Ясно, что кто-то хорошенько «почистил» архив Троцкого. Но зачем? На то может быть один-единственный вразумительный ответ: под архивным спудом хранились документы, компрометирующие Троцкого. Бруэ утверждает: поскольку все сохранившиеся в архиве Троцкого свидетельства, связанные с «блоком „правых“ и троцкистов», относятся к 1932 году, то, следовательно, и сам блок просуществовал один год. Однако такое допущение неправомерно. Ни Бруэ, ни нам самим доподлинно не известно, что именно там с успехом удалено и что никаких следов больше не осталось. Отсутствие исторических доказательств нельзя считать доказательством их отсутствия.
Жан ван Хейенорт работал секретарём Троцкого с октября 1932-го по 1939 год. Не считая Дойчера и вдову Троцкого Н.И.Седову, только Хейенорт обладал доступом к материалам архива, который, по его же словам, он самолично «привёл в порядок»[373]. По поводу работы комиссии Дьюи он писал:
«Излишне говорить, что во всей этой работе ничто не было сфальсифицировано, ничто не было не сокрыто, ничей большой палец не придерживал чашу весов»[374].
Благодаря исследованию Гетти мы теперь можем видеть: ван Хейенорт скрыл правду, о чём свидетельствует его записка 1937 года о блоке, адресованная Троцкому и Седову.
Очень похоже на то, что «расчистка» архива Троцкого – дело рук или ван Хейенорта, или Дойчера. Кроме них двоих доступом к архиву обладала только вдова Троцкого. И если это так, тогда все вскрытые нами случаи грубой лжи со стороны Дойчера или ван Хейенорта бледнеют в сравнении с умышленно сокрытыми ими сведениями.
Но даже в случае непричастности к уничтожению архивных документов они всё равно запятнали себя ложью. Судите сами: ведь от Дойчера не могло укрыться то, что в архиве удалось обнаружить Гетти, – квитанции почтовых отправлений. Известно, сколь тщательно биограф Троцкого исследовал закрытую и доступную ему часть архива, о чём можно судить по цитатам, опубликованным в его книге (их Дойчер выделяет особо). Однако тщетно искать у него упоминаний о почтовых квитанциях. Дойчер наверняка знал содержание записки ван Хейенорта, но тоже «позабыл» сказать о ней. Таким образом, Дойчер сознательно скрыл материалы, в которых герой его книг предстаёт не в лучшем свете. Фактически, вся написанная Дойчером биография «пророка» представляет собой некритический пересказ деяний и мнений Троцкого по разным поводам – без попыток сопоставить их с другими источниками.
Исаак Дойчер – польский и британский историк и публицист, биограф Л. Д. Троцкого и И. В. Сталина
Не известно, кто именно произвёл «расчистку» архива Троцкого от компрометирующих его сведений. И Дойчер, и ван Хейенорт скрывали правду о содержании архива, наводит на мысль о причастности к его «расчистке» кого-то из них, возможно, обоих. Тот факт, что и тот, и другой лгали в случаях, которые теперь известны, говорит о том, что им ничего не стоило пойти на уничтожение архивных материалов и источать неправду про события, о которых мы не знаем вследствие «расчистки».
Приложить руку к «расчистке» архива могли, по крайней мере, ещё два человека – сам Троцкий и его жена Наталья Седова. Правда, обе кандидатуры маловероятны. Троцкий не мог знать о своей преждевременной смерти от руки убийцы. С какой стати он стал бы подчищать содержимое своих бумаг?
Если «расчистка» дело рук Седовой, тогда не ясно, почему после неё там сохранились, по выражению Гетти, «самые сентиментальные» письма? В них, напомним, говорится о супружеской неверности Троцкого, о его гневе по отношению к ней и её к нему; в другом «деликатном» послании Лев Давидович пишет о своей крайней плоти и о желании интимной близости со своей женой[375]. Седова непременно уничтожила бы всю переписку такого сорта, если бы когда-либо просматривала архив с целью его «расчистки».
6.10. Недоверие к комиссии Дьюи.
Установить взаимное расположение «Гранд отеля» и кафе «Бристоль». было относительно несложно. Комиссия Дьюи могла бы получить те же факты и те же выводы с ещё бóльшей лёгкостью. Но она лишь «заглотила» версию Троцкого, уклонившись от её критического осмысления. Такое расследование в лучшем случае надлежит расценить как легковесное, ну а в худшем – как вопиюще нечестное. Примечательно, что комиссия Дьюи не стала, к примеру, углубляться в изучение противоречий в показаниях Викельсё Йенсена, – противоречий, отмеченных самой комиссией при рассмотрении других свидетельских показаний: «Как представляется, это показание под присягой противоречит процитированному выше письму Йенсена. Если в 1932 году кафе находилось там, где сегодня расположены два магазина, то, чтобы магазины могли разместиться между входом в гостиницу и входом в кафе, как о том заявляют и Йенсен, и Филд, магазины должны занимать место перед кафе»[376].
Процитированный фрагмент означает: комиссии Дьюи, скорее всего, стало известно о различии во взаимном расположение гостиницы и кафе в 1932-м и 1937 годах, чему, однако, значения придавать не стали. Как уже отмечалось, ещё в октябре 1936 года Седов признавал факт своей встречи с Гольцманом в 1932 году в Берлине. Но на слушаниях в Мексике Троцкий решительно отрицал наличие даже косвенных контактов с Гольцманом. Комиссия Дьюи не заметила противоречий между заявлениями Троцкого и тем, что Седов написал в книге «Не виновен».
Remarkably, the Dewey Commission during all these years has been commonly regarded as reliable and objective despite the fact that it was founded by Trotsky’s American followers and despite its composition. Of the five commissioners who appeared in Mexico, three of them were members of the ACDLT – Suzanne La Follette, Benjamin Stolberg and John Dewey[377].
Примечательно: за все истекшие годы материалы комиссии Дьюи обычно расценивалась как безупречно надёжные и объективные, несмотря на однобокий состав членов и тот факт, что её основателями стали североамериканские приверженцы Троцкого. Из пяти членов комиссии, появившихся на слушаниях в Мексике, трое входили в Американский комитет по защите Льва Троцкого (АКЗЛТ) – Сюзанн Лафоллет, Бенджамин Столберг и Джон Дьюи[378].
Комиссия изначально продемонстрировала свою предвзятость. Обозреватель и редактор газеты «Балтимор сан» Мауриц Хэллгрен, один из самых первых членов комиссии Дьюи, в начале февраля 1937 года объявил о выходе из её состава в знак протеста против попыток Троцкого и его сторонников превратить АКЗЛТ в инструмент борьбы с советским правительством. Вот отрывок из заявления Хэллгрена, появившийся на страницах «Нью-Йорк таймс»: «Полагаю, что ни Троцкий, ни его сторонники в действительности не стремились добиться справедливого суда для Троцкого или московских подсудимых. Я уверен, что они хотели использовать и используют комитет ради единственной цели – кампании против советского правительства и, следовательно, против социализма. Я не намерен принимать участие в подобном мероприятии. Я не скрывал своего неприятия нацизма или фашизма, или японской интервенции в Советский Союз. Не вижу причины, почему я не должен столь же решительно выступить против вмешательства троцкистов, хотя бы и осуществляющегося под знамёнами либерализма и от имени абстрактного и ничего не значащего правосудия. По этим причинам, о которых подробнее говорится в моём письме на имя секретаря, я вышел из состава комитета»[379].
Слушания обычно представляют как некий контрпроцесс. Между тем, одно из основополагающих условий судебного процесса – наличие двух состязающихся сторон, обвинения и защиты. На слушаниях комиссии Дьюи была представлена только одна сторона. При содействии Альберта Гольдмана Троцкий вёл защиту самостоятельно, и никто не пытался оспорить его заявления, тем более выдвинуть против него обвинения. Некоторые европейские юрисдикции допускают, что ради защиты своей жизни и свободы подсудимые имеют право прибегнуть ко лжи и, таким образом, не обязаны говорить в суде «чистую правду». В США обвиняемые могут воспользоваться т. н. «5-й поправкой» к Конституции и отказаться от показаний, поскольку их можно истолковать как виновность в преступлении. Но при отсутствии обвинительной стороны и хоть какого-то подобия беспристрастного, объективного рассмотрения дела все такого рода слушания сводятся к банальному сокрытию фактов, что в полной мере присуще результатам слушаний комиссии Дьюи.
Американский писатель Карлтон Билз, не связанный с Троцким член комиссии Дьюи, через неделю пребывания в её составе объявил о своём выходе в знак протеста против того, что он расценил как попытку комиссии взять расследование под контроль в направлении, дружественном Троцкому. Причины своей отставки он объяснил в интервью корреспонденту «Нью-Йорк Таймс»: «Молчаливое обожание г-на Троцкого со стороны других членов комиссии на протяжении всех слушаний убило дух честного расследования…
В первый же день мне указали, что мои вопросы неуместны. Последний перекрёстный допрос проводился в таких условиях, что какой-либо поиск истины оказался невозможен. Мне поручили допросить Троцкого по поводу его архивов… Перекрёстный допрос заключался в том, что Троцкому дозволялось изливать красноречивые и обличительные пропагандистские обвинения при очень редких попытках заставить его представить доказательства для своих утверждений… Комиссия, если она того пожелает, может представить публике свой вывод (check), но я не желаю далее оказывать поддержку ребячеству, аналогичному тому, что уже свершилось»[380].
Советское правительство получило формальное приглашение и, таким образом, имело право выступить на слушаниях против Троцкого. Но перспективы участия в работе такой комиссии всерьёз не стало бы рассматривать ни одно правительство. Ибо, согласившись, оно не только поставило бы под сомнение результаты завершившихся в СССР открытых процессов, но и придало бы видимость легитимности некой самозванной организации, односторонне-благожелательно настроенной к Троцкому. Комиссия Дьюи не сомневалась, что на предложение принять участие в слушаниях Советы ответят отказом.