?
– Ты ебанулся, что ли? Какое нахуй масло? Я в свою смену всегда убираю.
– Да нихуя ты не убираешь! Для виду протрёшь маленько и всё.
– Слышь, Толстолобый, пошёл ты на хуй.
– Короче, ещё раз так смену сдашь, я тебе уебу.
– Слышь, нахуй! Давай-ка уеби! Прям щас! Ну, давай! Попробуй!
– Э, мужики! Хорош, нахуй!
– Да нихуя! Уебёт он! Зубы мешают если, давай, уеби!
– А вот и Терминатор!
– Здорово! Жарковато у вас.
– Работали, хули!
– Да ладно! Пиздеть-то – не камни ворочать. Работали они. Хуи пинали всю смену.
– Ты по себе-то людей не суди. Кто-то ведь и работает.
– Кто-то, может, и работает, да только не ты.
– Ну ты-то у нас главный работник, хули!
– А я и про себя не говорю, что перерабатываю, но и не тебе, ебать, меня судить.
– Терминатор, ты чё, ебать, борзый такой?
– Да нихуя! А хули ты такой умный? Один, ебтить, он работает!
– Один не один, а ты, между прочим, масло хуёво убрал сегодня.
– Где это, нахуй?
– А вот там это, нахуй.
– Не, ты давай, блядь, конкретно. Пизданул, так обоснуй! Где я хуёво убрал?
– Да везде. Там, блядь, не дотёр, там не вылил. Я тебе чё, по пунктам, что ли, записывать должен? Сказал, убирайся лучше, значит, не пизди, а убирайся.
– Слышь, нахуй! Ты чё, молодого, что ли, нашёл? Сказал он! Пошёл бы ты на хуй со своими разговорами. Хули ты бычишься? Смотрит он, ебать, исподлобья. Я тебе не Пизда, докладную писать не буду. Ты знаешь, я человек мягкий, но жёсткий. Ёбну в дыню, и будь здоров. Так что или предъяви по делу, или не еби мозги.
– Пизда, я слышал, тебе Толстолобик въёб.
– Все уже слышали.
– Чё делать собираешься?
– Спускать не буду! Хочу с пацанами собраться и за забором по еблу ему настучать.
– Это хуйня! Чего ты добьёшься? Он заяву потом на вас накатает, и все дела.
– А чё делать? Один я с ним не справлюсь, категории разные весовые.
– Не еби мозги! Категории! Напиши докладную Кузе, и весь разговор. Это работа, и рабочие вопросы надо решать нормально, а не вот так вот.
– Ну и чё я буду как стукач?
– При чём тут стукач? Это адекватное решение дела.
– Адекватное – это уебать ему монтировкой между глаз.
– Да, а тебя потом посадят. Адекватнее некуда, блядь. Вот слушай, у меня случай был. Пришёл смену принимать, а мне говорит мужик, что там напарник, мол, пьяный, за щитом спит, ты это, не трогай его, говорит, проспится и домой завтра пойдёт. А я залупился – нет и всё! Нахуй он мне нужен. Ну мужик разпизделся, конечно, но пошли будить. А он умер, ебать. Умер, нахуй! Понял? Прикинь, я бы его оставил, а утром бы выяснилось. И кто бы отвечал? Так что мозги не еби, пиши бумагу. Так, мол, и так, прошу принять меры.
– Подумаю.
– Нехуй тут думать!
– Может быть, всё равно подумаю.
– Делай как знаешь тогда.
– Старый, чё Толстолобый всем мозги ебёт с этим маслом?
– Да не обращай внимания, ебанутый просто.
– Так он до всех доёбывается последнее время.
– Да и хуй на него. Ты видел, как он убирается? Я ж после него смену принимаю. Там вообще пиздец.
– Так а чё он на других тогда?
– Ну ты его первый день знаешь, что ли? С женой разругался поди и срывает на всех злобу. Он же, блядь, ещё говорит, мол, другие не убираются, а я один за всех, что ли, должен? Короче, отмазки ищет, чтоб не работать. Трудяга, в рот его ебать!
– Нихуя после докладной его Кузя выеб, по ходу. Видно, что зло затаил, но как-то присмирел.
– А меня Кузя спрашивал, могло такое быть или Пизда спиздел. Могло, говорю. Чё вы, Толстолобого первый день знаете? Ну он его и выеб. Толстолобый потом сказал, что тот его предупредил: мол, ещё раз такая хуйня, за забор пойдёшь.
– Ну так-то правильно.
– Ну да, хотя я бы уебал монтировкой по хребтине.
– А я бы просто в зубы въёб. Но Толстолобый знает, что я уебать могу, на меня и не пиздит.
XXIII
В комнате было совсем темно. Опарыш сел на кровати.
– Блядь, это сколько же сейчас времени? – пробурчал он.
Посидев ещё немного, Опарыш встал с кровати и пошёл в туалет. Щёлкнув по дороге выключателем, Опарыш зашёл в уборную и закрыл за собой дверь. Он встал перед унитазом, приспустил трусы и взял в руку член, чтобы помочиться. Вдруг он вспомнил:
– Блядь, мне ж ещё анализ!
Он посмотрел на приготовленную с вечера банку, но было уже поздно.
– Ну ёб твою мать! – пробурчал он, стряхивая последние капли.
Затем он вышел из уборной, выключил свет и прошёл на кухню. В темноте светились электронные часы, было четыре часа утра.
– О бля, рано-то как ещё. А пить как хочется!
Опарыш подошёл к чайнику и отпил прямо из носика. Вода была едва тёплой, со вкусом накопившейся в чайнике накипи. Опарыш отошёл к окну, посмотрел на освещённую фонарями улицу. Его всё ещё мучила жажда. Повернувшись, он открыл холодильник. Глаза шарили по полупустым полкам.
– Ёб твою мать! – наконец сказал он и закрыл дверь. Вдруг он вспомнил. Опарыш прошёл к верхнему шкафчику, открыл дверцу, пошарил рукой за наваленными там, кучей скомканными пакетами и достал пол-литровую бутылку водки, заначенную от жены. Глаза его просияли. Опарыш взял с сушилки стакан, заполнил его на три четверти, негромко выдохнул, чтоб не разбудить жену, и залпом выпил.
– Вот теперь заебись!
Убрав бутылку на место, Опарыш ополоснул стакан и отправился в комнату. Будильник был только на шесть, а значит, можно было ещё немного поспать.
Проснулся Опарыш от пронзительного звука будильника и толчков жены:
– Эй, тебе вставать пора!
– То я не знаю! – раздражённо сказал он, поднялся и выключил наконец звонко звонящий механический будильник. Он снова пошёл в уборную, но на этот раз его организм не исторг ни капли.
– Блядь. Ладно, там, может, созрею.
Опарыш наскоро умылся и пошёл на кухню. Есть с утра не хотелось.
– Да и нельзя же, ёб твою! – вспомнил он. – Там же ещё кровь сдавать. Кровопийцы ебаные! Лучше б лечили нормально!
Опарыш включил чайник, а сам пока пошёл в комнату одеваться. Кое-как одевшись, он вернулся на кухню, взял чашку, насыпал пару чайных ложек растворимого кофе и залил их кипятком. Затем он стал не торопясь пить, сев за стол спиной к двери и глядя через окно в ещё тёмное зимнее небо. Впав в состояние оцепенения, Опарыш не заметил, как в кружке кончился кофе.
– Ох, ёб твою! Идти пора!
Опарыш встал, поставил чашку в раковину, выключил свет и прошёл в прихожую. Натянув пуховик, валенки и шапку, он посмотрел на часы:
– Ещё и покурить успею!
Опарыш шагал по хрустящему на морозе снегу в сторону остановки. Руки мёрзли, несмотря на рукавицы.
– Покуришь тут, нахуй.
На остановке стояли ещё люди, которых Опарыш знал по работе.
– Хоть автобус не проехал, а то я б тут замёрз нахуй.
Автобус подошёл минут через пять, и Опарышу даже досталось свободное тёплое сиденье. Втянув голову в плечи, он так и сидел всю дорогу, почти не шевелясь.
Перед проходной завода автобус остановился, чтобы выпустить людей. В общей толпе Опарыш прошёл через проходную и вышел уже на территории завода. Толпа торопилась на автобус, который уже прошёл досмотр и проехал через шлагбаум на завод. Здесь, по другую сторону забора, все вновь, толкаясь, залезли в него, чтобы отправиться каждый в свой цех. Но сегодня Опарышу не нужно было ни в цех, ни в автобус до этого цеха. Сегодня он приехал в поликлинику на очередной ежегодный медосмотр. Поликлиника находилась также на территории завода и совсем недалеко от проходной. Конечно, в мороз и это расстояние казалось немалым.
Наконец Опарыш дошёл до поликлиники и облегченно вздохнул, когда оказался в просторном холле. Первым делом он оправился в гардероб, а затем в регистратуру. Там его оправили к цеховому терапевту. Посидев немного в очереди, Опарыш зашёл к терапевту.
– Так, вот вам обходной, вот «журнал здоровья», вот направления на мочу и кровь. Когда всех пройдёте, снова ко мне.
Опарыш вышел из кабинета, стал перебирать бумажки и тут только спохватился:
– Ёб твою мать! Я же анализ забыл! И банку для него…
Опарыш стал думать, как же ему быть. Пошарил в своей сумке, которую как-то машинально прихватил, выходя из дома. И тут он наткнулся на стакан, который всегда носил с собой, на всякий случай. Какое-то время Опарыш разглядывал стакан, а затем ему пришла в голову мысль. Он сложил все выданные ему бумажки в сумку, чтобы освободить руки, и пошёл в туалет. Там он достал из сумки стакан, ополоснул его под краном, затем встал над унитазом, расстегнул ширинку, одной рукой кое-как достал из штанов член и помочился в стакан, наполнив его на три четверти, а остальное излив в унитаз. С чувством выполненного долга Опарыш вышел из туалета и сразу же отправился к кабинету, куда следовало сдать анализ мочи. В дверях лаборатории стоял столик, на котором уже стояли анализы в разнообразных банках. Под каждой банкой было направление с фамилией того, кто эту банку поставил. Опарыш поставил на столик стакан, пошарил в сумке, достал своё направление и подсунул его под стакан.
– Ну вот, дело сделано! – пробормотал он. – Кто там у нас первый по списку?
С этими словами он достал из сумки обходной лист и пробежался по нему. Прямо рядом с дверью лаборатории был кабинет хирурга.
«Вот к нему тогда сначала и пойду, и очереди нет», – решил Опарыш.