артире арестовали Анисима Федорова (Гоббет А.И), Ф. Предтеченского (Бубновский Н. Н.) и Владислава Красовского[189].
Это обстоятельство использовал в своей обвинительной речи на «процессе Осинского» Стрельников. В ней он указывал на опасность, которые эти лица несут обществу благодаря тем средствам, которые пускают в ход: «Кинжал, револьвер, яд, – вот их средства. Наконец еще одно средство прибавилось. Не далее как вчера найден склад пироксилина и накрыта фабрика орсиниевских бомб. Какое употребление этих снарядов, – я не буду говорить. Вы гг. судьи, сами знаете»[190].
И заключил прокурор свой спич следующими словами: «Вот почему, милостивые государи, я, не только во имя закона, а и во имя интересов общества, во имя интересов вас самих и ваших детей, прошу вас отнестись к настоящему делу с полной строгостью. Со своей стороны я полагаю, что позорная веревка, надетая палачом на Осиснкого и Лешерн, была бы только-что достаточной наградой за их преступную деятельность»[191]. Неудивительно, что этот процесс закончился вынесением смертных приговоров Осинскому и Лешерн фон Герцфельдт. Примерно такая же процедура связанная с организацией суда (8 мая) повторилась и с «делом Избицких». Все отличие этого военного суда состояло только в том, что на нем не было вынесено смертных приговоров.
Теперь дело оставалось за конфирмацией приговора генерал-губернатором Чертковым. Обстановка в городе, как следовало из по донесений Новицкого оставалась в целом спокойной. Однако на имя генерал-губернатора продолжали поступать «безымянные письма «угрожающего свойства», где говорилось, что «смерть за смерть» и утверждением смертной казни генерал-адьютант Чертков утвердит и подпишет смертный приговор над самим собой»[192].
Об итогах процесса было доложено и на самый верх – в Зимний дворец. И в столице по инициативе Александра II принимается решение о замене формы смертной казни осужденным по двум процессам. В результате уже 8 мая из Ливадии от военного министра Д. Милютина на имя Киевского, Подольского и волынского генерал-губернатора и командующего войсками Киевского военного округа Генерал-адьютанта Черткова поступает телеграмма следующего содержания: «Государь император изволит признать, что преступникам, приговоренным Киевским военным судом к смертной казни, следует назначить повешение, а не расстреляние, если окончательная конфирмация еще не объявлена»[193]. В эту же ночь Чертков телеграфировал военному министру: «Преданное мне вашим сиятельством указание будет в точности исполнено»[194]. Таким образом, машина по подготовке казни была запущена. А это в свою очередь требовало действий от местной власти. Так из столицы был затребован палач Иван Фролов. Он уже имел некоторый опыт в подобных делах. Именно его руками в апреле 1879 г. был казнен революционер В. Д. Дубровин. Должны были власти озаботится и другими деталями по подготовке казни.
После окончательной конфирмации приговора, которая произошла 13 мая[195], к смертной казни через повешение были приговорены: Антонов (Свириденко), Брандтнер и Осинский, в отношении Софьи Лешерн фон Герцфельдт было принято решение, лишив всех прав состояния сослать в каторжные работы на заводах без срока[196].
Казнь состоялась утром 14 мая. Место казни находилось на расстоянии не более версты от тюрьмы и скакового ипподрома и окружено было с четырех сторон пешими и конными войсками[197]. Было выведено из войск на место казни: полк пехотный, полка казачий и резервный батальон[198]. За этим каре, на довольно возвышенном месте, собралась большая толпа народа[199]. Всего собралось около 3 тысяч человек[200]. По прибытии к месту казни, где стояли 3 виселицы «карета остановилась и из нее по одному выведены были осужденные; каждого поддерживали двое тюремных служителей»[201]. По выводе осужденных из кареты, с них было снято арестантское платье и взамен его надеты палачом длинные белые одеяния с накидывающимися на голову капюшоном причем лица оставались пока открытыми[202].
Затем началось чтение приговора. Перед самым совершением казни, командующий войсками прислал адьютанта с приказание генерал-майору Кравченко, приводившему приговор в исполнение, чтобы после прочтения конфирмации все-таки допустить священников и пастора к приговоренным, в том случае если они одумаются и исполнят последний церковный обряд, что и было сделано. Однако, когда священники подошли, «то они приговоренными были прогнаны»[203].
По прочтении приговора осужденные попросили разрешения попрощаться и, получив позволение все трое обнялись и поцеловались друг с другом[204], и отдались в руки палача. В рапорте Новицкого можно прочесть следующее: «Приговоренные были бледные, как плотно, но на ногах держались без посторонней помощи; ни возгласов, ни плача, ни обращения к кому-либо не последовало»[205].
Первым на эшафот взошел «осужденный, назвавшийся Антоновым»[206] и далее палач сделал свое дело. Антонов повис сразу. Вторым был Брандтнер он застонал, метнулся два раза и затих[207]. Третьим пришла очередь Осинского и осуществление казни над ним носило характер настоящей пытки. На него палач надел петлю небрежно – наискось и при падении со скамьи его «голова склонилась в сторону, и веревка пришлась не на замычке, а около уха. Он стал метаться и судорожно биться ногами»[208]. Его мучительная предсмертная агония продолжалась довольно продолжительное время. Во время этой казни несколько солдат и офицеров, находящихся в строю, упали в обморок[209]. В народе поднялся недовольный ропот.
Момент для властей был крайне неприятный. Новицкий, присутствовавший на казни, «нашелся» и дабы сгладить промах палача И. Фролова страшные конвульсии В. Осинского объяснил собравшимся зевакам тем, что «он отказался принять священника»[210]. По сведениям собранным историком Н. А. Троицким, когда палач исполнял приговор над Осинским военный оркестр по знаку военного прокурора Стрельникова заиграл «Камаринскую»[211]. Вполне можно допустить такую ситуацию, учитывая обстоятельства производимой казни, прибегнув к использованию оркестра, устроители казни, как могли отвлекали толпу от мук Осинского на виселице.
В своем рапорте в столицу Новицкий указывал, что собравшаяся публика состояла «преимущественно из простого люда, отзывавшемся полным несочувствием к приговоренным»[212]. Но при этом он забыл указать и то, что были у эшафота и сочувствующие. На месте казни арестовали «до 30 человек, семерых гимназистов взяли за то, что они плакали… Продержав два дня в кутузке, их выдали учебному начальству, которое на этот раз сделало им только выговор за мягкосердечие»[213].
На обратном пути, дабы продемонстрировать бравость войск, участвующих в этой экзекуции, и для демонстрации крепости духа и неуступчивости власти давлению революционеров войскам отдан был приказ возвращаться в казармы с музыкой. Сидевшие в тюрьме политические услыхали звуки труб – солдаты играли веселый марш[214].
Казалось бы, власть могла торжествовать. Наиболее опасные революционные элементы приговорены к большим каторжным срокам, а частью и казнены, и теперь город и губерния могут спасть спокойно. Но не тут-то было уже летом в Киеве вновь проводились казни. А уже в августе 1879 г. на руинах «Земли и воли» возникла организация «Народная воля», поставившая во главу угла идею борьбы за политические свободы, в том числе и посредством террора, провозвестником которого и стала деятельность руководимого Осинским ИК РСРП.
Убийство императора Александра II народовольцами. Санкт-Петербург, 1 марта 1881 г.
События киевской весны – лета 1879 г. непосредственным образом сказались и на дальнейшей исторической судьбе Российской империи. На первом большом судебном процессе «Народной воли» – «процессе 16-ти» в 1880 г. один из лидеров «Народной воли» А. А. Квятковский прямо заявил, что вопрос о цареубийстве поднят был благодаря событиям 1879 г., то есть «событиям, ознаменовавшимся несколькими казнями. Так были казнены Соловьев, Дубровин, Осинский и другие… Вот мотивы, которые вызвали обсуждение вопроса о повторении покушения 2-го апреля, и там, действительно, был решен этот вопрос следующим образом. Решено только в принципе повторить покушение на жизнь Государя в том случае, если по имевшим быть политическим процессам в Киеве и Одессе будут постановлены смертные приговоры и будут совершены казни»[215]. Что и последовало – летом 1879 г. в Киеве было казнено еще 3 человека, пятеро в Одессе и Николаеве, и это во многом предопределило судьбу Александра II.