Бесспорно, что вся эта трагическая история с Пастернаком – самостоятельная страница в нашей истории, на которой противоречиями эпохи нанесены зарубки, которые ни мифологическим, ни постмодернистским и вообще интеллигентским сознанием считать не получится. Считать их возможно только в логике диалектики культуры и истории, которой владели большевики, а вот схоластам (и здесь уже не столь важно – левые они или правые) – это уже не под силу. Но либеральных интерпретаторов истории «Доктора Живаго» социально-этическое содержание зарубок не интересует, а вот зарубки как элемент культа – это другое дело.
Так мы органично выходим на проблему навязчивого насаждения культов. Кажется и без этого их сегодня более чем достаточно: от субкультурных (как правило, с элементами коммерческого «андеграунда»), потребительских, компьютерных, спортивных, «художественных» и многих других. Тотальная коммерциализация всех общественных отношений приводит не только к сокращению пространства культуры и изменению ее смыслового предназначения, но к превращению ее в постмодернистскую систему самых разных видов культа (от Гарри Поттера, наушников айпода до Мадонны), в действительности, выполняющих роль идеологических гештальтов рыночной тотальности.
Но оставим «низкие» культы и поговорим о «высоких», т. е. связанных с именами высокого искусства, такими, как Ахматова, Булгаков, Пастернак, Мандельштам, Бродский, Гумилев.
Кстати, для сравнения приведем рейтинг обращений к этим же авторам, но уже в другом сообществе – сообществе Международного симпозиума, созванного факультетом словесности Женевского университета и Швейцарской Академией Славистики в 1978 г. Как видим, и место, и время – другое. Так вот, интерес данной международной литературной общественности к этим именам выстроил их уже в несколько другом порядке: чаще всего на этом симпозиуме говорили о творчестве Цветаевой, Пастернака, Маяковского; в меньшей степени – Булгакова, Мандельштама, Гиппиус, Бунина, Набокова и еще меньше – Ахматовой, Гумилева, Бродского[399].
Этот пример приведен не для того, чтобы чужими руками расставить отметки творцам высокого искусства – оно не поддается измерению критерием общего, а для того, чтобы показать, что для разных социальных групп на разных исторических этапах объективно свойственны и разные художественные предпочтения. Они как правило выражают определенные тенденции общественного запроса на тот или иной тип культуры. Так, например, если в СССР в 1960-е годы был ярко выражен запрос на такие имена, как Маяковский и Михаил Светлов, то сегодня – на те имена, которые являют собой художественную мнимость российской либеральной оппозиции в лице, например, того же Дм. Быкова, К.Серебренникова, К. Богомолова…
Но вернемся еще раз к нашему вопросу: зачем так активно опекаются и идеологически охраняются сподвижниками «высокого культа» имена тех творцов, которые уже признаны как в нашей стране, так и в мире?
Правда, здесь мне могут возразить: но разве плохо, когда о великих поэтах и писателях говорят много и часто? А если это хорошо, то тогда непонятно, что в этом случае вызывает беспокойство у автора данной статьи?
Ведь речь не идет о деконструктивных культах с их установкой на жесткое неприятие, который так был распространен в нашей стране, например, по отношению к таким именам, как В. И. Ленин или Ф. Э. Дзержинский.
Но беспокойство все-таки есть и вызвано оно вопросом: что стоит за политикой насаждения именно культового отношения к художникам, имена которых уже давно получили мировое признание? Неужели самого их творчество для этого недостаточно?
Все это вызывает целый ряд вопросов, с которыми необходимо разобраться. Например, что стоит за таким понятием, который мы условно назвали «высоким культом»? Да, и в целом, культ – это хорошо или плохо? Позиция автора статьи – однозначно плохо, при этом неважно, касается это политических деятелей или художников. Поэтому, если я говорю, что культ Сталина – это плохо, то, наверное, либерал, с этим согласится. Но я тут же последовательно продолжу, что и культ «Доктора Живаго» и «Мастера и Маргариты» – это тоже плохо. И вот тут либералы гневно возмутятся.
Значит с позиции либерала получается, что культ в сфере истории – это плохо, а в сфере художественной культуры – это всегда хорошо? Тогда, исходя из этого, надо принимать и то, что культ революционного искусства, например, поэмы Маяковского «Ленин» – это также хорошо. Но вот с этим утверждением, уже навряд ли согласятся проповедники «высокого культа». Значит, все-таки не каждый культ, но и не всякий «высокий культ» имеет право на существование?
Приезд в Москву японского писателя Тамизи Найто. Встреча с участниками литературно-художественного объединения «ЛЕФ». Слева направо: Борис Пастернак, Владимир Маяковский, Тамизи Найто, дипломат Арсений Вознесенский, Ольга Третьякова, Сергей Эйзенштейн, Лиля Брик. Фото неизвестного автора. 1924 г.
И вот еще один вопрос: а принял бы сам Пастернак культовое отношение к своему «Доктору Живаго»? «Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех»[400] – зная эти строки поэта, думаю, что догадаться о возможном ответе нетрудно.
А вот каким было отношение к культовым канонам у другого поэта – Маяковского, который на этот счет имел четкую позицию: «Самую, ни в чем неповинную, старую поэзию, конечно, трогали мало. Ей попадало только, если старые ретивые защитники старья прятались от нового искусства за памятниковые зады. Наоборот – снимая, громя и ворочая памятниками, мы показывали читателям Великих с совершенно неизвестной, неизученной стороны»[401].
Но вернемся к «высокому культу», с которым все-таки стоит разобраться, а это, значит, разобраться с тем, чем определяется принцип именно такого подбора культовых авторов, и культом чего они в действительности являются?
Может быть, политика этого отбора продиктована заботой о литературном просвещении масс, но тогда почему за его пределами остается огромный список достойных писателей и поэтов советского периода? Например, такой достойнейший поэт, как М. Светлов, о котором М. Цветаева в 1926 году в одном из писем Б. Пастернаку писала следующее: «Передай Светлову (Молодая гвардия), что его Гренада – мой любимый – чуть не сказала: мой лучший стих за все эти годы…»[402]
Подчеркнем еще раз: вопрос не в том, почему состав культовых авторов именно таков, а почему никого более? И где имена, которые выражают другие художественные направления отечественной литературы XX века? Неужели не оказалось никого, достойных признания идеологов «высокого культа»?
Но в том-то все и дело, что не из идей культурного просвещения сформирован современный список культовых авторов. Их подбор продиктован прежде всего соображениями культовой политики, иначе, почему в передачах об этих великих художниках столь ничтожно мало говорится непосредственно уже о самом их творчестве. Или об этом уже все сказано? А если об этом и говорится, то главным образом в связи с проблемой конфликта художника и власти. А вот с этим уже не поспоришь. Действительно, если посмотреть на вышеприведенный список культовых авторов (Ахматова, Булгаков, Пастернак, Мандельштам, Бродский, Гумилев), то с первого взгляда кажется, что помимо искусства всех их объединяет еще и та личная трагедия, которую пережил каждый из них в отношениях с советской властью.
Но принимая эту сторону противоречий советской реальности, в то же время нельзя свести всю эту проблему к известному пропагандистскому клише: злодеи-большевики по своей личной прихоти сделали революцию только для того, чтобы уничтожить интеллигенцию как культурную и этическую элиту российского генофонда, а вместе с ней – церкви и культуру. Одним словом, все то, без чего Россия в итоге так и не смогла стать достойной частью цивилизованного Запада. В любом случае, если бы не эта ужасная революция, то, где бы мы сейчас были! Кстати, действительно, а где и кем мы бы к этому времени были? Думаю, что ответ истории был бы не столь оптимистичным, как бы этого им не хотелось.
Вопрос трагедийности бытия художника в советской системе для идеологов «высокого культа» важен не сам по себе, а лишь в связи с утверждением идеи социализма как мирового зла. Но в этом случае хочется уточнить: зло как социализм или социализм как одно из мировых зол? Если имеется в виду последнее, то тогда почему, поднимая вопрос о трагедийности бытия художника, они в тоже время не говорят о других формах этого зла, например, фашизме или религиозном мракобесии, или бичуемом Соросом рыночном фундаментализме, который, по его мнению, является главной современной угрозой «открытому обществу»? А ведь оснований для беспокойства по поводу бытия художника в мире тотального отчуждения, казалось бы, достаточно.
Но идеологов «высокого культа» другие формы мирового зла мало, если не сказать, вовсе не интересуют, ибо единственным (не просто главным из других) мировым злом для них является даже не национализм, и не фашизм, и не рыночный фундаментализм, а именно и исключительно социализм, с которым как раз и надо бороться, используя, в том числе, и авторитеты великих поэтов. А почему бы и нет?
Во-первых, в борьбе с идеями революции и социализма разве все эти культовые художники – не единомышленники либеральных идеологов «высокого культа»? Ведь имена этих художников составляют галерею жертв советской власти. Правда, идеологов «высокого культа» при этом не очень интересует, что в действительности думали по поводу революции сами художники. А о ней они думали по-разному. Например, вот что писал о революции Б.Пастернак.: