Потери частично удалось компенсировать, завербовав несколько безработных астраханцев в возрасте 18–20 лет.
Зато 11 декабря группе повезло. Им удалось отнять дневную выручку у кассирши винной лавки – целых 36 рублей. Написав красивым подчерком в книге «Деньги взяты анархистами», они отправились покупать еду.
14 декабря был ограблен приказчик винной лавки.
Тем же вечером произошла перестрелка на Эспланадной. Полиции стало известно, что в доме Бакулева скрывается член банды Александр Губарев. Ранее он отсидел две недели в саратовском Вольске по пустяковому делу об участии в митинге, и, вероятно, извлек выводы самого радикального характера. Оснащенный «бульдогом» и «смит-энд-вессеном», Губарев ждал своих компаньонов на съемной квартире, а вместо них прибыла полиция. Полицейские стреляли лучше. В ходе короткой стычки погиб находившийся на квартире некто Фомичев, а Губарев был арестован и получил восемь лет каторги[166].
Оставшиеся на свободе члены группы заподозрили в своих рядах шпиона. На следующий день они убили примкнувшего к ним астраханского казака Александра Мордвинцева, предполагая, что именно тот сообщил полиции о месте проживания банды. Убили того самого Мордвинцева, что несколько лет назад создавал военную группу РСДРП. На самом деле, Мордвинцев ничего властям не сообщал, но это убийство сосредоточило все силы полиции на уничтожении банды.
17 декабря банда была окончательно ликвидирована: пятеро арестованы, а еще один застрелен[167].
Примерно в это же время другая банда отметилась в Капустином Яру. 17 ноября здесь была ограблена почтово-телеграфная контора. «В семь вечера в контору ворвалось четыре замаскированных и вооруженных револьверами человека, один был в черной юбке, такой же кофте и теплом пальто, загримированный». Еще у одного налетчика была привязана рыжая борода. Но возникла проблема. Сейф был закрыт на ключ, а ключ был у ушедшего пообедать начальника конторы. Грабители разоружили одиночного полицейского, забрав у него винтовку и шашку и размышляли что делать дальше, как вернулся начальник. В итоге из сейфа было похищено 3562 рубля и еще на 540 рублей ценных бумаг. На этом приключения не закончились. Один из грабителей обронил по дороге кинжал. Потом на добытые деньги они купили за двадцать рублей гармонь, спиртное и погрузились в карточные игры. Через неделю их арестовали[168]. Выяснилось, что решение об ограблении принималось с неменьшим сюрреализмом, на собрании царицынских эсеров, куда пришло сорок человек. Просто удивительно, что полиция не имела информации о нем заранее.
Говоря о нравах «экспроприаторов» правильно посмотреть, что происходило в «органах правопорядка».
В тюрьму, которую тогда называли Бастилия и которая сейчас известна как «Белый лебедь», назначили нового начальника, некоего Шеффера. Годом ранее Шеффер, как помощник пристава по второму участку, отличился при подавлении рабочих и студенческих выступлений, был замечен и пошел на повышение. Довольно скоро Шеффер меняет прежние порядки и обычными историями становятся избиения заключенных и изнасилования задержанных женщин из низших сословий. «В агенты сыскного управления набраны были отбывающие наказания уголовные преступники». Но из преступников те еще исполнители и очень часто вместо того, чтобы заниматься заданием, они погружались по выходе на свободу в разгул. Их возвращали в тюрьму и учили, то есть били. Одного такого агента Шефферт забил до смерти. Тело было сожжено – прямо в тюрьме – и событие выдано за самосожжение. Вышестоящее начальство вопросов не задавало, но после того, как забили еще одного заключенного и в тюрьме случился бунт, дрогнули нервы у замдиректора тюрьмы господина Прибыловского.
Прибыловский попросился на прием к полицмейстеру, которым был Рахманинов – нет, не однофамилец, а брат того самого Рахманинова, что известен нам как композитор. Полицмейстер, то есть начальник губернской полиции, тоже участвовал в активном избиении демонстрантов ранее, поэтому жалобу не принял и просьбу Прибыловского о переводе на более спокойный участок работы не удовлетворил. Зато сам господин Прибыловский был убит спустя два дня после разговора прямо в самом центре города, на улице Московской, ныне нам известной как улица Советская.
Дело об убийстве замдиректора тюрьмы оказалось поручено некоему Ермакову. Ермаков был честным полицейским и взялся за расследование добросовестно. Благо, были свидетели преступления, и он располагал описанием внешности преступников. Ермаков пошел на квартиру к полицмейстеру Рахманинову с докладом. В то время это было обычным делом, на квартирах вели светский прием, устраивали вечера, а заодно разбирали рабочие вопросы, чтобы не сидеть безвылазно на работе. Каково же было изумление честного Ермакова, когда он, встретив у полицмейстера группу агентов сыска – из числа тех самых уголовников – опознал среди них по описанию убийцу! Задержать его не удалось, поскольку тот скрылся в глубине квартиры, и вообще начальник полиции быстро выпроводил от себя назойливого следователя. Но Ермаков решил, что так нельзя и обратился к губернатору.
Губернатор отказался поощрять следователя, сказав дословно следующее: «если Вы в квартире полицмейстера нашли убийцу, то что же Вы можете найти в моей квартире?». Напрасно он так сказал, поскольку через несколько дней на его губернаторской квартире – той самой, где сейчас в современное время планируют размещать православную гимназию – был найден труп полицмейстера Рахманинова с пулей в голове[169].
Честного Ермакова перевели в захолустье в городок Царев, а затем и вовсе уволили со службы, несмотря на то что он имел четырех детей.
В тюрьме случился бунт, Шеффера и его подручных арестовали, хотя некоторые пытались бежать из города[170].
Создававший местную группу РСДРП Павел Беликов описывал свои впечатления: «Среди наших товарищей появился индифферентизм. Многие из них на зов товарищей без стыда говорили: теперь нам не время заниматься революцией. Затем стала выплывать на поверхность вся грязь, которая накопилась в короткое время последнего периода партийной жизни. В наш коллектив стали поступать одно за другим заявления о скандалах среди товарищей, растрате партийных средств и провокациях. Между тем работа среди масс с каждым днем все падала. Наконец, создалось такое положение, когда бессильный коллектив был занят почти исключительно разбором вышеупомянутых заявлений. Он тонул в этой грязи. В это время в Астрахани не велось ни одного кружка, не было видно ни одной массовки. Наконец, 21 апреля 1908 года после неоднократных попыток созвать общегородскую конференцию удалось собрать человек 18. Обсудив положение дел в Астрахани, они решили за отсутствием каких-либо сил, ввиду все растущей грязи ликвидировать Астраханскую организацию»[171].
Если социал-демократическая организация в целом была разгромлена, то эсеры еще держались. Их активные группы работали в Трамвайном депо и судовой компании «Кавказ и Меркурий».
Член местной эсеровской группы Яков Петрович Ожогин запросил из Саратова прокламации. Ожогин был человек начитанный, обладал большой библиотекой народнической, социал-демократической и анархистской литературы. Он был на контакте с Николаем Долгополовым и семьей Евреиновых, глава которой был избран годом ранее депутатом Госдумы. Проживавшие в Петербурге Евреиновы спрашивали его о судьбе арестованных товарищей.
На новогодние праздники к жандармам поступило донесение, что из Саратова в Астрахань по железной дороге ушел груз. 3 января 1908 года он был обнаружен на станции Бузан в ящике с «фотопринадлежностями». Через несколько дней посылка была доставлена в магазин братьев Тарасовых. Здесь уже в полицию обратился директор магазина. Он сообщил, что вокруг магазина стали ходить «подозрительные личности», а среди своих сотрудников обратил внимание на бывшего эсера Якова Ожогина. Директор опасался экспроприации.
Полиция изъяла ящик с эсеровскими листовками, а Ожогина арестовала. При обыске у него был найден револьвер и политическая переписка с женой экс-депутата Евреинова. Ни то ни иное не составляло преступления. Но Ожогина отправили в тюрьму, где продержали полтора года! В архивах есть письмо, направленное им губернатору. Это яркое, смелое письмо, написанное на отличном литературном русском языке. «Каждое предварительное следствие или дознание требует, конечно, времени для своего производства, – писал Ожогин. – Но когда оно сопровождается лишением свободы, тогда предварительное следствие должно принимать все усилия для скорейшего его исполнения, в противном случае лишение свободы превращается в противоправное заключение и является беззаконным наказанием»[172].
В апреле 1908 года саратовские жандармы сообщили астраханским коллегам, что по железной дороге в Астрахань отправлен груз с революционной литературой. Груз прибыл. За ним было установлено наблюдение, однако филеры не очень-то прятались. Они были обнаружены получателями груза. С целью отвлечения шпиков была спровоцирована драка. Пока агенты отвлеклись, посылку забрали. Однако жандармам удалось выйти на след груза. Оно было немудрено, учитывая его массу – все-таки полцентнера. Посылка была найдена в магазине канцтоваров Бориса Бочковского. Под видом школьных тетрадей в ней прибыли – прокламаций к крестьянам, 500 газет «Деревня» 400 экземпляров журнала «Земля и воля» и сорок брошюр «Правильный передел земли». Груз был эсеровский. Если в газетах и журналах ничего крамольного не содержалось, то листовка к крестьянам, выполненная в виде открытого письма к Николаю II, носила ярко протестный характер: «Ты послушал народных врагов – министров и помещиков, и не слушал выборных людей всего русского народа. У нас, крестьян, кто не держит своего слова, тот самый последний человек. Тогда ты не царь, а злодей и антихрист, царь-оборотень, дворянский ставленник, враг народа русского, хуже иностранного врага»