[72].
Через пару дней забастовали сапожники. Они требовали восьмичасового рабочего дня и вежливого обращения.
Сокращения рабочего дня, но до девяти часов, требовали и организовавшие стачку конопатчики фирмы «Кавказ и Меркурий».
Бастовали плотники и строители Ямгурчеева моста.
Еще с утра в городе разливалось напряжение. В полдень у Биржи прошел инцидент, обративший на себя внимание. Толпа рабочих обсуждала создавшееся положение и бездействие либеральной Думы, которой было не до трудовых прав. В выражениях люди не стеснялись, а один из них даже выстрелил в воздух со словами: «Вот как надо поступать!». Социал-демократы позже рассказывали, что это был эсер, но полиция не установила стрелявшего. Проходивший мимо предприниматель имел неосмотрительность громко посожалеть, что рядом нет казаков и был слегка побит.
Вечером масса народа собралась в Александровском саду. Пели «Марсельезу». Позднее власти рассказывали, что из толпы раздавались выстрелы, но многочисленные свидетели этого не подтверждали, да и в кого было стрелять?
«На бульваре было многолюдно, разнохарактерная публика: и чисто одетые мужчины, и дамы, и много рабочих и интеллигентной молодежи. В общем, площадка и главная аллея были запружены. Гулявшая публика двигалась по велосипедной аллее, рабочие группировались на площадке, в середине интеллигентные молодые люди о чем-то мирно беседовали с отдельными группами рабочих», – описывал происходившее полицейский пристав Верблюдов.
Но картина не была и совсем уж благостной. Размеренный ход митинга – одного из многих – прервал Верблюдов, потребовавший перестать называть государя-императора «кровопийцей». Митингующих было существенно больше, чем полицейских, поэтому наряд просто выпроводили из сада. При этом Верблюдов получил несколько толчков и лишился погона. Через некоторое время прибыл полицмейстер Рахманинов и сцена повторилась уже с ним.
Полицмейстер Рахманинов озлобился и отправился в Красные казармы к казакам.
Собственно, все уже заканчивалось и народ начал расходиться, как выяснилось, что у южных ворот стоит наряд полиции с обнаженными шашками. Полиция напала на выходивших. Народ бросился обратно в сад, однако остальные выходы оказались закрыты.
Неожиданно в сад ворвалась сотня казаков. Началось избиение. Люди пытались пробраться перелезть через решетки и получали удары в спину.
«Публика в страхе стала разбегаться. Одна барышня, перелезая чрез ограду, зацепилась платьем за решетку. Казак избил ее нагайкой. Некоторые из казаков кричали: „товарищи, разгоняйте, но не бейте.“ Один мужчина, видя избиение, крикнул: за что бьете! Казак ударил его нагайкой по голове, тот упал. Ему было нанесено несколько ударов городовыми, шашками».
Приведем еще одно свидетельство:
«Со скамеек около эстрады произносились речи, их слушала большая толпа. Масса публики, в том числе женщины и дети, гуляла по садику. Еще засветло явилась полиция. Толпа начала кричать: „долой полицию!“. Ораторы стали уговаривать толпу не обращать на полицию внимания и продолжать митинг. Но часть толпы была возбуждена и полицию оттеснили с площадки в аллею, дальше от ораторов. После удаления полиции митинг спокойно продолжался и никаких револьверов и выстрелов никто не видел и не слышал. В кого могла стрелять толпа, когда в самом саду ни полиции, ни казаков не было?
Часть публики после удаления полицейских побежала, увидев казаков, ехавших мимо сада, но вскоре успокоилась, и митинг был закончен пением Марсельезы и похоронного марша „Замучен тяжелой неволей“. Толпа начала расходиться. В этот момент из-за музыкального павильона и показался большой отряд полиции с обнаженными шашками и казаки. Врезавшись в толпу, полицейские стали рубить на все стороны, размахивая шашками, казаки – ногайками. Все это произошло молча и так неожиданно, что публика остолбенела, а потом с криком ужаса побежала. Женщины и дети с плачем бежали, спотыкались, падали, а за ними – дикая орда конных казаков. В это время вверх произведен был выстрел и после него по всем направлениям раздались выстрелы. Очевидно, стреляли казаки и полиция. В нас, бежавших из сада, какой-то верховой, мчавшийся на лошади по главной аллее, выстрелил из винтовки или револьвера. На площади около разъезда трамвая собирались выбежавшие из сада. Между ними были плачущие отцы и матери, потерявшие своих детей в саду. Они звали всех идти с ними отыскивать своих детей. Около них собирались кучки озлобленных людей, повторявших как безумные: „За что? За что нас бьют? Пойдем туда, пусть убивают всех“. Некоторые начали набирать камни из мостовой. Но опять показалась полиция и казаки, в ответ на брошенный камень раздались три залпа, и толпа разбежалась».
И еще одно свидетельство: «Меньшинство народа стало расходиться, а большая часть пошла мимо эстрады в сторону Канавы. Едва обогнули эстраду, как от Александровских ворот полиция бросилась на публику без предупреждения и только, когда наносили удары, тогда кричали: Расходись! Толпа кинулась обратно. Позади сада на Александровской улице стояли верховые казаки. На месте отступления публики были ряды скамей и тут-то произошла страшная свалка. Толпа перелезала через лавки, полицейские с шашками и палками от молодых деревьев гнались за публикой и били без разбора всех, кто запутался между скамеек. Тут навалились целые кучи: женщины, дети…
Взглянув к эстраде, я увидел, что перед ней валялись масса вещей: платки, зонты, шляпы, ридикюли. Вслед за полицейскими с гиканьем ворвались в сад казаки и кинулись вслед за толпой вдогонку. Где-то раздался глухой выстрел и вслед за тем – 10 или 12. Судя по звуку, первый выстрел был холостой или из маленького револьвера, а следующие значительно сильнее, большезарядные, как из сильного револьвера, а один как будто бы из берданки».
Через некоторое время часть митингующих собралась ближе к Московской улице, откуда действительно и раздалось несколько револьверных выстрелов по полицейскому участку, не причинивших, впрочем, вреда.
В больницы обратились 17 человек, но число пострадавших оказалось намного выше.
Ранения были серьезными. В регистрационном медицинском журнале отмечалось: «Резцов Александр, 21 год, слесарь – рубленая рана затылка и кровоподтеки спины от ударов нагайкой; Орлов Петр, 19 лет, столяр – рубленая рана левой кисти; Коновалов Александр, 23 года, матрос – колотая рана спины, две раны на наружной поверхности левого плеча, лоскутная рана над правым ухом; Странин Алексей, 25 лет, крестьянин – полостная рана живота с выпадением сальника, на спине полосы от нагаек; Акулин Роман, крестьянин, 20 лет – кожные рубленые раны в области затылка и ниже его, на спине полосы от нагаек».
Утром следующего дня, 29 мая, в саду вновь собрались люди. На этот раз преобладали рабочие. После речей, с пением Марсельезы, они разошлись. Некоторые искали товарищей, пропавших в предыдущий вечер.
К закату Александровский сад вновь заполнился людьми и вновь это были рабочие. Журналисты оценили их число не менее чем в пятьсот человек. Однако Шпилев предложил не обострять ситуацию и разойтись с пением Марсельезы. Власти не посмели устраивать вторую провокацию, разве что мимо проскакали казаки, встреченные оглушительным свистом.
По официальным данным, пострадали 17 гражданских лиц и 50 полицейских[74]. Поверить в такое соотношение было невозможно, и никто в него не верил.
Городская Дума, руководимая Шмариным, начала расследование. Губернатор Гронбчевский в день избиения, конечно же, находился в деловой поездке, а вернувшись, выпустил заявление, повторив в нем рассказы про «стрельбу из толпы». В Петербург он направил телеграмму с просьбой прислать артиллерию и два пулемета. Он готовился расстреливать горожан на улицах[75].
Стачка. Репродукция из иностранного журнала
4 июня в Болдинской дешевой столовой[76]собралось свыше 600 человек, преимущественно молодежи, причем как рабочей, так и учащейся. В столовой также располагалось местное общество трезвости, служившее местом встречи оппозиции. Выступали Андрей Жустов, Николай Редкозубов, Николай Шпилев. Присутствовала полиция, к которой Редкозубов попросил не придираться. Речи в основном были посвящены правительству. Оно характеризовалось как «по разбойничьи и открыто грабящим крестьян и рабочий люд, отобравшим землю, заставляющим голодать». Поэтому предлагалось «удалить» правительство и заменить его власть Учредительным собранием. На местном уровне звучали призывы ввести в городах самоуправление и разоружить казаков и полицию[77]. В пользу арестованных товарищей было собрано более 220 рублей.
Проходили и загородные сходки. Так, 11 июня около двухсот рабочих провели собрание вблизи села Кулаковка, на котором обсуждали еврейский погром в Белостоке и местную политику[78].
18 июня у Болдинской дешевой столовой прошел очередной митинг, собравший до 1000 человек. Вел его мещанин Петр Орлов, среди выступавших были отмечены студенты Аствацатуров и Редкозубов, а также Андриан Жустов. Ораторы призывали к созданию Рабочей партии и профсоюзов, упразднению сословий и к выборам в Учредительное Собрание.
На первый план выходят профсоюзы
Жандармерия испытывала явные трудности в пресечении работы профсоюзов, поскольку явно выраженных руководит