Прометей № 4 — страница 40 из 70

Прибыл дворянин Шалва Зиновьевич Абдушели (Абдулашвили), которому в 1918 году предстоит возглавить астраханских меньшевиков. В Черном Яру число ссыльных сократилось с трехсот (1908) до шестнадцати, причем отношения между ними были весьма враждебными. Среди них было девять эсеров, шесть социал-демократов разных тенденций и один анархист[224].

Одним из таких ссыльных был член ЦК РСДРП Иосиф Гольденберг, метавшийся между Плехановым и Троцким и ничем не проявивший себя.

В Енотаевск прибыл известный большевик Иван Скворцов-Степанов. Его дни были однако не столь серыми, он здесь женился. Более того, Скворцов-Степанов постарался провести встречу лидеров левой оппозиции, собрав в Астрахани совещание с участием эсеров Нифонта Долгополова, Юрия Лурье (чьим зятем стал Скворцов), эсдеков Постникова и Гольденберга. Совещание не закончилось ничем.

Под особым надзором продолжал оставаться бывший депутат Госдумы от эсеров Евреинов, продолжавший получать из столицы «тенденциозную» литературу и поддерживать контакты с единомышленниками[225].

7 марта 1914 года срок ссылки Шаумяна закончился, и он покинул Астрахань. Еще раньше выехали Нариманов и Скворцов-Степанов. Гейнрих был депортирован в Германию. Из лидеров оставался Трусов, который накануне 1 мая 1914 года успел выпустить и распространить прокламацию, подписанную «Группой форпостинских рабочих». Жандармерия провела аресты, однако найти никого причастных не смогла[226].


Дело о собрании в музее

В апреле 1914 года Трусов был арестован. Этому предшествовал донос в Жандармское управление о проведении «в конспиративной обстановке» собрания поздним вечером 14 апреля. Преступление было совершено с особым цинизмом, в здании городской Думы. Губернатор лично был извещен о происшествии и лично дал распоряжение провести обыски. Арестам подверглись Александр Евдокимович Трусов и Никита Капитонович Максимов, уроженец города тоже социал-демократ, успевший побывать в ссылке в Симбирске[227].

Он тоже работал служащим, был приказчиком в кожной лавке Иванова. Прошли обыски. У начитанного Трусова были найдены 1 запрещенная книга и 7 запрещенных брошюр, а также 30 брошюр «тенденциозного содержания»[228].

Для сравнения, у Максимова нашли только 20 экземпляров «Новой рабочей газеты»[229].

Интересен список изъятого: – однотомный сборник статьей Ленина «За 12 лет», выпущенный под псевдонимом «В.Ильин»; – книга Г.Зиновьева, В.Ильина (Ленина) и Ю.Каменева «Марксизм и ликвидаторство»; – книги К.Каутского «Потребительского общество и рабочее движение» и «Этика и материалистическое понимание истории»; – журналы «Борьба», газеты «Наша заря», «Правда» и многие другие. Александр Евдокимович не терял время даром. Он попросил жену передать ему в камеру том Народной Энциклопедии и еще одну книгу «академии иностранных языков», как выразился в отчете жандармский офицер. В книгах ничего предосудительного не нашли, и посылка дошла до арестованного. Благо, за неполный месяц пребывания в тюрьме свидание с женой было разрешено четырежды[230].

Никиту Максимова тоже навещали, но родители, проживавшие в Астрахани. Тем временем в Жандармском управлении опрашивали свидетелей злодеяния. Выяснилось, что в этот вечер должно было проходить очередное собрание «литературного кружка». Его организатором стал Владимир Николаевич Сарабьянов, член Совета Народного Университета и известный в городе революционер. Пришло 10–12 человек, разместившихся в «Калмыцком отделе» среди огромных ритуальных горнов и статуй Будды. Впрочем, Владимир Николаевич сделал вид, что ждет еще людей и деликатно удалился в соседнюю комнату.

Началось собрание. Оно было посвящено двухлетию легальной (!) марксистской печати. Максимов предложил считать собрание большевистским, Трусов выступил против. Собравшиеся решили не углубляться в детали и перешли к сути.

Максимов предложил направить приветствие в санкт-петербургскую газету «Путь правды» и зачитал короткую резолюцию: «Мы, астраханские марксисты, приветствуем дорогую защитницу интересов рабочего класса, рабочую газету „Путь правды“ на славном посту. В юбилейный день двухлетней титанической борьбы за интересы рабочего класса мы шлем наш братский привет нашему „Пути правды“ и выражаем надежду, что к нашему голосу примкнут и другие товарищи рабочие. Вместе с тем протестуем против законопроекта о рабочей печати и призываем рабочих сплотиться вокруг кровно нашей газеты»[231].

Собравшихся подвели одежда и излишняя вежливость. Сторож Андрей Алексеев, который, скорее всего, и донес обо всем начальству, сообщал, что «были все рабочие, такого собрания никогда не бывало», и что «мой товарищ сторож музея Зернов мне потом говорил, что все бывшие на собрании даже с ним за руку здоровались, чего на других собраниях не бывало».

Еще раз: вся суета губернатора и жандармов была вызвана встречей, на которой десять человек написали письмо в разрешенную газету и собрали в ее поддержку немного денег. Преступление вскоре подтвердилось. Из столицы прибыла газета «Путь правды» с приветственным словом астраханцев. Стали активно искать Сарабьянова. Он честно рассказал, что разрешения на собрание не давал, Трусова и Максимова не видел и вообще читал, что публика прибыла на литературный кружок пообсуждать творчество Байрона.

Трусов и Максимов со своей стороны сообщили, что к антиправительственной организации не принадлежат и вообще в музее не были[232].

17 18 мая Трусова и Максимова освободили[233].

Но тяга Александра Евдокимовича к знаниям в России, которую мы потеряли, не могла довести до добра. Вслед за первым делом вскоре было открыто второе. В марте 1914 года Наталья Трусова заказала в Санкт-Петербурге книги. И надо было так случиться, что в ожидании большой европейской войны Имперское жандармское управление решило разобраться со всеми грамотеями. Петербургские книжные сети были поставлены перед требованием сдать все списки подписчиков и по стране пошла волна обысков.

28 июня в далеком Сараево сербский террорист убил эрц-герцога Фердинанда. Все понимали, что в этот раз может полыхнуть война держав.

23 июля у Трусовых проходит очередной обыск. «Ничего явно преступного найдено не было», рапортовали жандармы. Однако, на всякий случай, они изъяли все: 94 книги и брошюры, 24 номера рабочих газет, две тетради переписки и даже поздравительные открытки. На этот раз реестр был намного больше. Он включал в себя работы К.Маркса и Ф.Энгельса, «Материализм и эмпириокритицизм» В.Ильина (Ленина), «Историю французской революции» Луи Эритье, «Аграрный вопрос в России и его решение» Петра Маслова, «Античный мир иудеев и христиан» Карла Каутского, басни Демьяна Бедного и многое иное. Наталья Трусова, которая по характеру не уступала мужу, сообщила офицеру, что вообще-то выписывала женский журнал и, более того, получила его, однако журнал не сохранился[234].

Здесь, однако, властям пригодилась апрельская история с обысками. Еще 28 июня дело о нелегальном собрании пришлось закрыть. Но по совокупности злодеяний губернатор вынес решение выселить всех троих – Трусова, Максимова и Сарабьянова – из Астрахани.

Как обычно бывает, решение это проходило через бюрократическую проволочку, но в итоге было реализовано. 19 октября решением и.о. губернатора Трусову было запрещено жить в Астраханской губернии[235].

Книги ему и Сарабьянову пришлось вернуть. Вообще, непросто пришлось жандармским полковникам, вынужденным проникать в дебри «Материализма и эмпириокритицизма». Поэтому многие книги так и остались даже неразрезанными.


Патриотический подъем

1 августа 1914 года Германия объявила войну России, начавшей мобилизацию с явным намерением вмешаться в балканские события. Еще накануне, 30 июля в девять вечера Александровском саду собралась патриотически настроенная толпа, попросившая духовой оркестр сыграть «Боже, царя храни!». На следующий день толпа молодежи, преимущественно учащихся, прошла с флагами и пением гимна по Московской улице. 2 августа мобилизация дотянулась и до Астрахани. В отличие от других губерний, здесь антивоенных выступлений не было. «За самыми редкими исключениями призывники тихо, без суеты и шума оставляют свои привычные дела и идут справляться о подробностях приема в ряды войск», – писала местная пресса[236].

Манифестации шли больше недели. «Крики ура раздавались в толпе гуляющих в Александровском садике и около него, и к восьми вечера слились в общий гул. Кричали молодежь, женщины, дети и даже старики. Настойчиво требовали, чтобы оркестр играл народный гимн, что исполнялось многократно…Вся Старо-Кузнечная улица, весь конец Эспланадной и весь откос крепости покрыты народом», – отмечал либерально настроенный редактор «Астраханского листка» Склабинский[237].

Шли молебны. Собирались пожертвования семьям мобилизованным и даже пострадавшим от оккупации сербам и бельгийцам. Наиболее предприимчивые из числа местных промышленников направляли помощь не напрямую, а через вице-губернатора. С губернатором вышла неприятность. Война застала генерала Соколовского на отдыхе в Германии, и он смог выбраться оттуда через нейтральные страны только через год.