.
Комиссия Дьюи уцепилась за показания Гольцмана, где он сообщил, что договаривался с Седовым «остановиться в гостинце». Ясно же, нельзя «остановиться» в кафе[347]. Однако противоречие тотчас исчезает, если вспомнить: Гольцман определённо принял «Бристоль» за гостиницу.
Митинг на Красной площади в поддержку обвинительного приговора по делу «антисоветского право-троцкистского блока». 1938 г.
Намерение Гольцмана «остановиться в гостинице „Бристоль“» противоречит его более поздним показаниям, где говорится, что во время беседы с Троцким он уведомил о своих планах в тот же день покинуть Копенгаген. [348] Спрашивается, есть ли смысл «останавливаться в гостинице», если тем же днём вы собираетесь уехать из города? Поэтому если Гольцман сначала хотел на несколько суток снять номер в отеле, а затем передумал и решил вернуться назад, всё в этой истории становится на свои места. Ведь в конце концов свой вояж Гольцман совершал нелегально и не хотел оставаться в Копенгагене дольше, чем требовалось.
Лжесвидетельство Филдов заставляет нас поднять вопрос: неужели Троцкий не знал, что те говорят неправду? Ответ, как представляется, очевиден. Филды гостили у Троцкого на о. Принкипо, когда Жан ванн Хейенорт прибыл туда в октябре 1932 года. Через месяц они вместе с Троцким отправились в поездку по Европе. Филды дали письменные показания под присягой, которые в присутствии Троцкого зачитывались на слушаниях комиссии Дьюи в Койоакане, а затем выступили на слушаниях в Нью-Йорке. Ясно: цель Филдов состояла в том, чтобы помочь Троцкому своими показаниями. Если бы они солгали, не поставив Троцкого в известность, то вместо пользы их заявления могли бы причинить ему вред. Маловероятно, что Филды лгали, не поставив Троцкого в известность.
Самая вероятная гипотеза состоит в следующем: Троцкий познакомился со статьёй Нильсена и понял, что она может доставить ему множество неприятностей; тогда у Троцкого созрело решение прибегнуть к помощи Филдов чтобы сфабриковать историю о «Гранд отеле» и кафе «Бристоль». Зачем ему потребовалось такие махинации? Есть только один вероятный ответ: Троцкий знал, что Гольцман говорил правду, но ошибся, перепутав названия гостиницы и кафе.
Лжесвидетельство Филдов – что между «Гранд отелем» и «Бристолем» в 1932 году располагалось несколько магазинчиков, что двери в гостиницу и в кафе невозможно было ни перепутать, ни подумать, что отель называется «Бристоль», – всё это нуждалось в согласовании, чтобы Троцкий мог опровергнуть факт встречи с Гольцманом.
Таким образом, есть два соображения, опираясь на которые Троцкий при содействии Филдов мог сконструировать свою ложь. Во-первых, неточная подпись к фото в «Совьет Раша тудэй» подарила Троцкому шанс выступить с разоблачением «сталинских фальсификаций». Если Гольцман солгал, то так же могли поступить другие подсудимые; следовательно, обвинения, выдвинутые против Троцкого, станут менее убедительны. Во-вторых, Гольцман действительно встречался с Седовым в «Гранд отеле» или, возможно, в кафе «Бристоль», но ошибочно посчитал последнее частью гостиничного вестибюля, т. е. частью самой гостиницы.
Известно, что Б.Дж. и Эстер Филды – убеждённые троцкисты. Оба они состояли во главе троцкистской Лиги революционной рабочей партии[349]. В 1934 году Б.Дж. Филд создал организацию, получившую название «группа Филда»: «В апреле – мае 1934 года шесть членов торонтского отделения и почти все члены отделения в Монреале откололись от КЛА(О)[350]и присоединилось к оргкомитету Революционной рабочей партии. Эта группа была создана Б.Дж. Филдом (руководителем забастовки нью-йоркских гостиничных работников 1934 года, а затем экономистом-консультантом брокерских фирм на Уолл-стрит) и горсткой его последователей после исключения Филда из нью-йоркского отделения КЛА(О) в феврале. Позже название было изменено на Лигу революционной рабочей партии, получившую известность как „филдийцы“ или „группа Филда“»[351].
Словом, нет причин сомневаться, что ради Троцкого Филды готовы были пойти на любую ложь.
6.7. Другие лживые заявления Троцкого на слушаниях комиссии Дьюи.
В 1986 году выяснилось, что Троцкий лгал комиссии Дьюи, утверждая, будто после своего выдворения за границу в 1929 году он не поддерживал связей ни с кем из оппозиционеров внутри СССР. В архиве Троцкого в Бостоне (США) американский учёный Дж. Арч Гетти обнаружил следы его личных посланий, в том числе к Радеку и Сокольникову – двум наиболее важным подсудимым на втором московском процессе:
«Во время московских показательных процессов Троцкий отрицал то, что он имел какие-то связи с подсудимыми со времени его высылки в 1929 году. В то же время теперь понятно, что в 1932 году он послал личные секретные письма бывшим лидерам оппозиции К.Радеку, Г.Сокольникову, Е.Преображенскому и др. Содержание этих писем неизвестно, но есть основание думать, что в них содержалась попытка убедить адресатов вернуться к оппозиции»[352].
Гетти также установил: и Троцкий, и Седов лгали комиссии Дьюи, отрицая существование «троцкистско-зиновьевского блока» – политического образования, созданного с одобрения самого Троцкого. Гетти обратил внимание и на особую скрытность, характеризующую эти контакты:
«В противоположность буквально всем другим письмам Троцкого (включая даже самые сентиментальные) никаких копий этих писем не сохранилось в бумагах Троцкого. Кажется, в какой-то период времени они были убраны из архива. Сохранились только почтовые квитанции. На своём процессе в 1937 году Карл Радек свидетельствовал, что он получил письмо от Троцкого, содержавшее „террористические инструкции“, но мы не знаем, шла ли речь об этом самом письме или о другом»[353].
Французский учёный Пьер Бруэ, один из самых крупных специалистов по Троцкому, пытался выгородить последнего: «Признание существования политического блока с Зиновьевым и Смирновым в 1936 году означало бы сотрудничество со Сталиным, оказание ему помощи в уничтожении всех, кто участвовал в блоке и помимо того подлежал „разоблачению“. Наш вывод по данному вопросу ясен: Троцкий и Седов не сказали правды о блоке 1932 года, но в то время их обязанность и состояла в том, чтобы не говорить этой правды»[354].
Высказанное Бруэ допущение, что блок существовал только в 1932 году, безосновательно. И для Бруэ, и для других исследователей не составляло тайны, что блок мог просуществовать вплоть до 1936 года, когда были арестованы будущие подсудимые январского процесса 1937 года. Так или иначе, но главное для нас состоит в том, что Троцкий лгал и скрывал важные доказательства. Последнее означает: ни одно из его заявлений нельзя принять за истину. Дж. А. Гетти на сей счёт высказался так: «Дело здесь в том, что Троцкий лгал… Троцкий принадлежал к прагматичной, утилитарной большевистской школе, которая ставила потребности движения выше объективной правды»[355].
Гетти и Бруэ установили: отрицая связи с троцкистами в СССР Троцкий лгал комиссии Дьюи. А в нашей работе представлены доказательства, что он или, по меньшей мере, Б.Дж. и Эстер Филды дали лживые показания о «Гранд отеле» и кафе «Бристоль».
Троцкий знал, что «блок „правых“ и троцкистов» одобрен им в письмах к сторонникам в Советском Союзе, что однажды напомнил ему личный секретарь Жан ван Хейенорт: «Дело № 13095 содержит записку секретаря Троцкого ван Хейенорта1937 года, из которой явствует, что Троцкому и Седову напомнили о блоке во время комиссии Дьюи в 1937 году, но вопрос был ими скрыт от следствия»[356].
Хотя какая-то, возможно, даже значительная часть материалов, компрометирующих Троцкого, была удалена из его архива, кое-что всё-таки известно. Мы, к примеру, знаем, что на слушаниях комиссии Дьюи Троцкий вышел далеко за рамки простого замалчивания или сокрытия информации. Не гнушался он и откровенной лжи.
Как мы видели, Троцкий лукавил, когда писал о своих связях с Радеком:
«Пятаков прилетел будто бы из Берлина в Осло на самолёте. Огромное значение этого показания очевидно. Я не раз заявлял и заявляю снова, что Пятаков, как и Радек, были за последние 9 лет не моими друзьями, а моими злейшими и вероломными врагами и что о переговорах и свиданиях между нами не могло быть и речи»[357].
Но, как мы видели, Дж. Гетти на основе материалов из архива Троцкого в Гарварде доказал, что процитированное сообщение не соответствует истине.
Троцкий мог бы сказать: «Да, я переписывался с Пятаковым, но никогда не встречался с ним ни в Норвегии, ни где бы то ни было». Вместо чего он сначала объявил, что показания Пятакова о визите к Троцкому в Норвегию имеют «огромное значение», а затем изрёк, что «за последние 9 лет» о переговорах и свиданиях с Пятаковым, «как и с Радеком», дескать, не могло быть и речи.
Троцкий опрометчиво вспомнил здесь о Радеке. Но назвав его, он солгал. А следовательно, отрицание Троцким его встречи с Пятаковым в Норвегии в декабре 1935 года ни в коем случае нельзя принимать за чистую монету. Тем самым становится возможным, что на процессе Пятаков говорил правду, и та встреча «огромного значения» в действительности состоялась[358].
Вообще, о своём пребывании в Норвегии Троцкий дал лживые показания комиссии Дьюи. Так, среди прочего он заявил, что не обладал достаточными знаниями норвежского языка, чтобы путешествовать по Норвегии в одиночку