Ювелиры, например, трудились по 12–13 часов, а у сдельщиков рабочий день мог продолжаться и 16–20 часов![136]Наибольших перемен добились возглавляемые Жустовым каменщики. Их рабочий день сократился с 15–16 часов до девяти, а первым объектов в Астрахани, по которому был введен 8-часовой рабочий день, оказалось строительство Армянской богадельни на Канаве.
Предприниматели дружно выступили против сокращения рабочего времени. Депутат Егоров рассказывал про преимущества «свободы труда». Представитель ювелирного бизнеса про культурные ценности («я ничего не имею против восьмичасового рабочего дня, но сейчас этого нельзя. Рабочие не культурны, не мастера, плохо работают»). Владельцы предприятий, где работали женщины, вообще отказались отпускать профсоюзных активистов на депутатскую комиссию.
Жустов оппонировал. Он произнес эмоциональную речь о том, что снижение рабочего времени очевидно снизит и безработицу, бросив в завершение состоятельной аудитории: «если вы не дадите 8-часовой рабочий день, то вы и не люди!».
Рабочий напор дал результат. Городская дума единогласно приняла решение ввести в Астрахани 8-часовой рабочий день, к которому добавлялся двухчасовой обеденный перерыв. Фактически по указанным причинам это был 9–9.5 часовой рабочий день, и соблюдалось решение депутатов не везде, но это была важная победа, закрепляющая права рабочего класса.
Уличные манифестации были уже невозможны.
24 апреля остававшиеся на свободе лидеры социал-демократов провели встречу по подготовке 1 мая. Встреча проходила на свежем воздухе на берегу Бакалдинской протоки, но несмотря на ограниченное число участников, информация о ней стала известна властям. Основные ее участники – в том числе Андриан Жустов, Роман Аствацатуров, Михаил Непряхин и Георгий Султанов – были арестованы и следующую неделю провели в тюрьме. В первых числах мая их выпустили[137].
29 апреля у Скаржинского ерика собралось 60–70 оппозиционно настроенных приказчиков, но полиция без затруднений рассеяла их на немногочисленные группы.
Утром 1 мая несколько групп приказчиков попытались закрыть магазины на Артиллерийской улице и в Табачном ряду. Около 70 приказчиков собрались под окнами у губернатора. Полиция быстро пресекла эти акции и провела задержания. Единственным успешным действием можно было считать забастовки в «Шарлау» и типографиях.
Вечером 1 мая горожане массово вышли на Канаву. Годом ранее здесь проходили манифестации на воде, жандармы ожидали повторения событий и сами вышли на пяти лодках. Но лодок под красными флагами оказалось на порядок больше. Особенно организованно проявили себя наиболее квалифицированные рабочие Астрахани – сотрудники городского трамвая. Машинисты и кондукторы запели «Марсельезу», с берега активно подхватили. Полиция не справилась. И тогда против астраханцев вновь вызвали казаков с плетками. Люди бежали.
Около тысячи рабочих пытались собраться в Форпосте, но казаки вынудили людей разойтись.
Спокойно отметили праздник труда только работники революционной пристани «Мазут», где работодатель предоставил им выходной день[138].
В последующие две недели у Полицейского моста вечерами еще выходили лодки, гребцы и пассажиры которых пели революционные песни, но массового характера это не носило.
Лишь в начале июля около тридцати человек попробовали провести митинг в Александровском саду, но он был быстро пресечен полицией, которую активно поддержали обыватели[139].
Под уклон шло дело и в рабочих коллективах.
Отдельные проявления активизма еще наблюдались, конечно. 13 июня собрание рабочих лесопильных мастерских приняло решение о создании профсоюза. Через пару недель он был зарегистрирован.
В августе с требованием повышения зарплаты несколько дней бастовали рабочие бондарных мастерских Форпоста. На собрании профсоюза приказчиков выступил известный социал-демократ Михаил Непряхин.
Но активность профсоюзов резко снизились, и отнюдь не только из-за давления властей. Город накрыла эпидемия холеры. К началу сентября от болезни умерли 920 человек, причем смертность достигала 30 %. Антисанитария и отсутствие медицинской помощи делали эпидемии смертельно опасными.
Конец года ознаменовался забастовкой типографских служащих. Они требовали повышения зарплаты на 15 %. Вечером пятеро лидеров были арестованы. Еще троим удалось скрыться. Это лишь возмутило рабочих, и забастовка продлилась еще пять дней, закончившись 20 декабря. Эффекта она не имела. Более того, в феврале 1908 года преследованию подверглись рабочие, собиравшие денежную помощь в поддержку арестованных товарищей[140].
В селах все затихло.
В марте 1907 года жители села Солодники направили телеграмму в Госдуму с требованием амнистировать политзаключенных, ввести прогрессивный налог и перераспределить землю. Жандармерия отреагировала обысками[141].
В селе Быково такую же телеграмму сходу отправить не получилось, так как старости наложил запрет со словами – «мне барин-земский не приказал никаких приговоров составлять на счет Думы»[142].
Собственно, на этих двух малозначительных эпизодах выступления в селах можно считать исчерпанными.
Жандармы буквально охотились за социалистами. Кадровые ресурсы левых они сильно преувеличивали, что было хорошим подспорьем для оформления бюджетных заявок. Летом 1907 года, например, «по агентурным данным» в маленьком Черном Яру было обнаружено целых сорок социал-демократов, что, впрочем, конечно же, не подтвердилось[143].
Царь Николай II встречается с делегацией крестьян в Зимнем дворце. Репродукция
Левые группы в малых городах существовали преимущественно из числа ссыльных. Они демонстрировали завидную солидарность и взаимовыручку. В одну июльскую ночь глубоко за полночь у пристани Енотаевска остановился пароход «Царевич» с партией арестантов. Его встретили проживающие в городке политссыльные, которые принесли с собой большую связку бубликов и несколько штук соленой рыбы. В рыбе бдительные полицейские обнаружили записки на армянском языке, которые передали вверх по службе[144].
Шли бесконечные аресты. В апреле в тюрьму были брошены Непряхин, Аствацатуров, Султанов и еще четверо социал-демократов. Они просидели за решеткой месяц без предъявления обвинения. Затем в далеком Санкт-Петербурге был взят под стражу Николай Редкозубов, уехавший туда из Астрахани. Его вернули этапом на родину[145].
Особой удачей жандармов стала ликвидация типографии группы РСДРП. По доносам «доброжелателей» был проведен обыск в доме Кантрина на 2-й Проточной улице, и в квартире Ивана Толстикова нашли довольно большого размера типографский станок[146]. Помимо типографии и листовок, жандармы изъяли чистый паспорт, три пуда шрифта и портрет Маркса.
Аресты проводились уже без поиска причин. В конце сентября были задержаны пять рабочих во главе с Андрианом Жустовым, раздававшие листовки с призывом голосовать на уже третьих выборах за кандидатов от РСДРП. Никаких лозунгов и критики властей в листовках не содержалось. То есть Роману Аствацатурову баллотироваться от социал-демократов было можно, но агитировать за него было нельзя[147].
Развал и деградация парторганизации РСДРП дошли до такого уровня, что во втором туре выборов они призвали голосовать за кадетов[148].
На фоне нескольких волн арестов, разорвавших социал-демократические ряды, эсеры еще держались. Весной они потеряли типографию, действовавшую в съемной квартире на Духосошественской улице, дом Ушакова. Пять человек при этом были арестованы[149]. Так что выпускать больше листовки эсеры не могли, но сохраняли сеть работающих активистов в Астрахани. В списках полиции на наблюдение числилось 94 членов партии[150].
Эсеры все еще надеялись на вторую волну революции, хотя перелом в сторону реакции был очевиден. «Мы накануне народного восстания, – писали они. – Скоро вас, солдат, пошлют усмирять голодных крестьян и рабочих, заставят расстреливать своих братьев. Ждите, товарищи, нашего призыва. Мы вам скажем, когда придет время открыто встать на сторону народа». Листовки теперь выходили на плохом гектографе, а скоро не стало и его. Теперь их делали печатными буквами от руки[151].
Вся работа эсеров, впрочем, сосредоточилась в Астрахани. Попытки выстроить сеть сторонников в селах у «крестьянской партии» не получались. По примеру социал-демократов астраханские эсеры попробовали организовать идеологические кружки среди селян, но дело не пошло по понятным причинам.
Поэтому северные села губернии, в том числе Капустин Яр, перешли под управление царицынской организации ПСР, что повлекло за собой самые неожиданные последствия, шокировавшие астраханскую организацию. В конце 1907 года в Капустином Яру был произведен вооруженный налет на почтовую контору, организованный как раз царицынской группой ПСР, что привело к глубокому кризису в партии. О нем будет рассказано немного позже.