Покурив, отправились к оставленным перед обедом задвижкам. Было около половины первого. Делать что-то на сытый желудок не хотелось, но всё же потихоньку приступили. Прошли ещё пару задвижек, потом ещё пару, решено было после следующей сделать перекур. Около двух часов сходили на перекур.
– Ну вот, ещё пару часов, и пойдём жопы мыть, – сказал Лёлик.
– Но ведь мы не успеем сегодня все задвижки пройти, – ответил Пизда.
– И чё? Значит, завтра продолжим. Ты боишься, что тебе работы не хватит? Не бойся!
Курилка не вмещала в себя всех желающих, и многие стояли на улице, наблюдая, как цех готовится к капремонту. Подъезжали машины, автокраны, что-то выгружали, подключали, собирали. Кругом стояли и что-то обсуждали технологи и механики.
– Столько белых касок, а работать некому! – сказал Вован.
Вернувшись с перекура, Лёлик, взяв ашцевуху, сорвал следующую задвижку, но от руки она дальше не шла. Пришлось крутить ашцевухой на протяжении всего хода штока. Пизда помогал Лёлику, где-то на середине Пизду сменил Терминатор, а Лёлика – Длинный.
– Эту придётся раза два прогнать, – сказал Вован.
Когда шток дошёл до верхней точки, его по всей длине намазали солидолом и стали закрывать уже другие, также сменившись на середине. Затем, снова сменившись, стали опять открывать. Наконец с ней было покончено, перешли к следующей. И опять сорвал Лёлик, открывал Пизда. В это время другая половина бригады открывала другую задвижку метрах в трёх от них. Открыли, промазали и стали закрывать. И соседнюю – так же.
– Ну что, ещё одну и курить?
– Да, что-то мы разогнались, надо бы и на завтра оставить.
Прогнав ещё по одной, пошли курить. В руках Пизды чувствовалась усталость.
– Ничё, подкачаешься, будешь как Терминатор, – сказал с насмешкой Вован.
III
– Здравствуйте, я к Узбеку, – сказал Малыш вахтёрше.
– К кому? – спросила вахтёрша.
– В триста сорок пятую.
– А, так бы сразу, а то узбеки какие-то. Гости до одиннадцати вечера!
– Само собой!
– И никаких пьянок-гулянок и всяких там выходок!
– Обещаю!
– Обещает он, ага! Чтоб в триста сорок пятой тихо выходные прошли, ну да, конечно!
Малыш прошёл мимо окошка вахтёрши, с лестницы ему навстречу уже спускался Узбек.
– Здорово, Малыш!
– Здорово, Узбек! Ты, стало быть, любишь порядок нарушать?
– Кто, я? Никогда! Если только иногда, то в окно ночью за догоном вылезу, то бабу тайком проведу. А так нет, ты что! Хотя было как-то, когда бабу в окно на верёвке поднял, но это только раз, – засмеялся Узбек, – принёс?
Малыш открыл пакет, Узбек заглянул, в пакете блестела ноль семь беленькой.
– О, заебись! И у меня ноль пять. Надо будет вечером за догоном идти, – усмехнулся Узбек.
Поднялись на третий этаж заводского общежития, повернули направо, прошли несколько дверей и оказались возле обшарпанной двери, на которой ручкой было написано «345». Узбек отпер её, пропустил вперёд гостя и следом зашёл сам. Комната была квадратов восемнадцать, слева от входа стоял буфет с крашеными белыми дверцами, на столешнице буфета – электрическая двухкомфорочная плитка. Справа от входа тарахтел старенький холодильник «Саратов». Из остального – две кровати, два шкафа и стол с двумя стульями возле окна. Кровати стояли возле правой стены, разделяла их тумбочка, ещё одна тумбочка стояла в изголовье ближней к входу кровати. У противоположной стены между шкафами на тумбочке располагался телевизор.
– Ты с соседом, что ли, живёшь?
– Ага, он уехал вроде на пару дней. Сегодня, в общем, его точно не будет. Не любит он, когда я бухаю. Особенно с друзьями. Мы его доёбывать начинаем. Но этот крепкий попался. Обычно у меня соседи после первой пьянки съёбываются.
– А он с тобой не пьёт, что ли?
– Боится, наверное, – засмеялся Узбек, – ладно, хуй с ним. Давай свою в холодильник поставь, а начнём с моей, она уже вспотела.
Узбек достал поллитровку из холодильника и поставил туда принесённую нольседьмую. Также он достал из буфета два стакана и поставил их и бутылку на стол. Потом опять полез в холодильник, достал оттуда сало и банку огурцов.
– У соседа родители в деревне живут, вот балуют иногда.
– У вас общие продукты, что ли?
– Да нет, я просто не спрашиваю. Может, съедет быстрее. Люблю один жить, – Узбек опять засмеялся.
Он достал из буфета нож и булку черного хлеба. Сели за стол. Узбек нарезал сало и хлеб, открыл банку огурцов. В это время Малыш открыл бутылку и налил по полстакана.
Взяли. Подняли. Чокнулись. «За встречу!» Выдохнули. Выпили. Занюхали ломтиком хлеба.
Узбек взял бутылку и разлил по второй. Малыш положил ломтик сала на хлеб и отправил бутерброд в рот.
– Малыш, ты чё, ёбана! После первой не закусывают!
Взяли, подняли, чокнулись, выдохнули, выпили.
Малыш на закуску доел бутерброд, Узбек откусил кусок солёного огурца.
– Ну вот, пошло дело!
– Узбек, всё хотел спросить, как там у вас в цехе-то дела?
– Да так же всё. Начальство хуйнёй страдает. Перед капремонтом пришёл начальник, говорит: «Пишите, что нужно сделать». Написали. И хули? В итоге в капремонт сделали хорошо если половину. Этого нет, того нет, времени тоже нет. Стали пускаться. То не подключилось, другое по пизде пошло. Начальники на нас – нихуя не работаете! Мы же им и говорим: «Вот же писали, что надо сделать и то и другое». Знаешь, что ответили? «Так надо было настаивать!» Настаивать, ёб твою мать!
– В общем, всё как обычно, – грустно улыбнувшись, Малыш вылил остатки водки в стаканы. Набралось едва ли по четвертинке.
Узбек глянул на стаканы:
– Не, так дело не пойдёт!
Он встал, дошёл до холодильника, взял ноль семь и по пути к столу открыл. Сев за стол, он долил в стаканы до нормы и поставил бутылку.
Взяли, чокнулись, выдохнули, выпили, закусили.
– У тебя-то как? – спросил Узбек.
– Да нихуя. Ну что начальником отделения стал, это ты слышал, наверное. Одна мозгоёбка. Наряды, бумажки, начальник мозги ебёт то одним, то другим.
– Зато по зарплате лучше.
– Да лучше ли! Это у вас цех крупнотоннажный, а у нас что? Я получаю, поди, чуть больше твоего, а гемора выше головы. Ещё ведь штрафы выписывают то за одно, то за другое.
– А ты не нарушай, ёбана.
– А я, что ли, нарушаю? Вот ты накосячишь, получишь депремию, а начальник твой получит за тебя пизды. И что, он виноват в этом? Плохо дисциплину, блядь, поддерживает.
Малыш взял бутылку и наполнил оба стакана до половины.
Взяли. Приподняли. Выпили. Медленно выдохнули.
Узбек, не прожевав до конца бутерброд, заговорил:
– Не, ну а хули! Нас начальник тоже ебёт. За всякую хуйню причём. В производстве не понимает нихуя! Только одно знает: «Надо работать». Как будто мы хуи ходим пинаем. Вам же, говорит, турбину даже покрасили, почему вы не работаете? Ну дурак или нет, а? Эта турбина, блядь, с пуска цеха, больше тридцати лет! Покрасили они её, блядь!
– А хули! Эстетика производства, – подняв вверх указательный палец, произнёс Малыш.
– Пошла она на хуй, эта эстетика, – сказал Узбек и взял бутылку.
Налив по стакану, он посмотрел сквозь бутылку на свет:
– Осталось ещё на раз. Надо идти.
Малыш взял свой стакан:
– А хули! Нихуя! Пойдём!
Узбек взял свой. Выпили. Погода была тёплая, потому одеваться долго не пришлось. Напоследок допили то, что осталось в бутылке, и, обувшись, пошли в ближайший магазин. Находился он совсем рядом. Зайдя, сразу отправились в ликёро-водочный отдел. Выбирали недолго. Посоветовавшись, взяли сразу литр. На закуску брать ничего не стали. Оплатили покупку на кассе и, стараясь не попадаться на глаза вахтёрше, вернулись к Узбеку. Разулись, прошли к столу. Сели. Узбек не очень ловкими движениями распечатал бутылку и плеснул из подрагивающего горлышка в два стакана.
Взяли. Звонко чокнулись. Поднесли. Выпили.
– Слушай, – вдруг сказал Узбек, – кажется, мы кое-что забыли.
– Что?
– Баб надо! Надо было бутылку вина прихватить и девчонок позвать. У меня тут есть. Они и пойдут.
– Нахуя?
– Вот именно на него, – засмеявшись, сказал Узбек, – вином напоить и засадить. Не разговоры же с ними разговаривать.
Узбек опять засмеялся.
– Да баба-то нахуя? Ну хочешь, мне засади, – сказал, улыбаясь, Малыш.
Узбек недоумевающе посмотрел на Малыша:
– Ты чё, ебанулся?
– А чё такого-то? Мы вон с Андрюхой как-то бухали-бухали, а потом я ему говорю: «Слушай, а хочешь меня выебать? Ну это не как пидоры, не подумай, а просто из любопытства». А он такой: «Да похуй, давай!» Ну портки сняли, да он мне засадил. Больновато, но хуйня. По пьяному-то делу. «Давай, – говорю, – теперь я тебе». «Да вообще похуй! Давай!» Ну и я ему засадил. Туговато, но тоже хуйня. Ну и всё, дальше бухать.
Узбек посмотрел на Малыша и как будто даже немного протрезвел:
– Ты угораешь, ебать, что ли?
Но, видя по лицу Малыша, что тот, похоже, говорит вполне серьёзно, добавил:
– Слышь, нахуй! Я щас сделаю вид, что нихуя не слышал, а ты вали отсюда на хуй, понял?
– Да ты чё, Узбек! – растерянно произнёс Малыш. – Да нормально всё. Ты не подумай! Я ж не пидор. Ну не хочешь, как хочешь. Пузырь-то добить надо.
Малыш потянулся к бутылке, чтобы разлить ещё по одной. Но Узбек стал ещё более серьёзным:
– Я говорю, пошёл на хуй отсюда!
Узбек встал. Рука Малыша замерла в сантиметре от бутылки. Он сидел с вытянутой рукой и снизу вверх смотрел на Узбека. Узбек тоже как будто застыл, глядя на Малыша. Нельзя сказать, чтобы во взгляде Узбека были злость или раздражение, но было в них что-то, что заставило Малыша подняться.
– Н-ну л-ладно, – чуть запинаясь, сказал он, – пойду тогда.
Узбек ничего не ответил. Он молча провожал Малыша глазами, пока тот не дошёл до входной двери, обулся и наконец, что-то пробурчав на прощание, вышел. Узбек сел, посмотрел на бутылку, взял её, налил себе полстакана водки и выпил.