Шаап пользовался большим авторитетом в Интерклубе, компартии; был организатором многих забастовок моряков и портовых рабочих за улучшение условий их труда, усиление позиций коммунистов в голландском обществе. О его участии в одной из таких акции протеста рассказывает в своей книге Кребс: «Нашим политическим инструктором и связным в торговом флоте Голландии был Шаап, за мягкими манерами и небесно-голубыми глазами которого скрывалась огромная энергия и целеустремленность. Центральный комитет компартии Голландии получил из Берлина указание сосредоточить усилия всех коммунистов – 5700 человек в 142 организациях – на подготовку мощной забастовки моряков и докеров. Цели, которые преследовал этой акцией Коминтерн, выходили далеко за пределы Голландии. На Дальнем Востоке компартия Индонезии готовилась одновременно нанести удар в голландских колониях. Мощная забастовка в метрополии должна была поднять боевой дух индонезийских коммунистов… Как и в большинстве случаев, поводом для забастовки послужила угроза сокращения зарплаты.
Вместе с Шаапом и членом голландского ЦК товарищем де Гроотом мы „прошлись“ по списку коммунистов, которые плавали на голландских судах. Было решено, что первое выступление произойдет на лайнере „Роттердам“. Это судно было гордостью торгового флота Голландии – шикарный лайнер, совершавший в тот момент рейс из Нью-Йорка в Роттердам, с несколькими сотнями пассажиров на борту, среди которых были члены олимпийской команды Голландии. Коммунистическая ячейка на „Роттердаме“ насчитывала двадцать семь человек, в том числе семь немцев, которые имели опыт участия в прошлогодней забастовке немецких моряков. Очень важным было то, один из радистов судна был коммунистом». О мятеже на лайнере писали многие американские и европейские газеты. В Роттердаме «десять членов комитета действия были арестованы по обвинению в мятеже, в их числе все семь наших немецких товарищей», но поставленные цели этой протестной акции были достигнуты, она получила широкий общественный резонанс.
Не успел Волльвебер по настоящему освоится на новом месте в Копенгагене, как из Москвы поступило распоряжение о его назначении секретарем ИМПР: «Летом 1933 года я по решению секретариата Исполнительного бюро Профинтерна и с согласия ЦК КПГ был назначен секретарем Интернационала моряков и портовых рабочих, – пишет он в автобиографии. – В это время участвовал в разработке тактики забастовочного движения в ряде стран: Франции, Дании, Швеции, США, Австрии, Финляндии, Латвии. Одновременно руководил переправкой нелегальных материалов из Скандинавии в Северную Германию».
Перед Волльвебером ставилась задача создания под прикрытием ИМПР «тайной международной организации борьбы против фашизма и войны, за оборону Советского Союза». Соратники назовут ее «Организация Бернхард» (один из псевдонимов Эрнста). Первыми агентами, привлеченными Волльвебером в ее ряды, стали моряки Кребс, Аватин, Кнюфген. Возникшие при их содействии клубы моряков в Амстердаме, Бремене, Гамбурге, Данциге, Копенгагене, Осло, Риге, Роттердаме, Таллине стали фактически резидентурами «Бернхарда». Раскинутая в них широкая агентурная сеть под его руководством занималась сбором разведывательной информации, проведением диверсионных операций на судах и в портах. Кроме того, эта агентура использовалась в качестве почтовых ящиков, курьеров для связи с Москвой.
«ИМПР вел работу по трем основным направлениям: 1) революционные действия, 2) связь между центром Москва-Берлин и остальным миром, 3) шпионаж, – пишет Кребс. – Помимо стационарных структур союз имел в своем распоряжении пятнадцать „политических инструкторов“, которые постоянно путешествовали из одной страны в другую, каждый из них отвечал за эффективную работу аппарата на закрепленной за ним территории: на Ближнем Востоке, в США и Канаде, в Скандинавии и т. п. Союз имел сорок семь Интерклубов. Его основной печатный орган „Бюллетень ИМПР“, издаваемый на тринадцати языках, печатался в Гамбурге и контрабандно распространялся по всему миру. Из общего месячного бюджета ИМПР примерно 8 тысяч долларов уходило на содержание штаб-квартиры в Гамбурге, а остальные 44 тысячи долларов направлялись в качестве субсидий зарубежным представительствам… В Соединенных Штатах получателями этих коминтерновских субсидий с 1930 по 1933 год были Джордж Минк, а впоследствии Рой Хадсон, по кличке Лошадиная морда. Мне самому приходилось относить эти деньги по адресу 140 Броуд-стрит в Нью-Йорке. Деньги предназначались для поддержки издания газеты „Голос моряка“, для помощи Интерклубам… Позже Джордж Минк стал одним из главных агентов ГПУ, а Рой Хадсон – членом ЦК компартии США».
Не успев провести операцию возмездия гестаповцам в Гамбурге, Волльвебер, по согласованию с Москвой, решил организовать в отместку нацистам массовые забастовки и акты саботажа судов гитлеровской Германии в портах стран Северной Европы. К осуществлению этого плана он привлек портовых рабочих в Антверпене Вайса и Воннебергера, а также Кребса, Аватина, Кнуфгена; возможности представителя Коминтерна Дженсена, датских коммунистов во главе с Йенсеном.
Основным лозунгом этих протестных мероприятий решено было сделать дискредитацию судового флага Германии. Эту идею подсказали Волльвеберу портовые рабочие, с которыми он беседовал, знакомясь с обстановкой в порту. Он вообще охотно погружаться в среду матросского братства. По вечерам его можно было часто увидеть в дружеской компании моряков, докеров в кепках и беретах в каком-нибудь захудалом ресторанчике на берегу моря. В непринужденных разговорах с этим свободолюбивым людом Эрнст получал заряд бодрости, а иногда и полезную информацию.
В портах под контролем коммунистов и агентов Волльвебера создавались забастовочные комитеты и специальные группы боевиков. Они снабжались многочисленными транспарантами, листовками, прокламациями с надписью: «Долой флаг убийц! Отказывайтесь грузить суда под флагом убийцы Гитлера! Свастика – символ голода!». Среди портовых рабочих распространялись бюллетени ИМПР с подборками сообщений прессы, фото о зверствах гестапо в преследовании коммунистов, социал-демократов, профсоюзных активистов, матросов.
Волльвебер, Кребс, Аватин вместе с курьерами на мотоциклах «носились из Антверпена в Роттердам, в Гент и Дюнкерт. Страсти накалялись… Как только немецкое судно входило в порт, на борт поднимались представители комитетов действия и настаивали на встрече с капитаном, – вспоминает Кребс. – Они требовали, чтобы флаг со свастикой был спущен. Капитаны, конечно, отказывались: выполнение этого требования грозило неминуемом арестом гестапо. В ответ докеры заявляли: „Мы не будем обрабатывать суда под флагом убийц“. Вокруг судов выстраивались пикеты под охраной группы боевиков. Ни один немец не мог сойти на берег. Обстановка обострялась, когда офицеры на немецких суднах пытались заставить своих матросов начать разгрузку. Коммунисты и социалисты в составе экипажей отказывались подчиняться приказу… В Генте и Дюнкерте бойкот свастики был настолько сильным, что все немецкие компании были вынуждены исключить эти порты из своих маршрутов».
Предвыборный плакат Компартии Германии 1932 года, предлагающий выбрать будущее для немецких пионеров.
В результате бойкота судов под немецким флагом в Антверпене на берегу осталось довольно много немецких моряков. Это были те, кто принял участие в забастовке, отказался выполнять приказы капитана и в случае возвращения в Германию подлежал немедленному аресту. Для Волльвебера эти матросы представляли интерес, пополняли ряды ИМПР. Наиболее способные после ознакомительных бесед, проверки личных данных отбирались для изучения и вербовки в качестве агентов в «Организацию Бернхард».
Забастовки, саботаж моряков в обслуживании германских судов, дискредитация флага Германии вызвали негодование нацистского руководства в Берлине, озабоченность датской полиции в отношении серьезных помех торговому судоходству Дании. Гейдрих приказал руководителю гамбургского отделения гестапо Паулю Краусу расследовать «вопиющие факты надругательства над флагом Рейха», установить организаторов саботажа, принять меры к их аресту и наказанию.
Во время поездки в Гамбург Волльвебер с попутчиками – Кребсом, членом ЦК КПГ Шеером, секретаршей Чилли – попали в ловушку нацистских сыщиков. Для Шеера этот капкан станет смертельным, для остальных – хождением по краю бездны. Этот провал произошел несмотря на предпринятые, как пишет Кребс, меры конспирации: «Мы с Волльвебером ехали в одном вагоне, но в разных купе, Чилли с Шеером ехали в другом вагоне, в конце поезда. Волльвебер и Чилли ехали с датскими паспортами, у меня был бельгийский паспорт, а у Шеера – американский… Ни я, ни мои спутники не подозревали, что в последнее время гестапо усовершенствовало тактику облав. Поезд подходил к Людвигслусту, небольшому городку в ста километрах от Гамбурга… Заскрежетали тормоза, и поезд остановился. С платформы донесся резкий голос: „Всем выйти!“.
Поезд был окружен штурмовиками. Взволнованные пассажиры потянулись к выходу… Снова раздалась команда: „Всем пассажирам выйти из поезда!“. Волльвебер стоял в трех метрах от меня. Он закурил и спокойно наблюдал за облачком табачного дыма, которое таяло в утреннем воздухе. Проходя мимо Волльвебера, я наступил ему на ногу и, приподняв свою шляпу, извинился.
– Держись, – сквозь зубы пробормотал он, – эти ребята ничего не знают.
Я пошел к хвосту поезда, надеясь найти лазейку в оцеплении. Кольцо штурмовиков было плотным. Каждый, кто попытался бы спастись бегством, был бы немедленно расстрелян. Штурмовики прочесывали вагоны поезда, заглядывая в туалеты и подсобки. В конце поезда я увидел Чилли, которая кокетничала с молодым штурмовиком. Ион Шеер быстрым шагом шел к голове поезда, стараясь оказаться как можно дальше от Волльвебера. Сам не зная почему, я пошел за Шеером… Голос через мегафон прокричал: „Всем пассажирам построиться! Предъявить документы!“. В конце перрона был поставлен небольшой стол, на нем лежала какая-то книга. За столом сидели два гестаповца в штатском. Пассажиры подходили к столу в очередь по одному. Ион Шеер оказался в первой десятке, я был через пять человек от него. В конце очереди стоял Волльвебер, а сразу за ним – Чилли… Подошла очередь Шеера. Он спокойно