Постучав, он вошёл кабинет. Хирург был молод, он взял у Опарыша бумажки, попросил его спустить штаны и раздеться выше пояса. Опарыш всё сделал. Хирург осмотрел его:
– Переломы, травмы, сотрясения были?
– Да за шестьдесят-то лет чего только не было. Когда-то руку ломал, когда-то ещё что-то, уж и не вспомню сейчас, когда это было.
– Понятно. Последние годы никаких травм?
– Нет, последние – никаких.
Хирург сделал запись в обходном листе и отдал Опарышу.
В течение нескольких часов Опарыш обошёл всех врачей. Почти возле каждого была очередь из таких же работяг, как и он. Где-то больше, где-то меньше. Почти все занимали одновременно во все кабинеты, и каждый держал очередь для товарищей. Но наконец дошла очередь до терапевта. Постучав, он вновь зашёл в кабинет, с которого начал.
– Давайте обходной, садитесь.
Опарыш отдал бумаги, а сам сел сбоку от стола. Роста он был невысокого и, когда сидел на стуле, по-мальчишечьи болтал ногами. Терапевт просмотрела отметки других врачей, подняла глаза на Опарыша:
– На что жалуетесь?
– Да так вроде ни на что. Знаете, как это бывает: то там кольнёт, то там, а так всё вроде бы ничего.
– Курите?
– Есть такое.
– Надо бы бросать в вашем возрасте, здоровье не то уже.
– Да в моем возрасте уже поздно бросать. Всю жизнь курю.
– Вот это и плохо. Пьёте?
– Как все. По праздникам.
– А праздники часто?
– Как у всех.
Терапевт померила Опарышу давление, послушала лёгкие и сердце и стала писать что-то в карте. А Опарыш вдруг вспомнил, что ночью выпил водки.
«Уж не учуяла ли она от меня? – подумал он. – А то чего она, блядь, со своими праздниками?»
А главное, что заставило Опарыша действительно нервничать, было то, что ему нужно было после медосмотра снова пройти через проходную. Охрана на проходной стоит чуткая, и если кто-нибудь учует запах, то его тут же и задержат. Он и так уже на пенсии, поэтому в цеху вступаться никто не будет, уволят и всё. Опарыш сидел, нервно болтал ногами, кусал губы и мучительно соображал, как же ему быть. Тем временем терапевт заполнила карту, напомнила, что курить лучше бы всё-таки бросить, и обещала сообщить, если в анализе крови и мочи будет что-то не в порядке. Опарыш вышел из кабинета и сразу же стал звонить по мобильному своему другу Старому.
– Здорово! Да, медосмотр вот прошёл. Да, всех. Нормально вроде. Я чё звоню-то. Слушай, я под утро проснулся, часа в четыре, пить хочется, пиздец как. Ну я воды-то попил, всё равно хочется. Я, короче, сто пятьдесят наебнул, и хорошо так стало. В общем, пошёл дальше спать. Ну а утром встал на автобус и забыл совсем. Сюда-то приехал, с толпой к тому ж, прошёл нормально. А щас вот назад идти, и я вспомнил, что выпил. А ну меня поймают? Уволят же! Чё делать, а? Блядь, тебе шуточки, а мне потом на одну пенсию жить! Ну как, как, не знаю как. Ну пить так захотелось, понимаешь? Чё, морду тяпкой и не дышать? Тоже, блядь, подозрительно! А ты как проходил? Знаю, что не пьёшь, но раньше-то пил. Ну да, раньше проще было, согласен. Ладно, хули с тебя толку, придумаю что-нибудь.
Опарыш сбросил звонок на стареньком кнопочном мобильном и пошёл по коридору в сторону гардероба.
Когда он проходил мимо туалета, ему вдруг пришла в голову мысль. Кто-то ему когда-то рассказывал о таком способе отбить запах. Опарыш сунулся в свою сумку.
«Блядь, стакан-то я отдал!» – вспомнил он.
Уже дойдя до холла, Опарыш заметил кулер с водой, а рядом столбик из одноразовых стаканов.
То что надо!
Опарыш взял один стакан, неумело набрал воды, отпил и пошёл со стаканом, как бы попивая воду, в сторону туалета. В туалете Опарыш заперся в кабинке, расстегнул штаны, достал член и помочился в стакан, наполнив его на три четверти. На большее его и не хватило. Какое-то время Опарыш разглядывал сквозь прозрачный пластик мутноватую желтую жидкость. Затем резко выдохнул, зажмурился и залпом выпил тёплую мочу.
– Надеюсь, блядь, не зря, – пробормотал он, с отвращением выбрасывая стакан.
XXIV
Я тогда только с армии пришёл. Ох, ёб твою мать! Это было сорок с лихуем лет назад. Хуярить мы, конечно, начали ещё в поезде. Хули, нихуя себе, дембеля домой едут! Из вагона б выпал, наверное, нахуй, если б друзья не встретили и не приняли на руки. Дома в таком виде делать нехуй, батя бы пизды сразу дал! Нихуя себе, он же у меня партийный был, ебать мой рот! В общем, повели меня под белы рученьки в общагу. Дали мне проспаться мало-мало, а потом надо ведь и возвращение отпраздновать. Сообразили мы, значит, поляну, сели хуярить, а тут приходят ещё друзья, друзья друзей, хуй знает кто такие, девок приводят. Комната полная, вообще пиздец! Кто с бутылкой, кто с закуской. Праздник, я ебу! Нахуярились вусмерть! А тут девчонки ещё. Я ж, блядь, два года в армии был, девок не видел. Ну тудым-сюдым, разговоры, шуточки. А главное, и девчонок много, и все симпатичные, и сиськи, и жопы, как на подбор! А, может, пьяный уже был просто, хуй знает. И та нравится, и эта. Но ведь и с товарищами поделиться надо! Не ебать же их всех одному. А тут один говорит: «А хули мозги ебать! Давайте в ромашку сыграем, и дело в шляпе!» «В какую ещё, нахуй, ромашку?» – говорю. А сам смотрю: из девчонок кое-кто заулыбался. Поглядывают игриво так на парней. Ну, кто предложил, и говорит: «Ёб твою мать, совсем в своей армии от жизни отстал! Смотри, нахуй, сюда. Девок ставим раком в круг, жопами наружу, и начинаем по очереди ебать. Кто в чьей пизде кончит, того и девка. Понял или повторить?» Смотрю на него, ушам не верю. «Нихуя вы тут, – говорю, – свободные нравы устроили! А девки-то согласны?» «А думаешь, мы в первый раз в эту игру играем?» – отвечает. Смотрю, а девки в натуре в центр комнаты становятся, кто колготки снимает, кто из-под юбки трусы спускает. Кто-то, конечно, стесняется, но то ли, блядь, для виду, то ли правда, хуй поймёшь. Встали раком, а некоторые ещё и юбку задирают, жопой виляют. У меня от такого хуй колом встал! Хули, бабу-то когда последний раз ебал, уж и не помню. Ну мне и говорят, мол, давай, защитник родины нашей необъятной, засаживай первый, натерпелся. Ну а я хули там, раз все, то и я. Портки – к хуям, кто ближе стояла, той и засадил. А она мокрая уже вся! Ладно, блядь! По самые яйца вогнал, вытащил, следующей. За мной остальные подтягиваются. Пиздеть не буду, до конца круга я не дошёл. Ну в девку спускать не стал, вынул вовремя. Вот и пара, ебать мой хуй. Смотрю, потихоньку все парами обзаводятся. Пол подтёрли, как всё закончили, конечно. Ну пообжимались, посидели ещё все вместе, да и стали по комнатам расходиться. Хули, каждый уже при деле. Всю ночь общага на ушах стояла. Из-за каждой двери крики да стоны. Ебал до того, что уже кончить не мог, сил не было. На следующий день проснулись, я хуй знает когда. День уже вовсю был. Жрать нехуй, похмелиться охота вообще пиздец. Давай по общаге ходить, у кого что есть. К вечеру всё по новой. Чтоб не спиздеть, неделю гудели, блядь. Чудо, что нас тогда менты не замели, а ещё большее, что трипак не подцепил, а то и что похлеще.
XXV
– Ходил тут к врачу на той неделе, – будто бы вдруг ни с того ни с сего, как когда хочется начать разговор, но не знаешь как, сказал Аватар.
– А что случилось? – отозвался Старшой. – Уж не на больничный ли собрался?
Его напарник, Рыжий, неприязненно глянул на него. Если бы Аватар вдруг пошёл на больничный, Рыжему пришлось бы работать за двоих, чего, конечно, он не очень хотел.
– Не, на больничный не собираюсь. Да яйца опухли, аж при ходьбе больно.
– Ох, нихуя себе! Это кому ты так удачно засадил? – со смешком сказал Старшой.
– Да вот именно, что никому, – разочарованно ответил Аватар, – у меня девчонки давно уже не было. Ну врач посмотрел, сказал, короче, что у меня застой спермы. Половой жизнью, спрашивает, живёте? Ну я сказал, что пока всё сложно. А вы, говорит, что такое «мастурбация» знаете? Знаю, говорю, но я же не мальчишка четырнадцатилетний, чтобы этим заниматься. При чём тут, говорит, возраст, если партнёра нет, то нужно же как-то протоки освобождать. Короче, блядь, врач посоветовал мне дрочить.
– И как, справляешься? – спросил Старшой.
– Не, а хули ты угораешь над парнем, – вмешался в разговор Пельмень, – я служил когда, у нас мужик был. Нихуя, он нас на несколько лет старше был. У него жена была, дети. Ну вот, он дрочил. Ну мы с пониманием относились, ну бабе не изменяет человек если, а хуй-то всё равно стоит.
– Ну хуй знает, – ответил Старшой, – у нас в армии таким руки не подавали, стрёмно было. Ну и как так-то? Человек же, блядь, не животное, чтоб у своих позывов на поводу идти. Так вон из лужи попить можно.
– Не понимаю я, Старшой, твоей логики, но хуй с ним. А парню-то что делать тогда?
– Ну как что? Бабу найти! Молодой здоровый парень. А то вон будет, как Рыжий, до сорока лет искать. Как там у тебя, кстати? Когда ты нас уже на свадьбу позовёшь?
Рыжий непонимающе посмотрел на Старшого:
– О чём ты? Какую свадьбу?
– Ну как какую? Обычную. Ты же вроде с женщиной жил какой-то?
– Да хули там жил. Нихуя там не понятно.
– То есть как не понятно? Ты ж ей ремонт в квартире сделал, и чё вдруг не понятно?
– Да при чём тут ремонт? Ремонт – это ремонт, а баба – это баба.
– Блядь, а конская залупа – это конская залупа. Ты жил с бабой, сделал ей ремонт, технику вроде какую-то покупал, сам же рассказывал, а теперь говоришь, что непонятно.
– Ну да, и ремонт сделал, и телек купил. Ну бабы же смотрят телек, вот я и купил.
– Ну а что не так-то?
– Да она, блядь, мозги ебёт. У неё сын от первого брака. Сколько ему там, блядь… Двенадцать или тринадцать. Ну и он меня в хуй не ставит. Дерзит, не слушается, мол, кто ты такой, нахуй тут нужен. Ну я как-то вроде мирился поначалу, ну думал, она ему что-то как-то объяснит. А она ни хуя ему объяснить не может. Короче, доебал он меня как-то, я ему пизды дал. Ну несильно, конечно. Она на меня давай пиздеть, мол, так нельзя, он же ребёнок, его нужно понять, должно пройти время. А какое нахуй время? Он просто охуевший пацан. В общем, говорит, это мой сын, так что или так, или никак. Ну ещё пара таких случаев, и я вещи собрал да к матери вернулся. Нахуй мне это надо. Она вроде и звонит периодически, и вернуться предлагает, но проблему-то решать она не хочет.