– Не стоит, – просипел биолог. – Лучше глаза не закрывать, тогда тошнит меньше… Гораздо…
Вдруг биолог пустился в хохот. Хохотал и хохотал, после чего его вдруг отпустило, и он принялся болтать. Рассказывал про себя.
Это он ведь раньше был биологом, а последнее время работал парамедиком, потом кузнецом, вечером еще учил детей в школе. А совсем раньше два года провел в истребительном отряде, тогда они еще были. Он ездил на танке, и они выжигали и вытаптывали, вырезали и еще по-другому пытались.
По небу тогда еще летали вертолеты. С вертолетов сбрасывали бочки с напалмом. Она выгорала, а через два дня вырастала снова. А через неделю она уже была той же величины, и приходилось снова лететь и сбрасывать бочки. Очень скоро кончился напалм, и бочки тоже кончились, и вертолеты больше не летали, и вообще.
Она даже на севере успевала прорастать. Она вообще прорастала везде. Даже на асфальте.
Биолог принялся рассказывать историю прорастания, хотя ее и так каждый знал. Таяние антарктической шапки привело к опреснению воды и массовой гибели водорослей, плюс вырубание лесов в Амазонии, плюс суперпожар в Приморье, плюс марсианские старты. Кислорода стало катастрофически не хватать, и была выведена она. Она росла в разы быстрей китайского бамбука, распространялась со скоростью подорожника, поглощала углекислый газ и вырабатывала кислород в запредельных количествах, могла расти везде – в пустынях и за Полярным кругом, одним словом, казалась просто незаменимой.
Никто не обратил внимания на тот факт, что она поглощает не только углекислоту, но и воду, а уничтожить ее можно, лишь вскопав землю на метр и засыпав ее солью. Густо.
Ее выпустили. Кислород восстановился быстро, однако оказалось, что недостаток кислорода не главная проблема…
– Наш город зарос за неделю, – болтал биолог, – мы ничего не могли сделать. Прошел слух, что сбросят дефолиант, что надо переждать совсем немного, люди не уехали, а остались в домах. Через неделю она зеленела везде и выйти никуда было уже нельзя. Начался настоящий кошмар. Тогда еще не знали, что ее можно есть и пить. Я помню, помню, как все это было…
Биолог замолчал. И молчал до приземления. Приземлились они почти в сумерках. Вертолет завернул тошнотворный вираж, и Пауль первый раз увидел, как садится солнце.
Потом они опустились в глубины, и стало сразу темно. На посадочной площадке ждал человек. Человек как человек, на бригадира похож. Он и оказался местным бригадиром. Они долго здоровались, потом человек повел Пауля и биолога в вагончик.
Точка «Ноль», насколько Пауль успел ее рассмотреть в сумерках, была угрюмым местом. Никакой вышки, вместо нее нефтяной насос. Насос с неприятным скрежетом вертелся и качался, рядом врыт в землю танк для нефти, чуть наискось стояли два барака и небольшая избушка под жестяной крышей. Больше ничего. Шест с лампой, кажется, только усугублял мрачность, лучше бы уж совсем темно. Впрочем, плюсы Пауль тоже успел отметить – периметр совсем маленький, его могли поддерживать всего человек пять.
Бригадир проводил как раз к этой избушке. В избушке нашлось несколько пустых двухъярусных кроватей, стол, стулья. На столе ужин, от ужина Пауль с биологом быстро отказались, а подоспевший вертолетчик не отказался. Он устроился за столом и стал пить кипяток, хрустеть галетами и сквозь хруст бурчать злобное. Бригадир проследовал в свободный угол, там тоже был маленький столик, за ним и устроились. Он достал лист бумаги и быстро набросал план точки «Ноль». Три квадратика, кружочек, молоток. Рядом с молотком крестик.
– Здесь, – сказал он.
– Сколько человек… видели? – спросил биолог.
– Четверо. Считая Косого.
– Это тот, который пропал?
– Да. Он пропал. Я не знаю, как это случилось… Он успел пристегнуть трос и ушел…
– Вы не пытались пройти по тросу? Нет, конечно… Это правильно. Не стоит. Но вы его не вытащили?
– Нет, – помотал головой бригадир. – Мы оставили. Чтобы направление отследить…
– Правильно, – сказал биолог. – Это правильно, завтра мы пройдем…
– А кого видели-то? – спросил Пауль.
Биолог улыбнулся так широко, что Пауль даже испугался – сейчас он расскажет про зеленых людей. Некоторые считают, что в ней водятся зеленые люди – это что-то вроде оборотней. И что все, кто исчезает в ней, – они утаскиваются этими зелеными. Но это все бред. В траве никого нет.
Пауль глядел на биолога. А биолог на бригадира.
Бригадир долго молчал, потом как-то неуверенно сказал:
– Позавчера четыре человека видели собаку.
– Как? – не понял Пауль.
– Видели собаку, – подтвердил бригадир.
– Какую собаку? – тупо спросил Пауль.
Пауль знал, что такое собака. Это такое существо. Оно, как, впрочем, и другие существа, включая червей, не выжили. Стали ископаемыми.
– Какую собаку? – тоже спросил биолог.
– Белую.
– Белую… А что еще? Расскажите подробно, письмо очень невнятное было…
– Конечно, невнятное – у меня руки тряслись. Я сам ничего не видел, я проверял насос… Прибегает Косой, кричит – собака, собака! Когда я там появился, никакой собаки не было. А Косой уже убежал. Трое остальных рассказали так: они вели подсеку по западу и вдруг увидели собаку…
– Все сразу? – спросил биолог.
– Да. Они так и сказали, ну, что все сразу ее увидели. Она стояла слева от них, на самой границе. И смотрела. Косой был ближе всех. Он, наверное, одурел немножко – кинулся за ней, а она убежала…
– Как? – перебил биолог. – Как она могла убежать?
– Я не знаю… Косой с утра расчистил коридор, метров двадцать, хотел потом пойти от него веером…
– Веером? – спросил Пауль.
– Угу, мы тут веером работаем, это очень эффективно…
– Это могла быть галлюцинация, – сказал биолог. – У тех, кто многие месяцы работает вместе, такое случается…
– Это была не галлюцинация.
– Почему вы так думаете?
– Галлюцинации не оставляют следов.
– Остались следы?! – воскликнул биолог.
И вскочил с таким энтузиазмом, что Пауль даже испугался немного – бродить по ночам возле нее было не очень приятно, даже если фонари светят.
– Я там все отгородил, – сказал бригадир. – Все в порядке, завтра поглядим с утра…
– Какое с утра! – вмешался Пауль.
Вот люди! Пауль даже восхитился. По полгода тут просиживают, а ничего до сих пор не понимают. И кого сюда на подсеку только присылают? Надо со своим бригадиром дома будет поговорить, пусть нормальных косарей выдвинут.
– Это правильно, – сказал биолог. – В темноте плохо видно…
– Вы не понимаете, – перебил Пауль, – там к утру уже никаких следов не будет. Там будут заросли…
– Точно ведь. – Бригадир хлопнул себя по лбу. – Мы же там только расчистили…
– Идем! – Биолог рванул к выходу.
Пришлось и Паулю тоже идти, он уже понял, что его взяли для привычного дела – для подсеки.
Снаружи прохладно. На небе светила луна, луна и фонарь, так что светло было вполне. Они обошли вокруг отключенного на ночь насоса и остановились, от насоса до самой границы чернела зеленка. Нет, на самом деле она была, конечно, не черной, а именно нежно-зеленой, чернота эта происходила от луны.
– Сантиметров двадцать уже. – Пауль наклонился и потрогал верхушки. – У вас хорошо тут растет…
– Почва жирная, – кивнул бригадир.
Биолог молчал. Ему надо было ругаться и вопить, а он молчал.
– А почему следы остались? – спросил Пауль. – Вы как сечете, под корень, что ли?
– Нет, не под корень. Просто мы потом катком еще…
Бригадир повел плечом. Пауль поглядел в указанную сторону. Каток представлял собой большую шипастую бочку с ручками. Видимо, на эти ручки наваливались лесники и толкали каток перед собой. Технология сама по себе неплохая, задерживает рост часов на десять. Радиус тут небольшой, можно и так, наверное. Как это они не задумались над тем, что трава не прорастет?
Пауль покачал головой.
Бригадир рассказывал:
– Мы утром расчищали периметр, как обычно. Сделали подсеку, прошлись катком, затрамбовали. А примерно в обед увидели собаку. Она на Косого смотрела, потом мимо него пробежала и в просеку. Косой стоял сначала, затем пристегнул трос и вслед за ней. Больше мы его не видели. Мы прошли по тросу, трос уходил в траву, а длина троса почти…
– Почему вы не двинулись дальше? – перебил биолог. – По тросу?
– Мы не могли. Нам пришлось бы снять косаря с подсеки, а это нельзя делать – периметр у нас маленький. Поэтому за вами и послали. Ну и выяснить заодно…
Они стояли перед высокой островерхой стеной. Непроходимой. Протиснуться сквозь нее нельзя, в лучшем случае на пару метров. Потом она обнимает со всех сторон, и пошевелиться уже невозможно, только дергаться. Дергаться и дергаться, но сколько ни дергайся, ничего не выдергаешь.
– Вы хотя бы… Что-нибудь сделали бы, что ли…
– А что тут сделать? – Бригадир развел руками.
– Можно было гипсом залить, – сказал Пауль.
Бригадир хмыкнул.
– Какие следы-то хоть были? – уныло спросил биолог. – Размер какой?
Бригадир показал кулак и сказал, что следы были вполовину.
– Наверное, овчарка… – Биолог смотрел на свою ладонь. – Овчарок, только белых, вроде как не бывает…
Он замолчал и прислушался.
Остальные тоже прислушались. Тишина.
– Я что-то… – Биолог глядел в ее сторону. – Что-то…
Понятно, подумал Пауль. Шепот. Те, кто не работает в ней, часто слышат шепот, особенно поначалу. Потом уже привыкают, и ничего, разумеется, не слышишь, а поначалу…
– Шорох какой-то… – Биолог поморщился.
– Это песня травы, – сказал бригадир.
– Что?
– Песня травы.
– Ветер? – не понял биолог.
– На планете нет ветра, – мрачно сказал бригадир.
Это точно.
Пауль вспомнил своего учителя, он, кстати, тоже был еще жив и учил теперь сопляка. Так вот, учитель говорил, что ветер получался от перепада температур, а теперь перепадов температур нет. Теперь везде примерно одинаковая температура. И нет ветра. Вернее, он высоко, а по земле нет.