Палкин Алексей Геннадьевич,кандидат юридических наук, г. Златоуст
Крестьянская война под предводительством Пугачева Е.И. (1773–1775 гг.) в концепции Южно-уральской региональной идентичности
К 250‑летию с начала войны
Аннотация. Автором настоящего материала рассматривается феномен «пугачевщины» в контексте актуальных вопросов социально-политической истории России, истории политических и правовых теорий, а также конституционного права. Особо отмечается преемственность данного явления по отношению к массовым социальным движениям как российской, так и всемирной истории.
Ключевые слова: Пугачев, пугачевщина, крестьянская война, народные движения, национально-освободительная борьбы, народное восстание, социальная революция.
С целью проведения объективной научной дискуссии по современным проблемам российского федерализма и регионализма, лежащих на стыке истории и теории государства и права, истории политических и правовых теорий, а также конституционного права, настоятельно требуется изучение историко-правовых коллизий и прецедентов, имевших место в отечественной истории, в свете новейших государственно-правовых концепций. В данном контексте одним из ярчайших и показательных феноменов как на государственном, так и региональном уровне выступает пугачевщина.
Изучение феномена «пугачевщины». Первым в ряду создателей образа Емельяна Ивановича Пугачева смело можно поставить А.С. Пушкина с его персонажем, который им самим был назван «славным мятежником». Облик Пугачева в литературе постоянно уточнялся, – от книги к книге, от автора к автору – достигнув пика где-то в 60‑х годах. Описаниям свойственен высокий стиль, вот несколько примеров: «Полная нужды и забот, тяжелого труда и испытаний, обид и тревог жизнь… Испытания… оторвали его (Пугачева) от чисто казацкой среды, бросили в пучину народного горя… воочию, на себе познал всю тяжесть гнета крепостнической системы в целом»; «Простой донской казак из бедной казачьей семьи, Пугачев испил до дна всю горькую чашу обид, горя и бед, которая была уготована царизмом для множества таких, как он»; «Пугачев понимал, что народ стоит у порога восстания страшной силы и весь вопрос в том, кто и где его начнет» (В. Мавродин) [290]; Пугачев был харизматической личностью, понявшей, что «уйти от этого мира гнета и нищеты некуда, и единственный способ добиться воли – это бороться с этим миром и ниспровергнуть его» (В. Мавродин) [291]; «Ловкость, отвага, смелость, кипучая энергия и вольнолюбие – характерные черты Пугачева», «умный, сильный духом, волевой и решительный вожак» (А. Андрущенко) [292]; «натура бесстрашная и бесшабашная, удаль и молодечество» (В. Буганов) [293]; «острым воинским глазом он подмечал, и цепким крестьянским умом он учитывал» рост недовольства народа (И. Гвоздикова) [294]; «Выдвинутый волею обстоятельств в лидеры движения, взяв на себя исключительно сложную роль новоявленного «Петра Третьего» и мастерски исполняя ее, Пугачев вырос в выдающегося вожака восставшего народа. Ему присущи были редкостная энергия, неукротимая воля и смелость, великодушие, верность избранному пути, сострадание к угнетенному народу» (Р.В. Овчинников) [295] и т. д. и т. п.
Прости, народ православный (Казнь Е.И. Пугачёва).
Художник В.В. Маторин. 2000 г.
Пугачевский бунт характеризовался грандиозным всплеском насилия, длившегося больше года и затронувшего сотни тысяч человек на нескольких тысяч квадратных миль. В Европе XVIII столетия пугачевщина до 1789 года была самым длительным, самым масштабным и самым разрушительным выступлением против основ старого порядка. Это обстоятельство ставит пугачевский бунт в один ряд с революциями, охватившими Европу и Америку в последние десятилетия XVIII века. В 1767 году Екатерина II с гордостью провозгласила Россию европейским государством. Грандиозное восстание, потрясшее ее трон шесть лет спустя, по-своему подтвердило правоту этого утверждения императрицы. Россия действительно вошла в эпоху революционных выступлений Нового времени.
На первый взгляд Пугачев выглядит белой вороной в ряду благородных вождей «века демократических революций» в других странах. Он больше похож на разбойника, чем на Вашингтона, Джефферсона, Берка, Вольтера или Иосифа II. В то время как пресса Западной Европы и Северной Америки считала русского повстанца дворянином, Екатерина II откровенно насмехалась над «маркизом де Пугачевым». Сравнение бунта на восточных окраинах западной цивилизации с началом другого народного выступления на противоположной части европейского мира – Американской революции – может показаться бессмысленным. Их движущие силы, состав, организация, руководство, программа, продолжительность и итоги абсолютно несопоставимы. Но Американская революция и восстание Пугачева обладают удивительным сходством: оба эти движения нанесли мощные удары по старому режиму с его представлениями об общественном устройстве, основанном на привилегиях дворян. Хотя Пугачев потерпел поражение, он с удивительной силой обнажил ограниченность и изъяны «просвещенной» общественной программы Екатерины Великой.
На основе классификации революций Крейна Бринтона в его сочинении «Анатомия революции»[296] пугачевщину следует считать неудавшейся революцией с элементами территориально-национального восстания. Восстание Пугачева было региональным, ограниченным в основном российской юго-восточной границей и примыкавшими к ней землями; оно никогда не было общенациональным движением. Ни казаки, ни башкиры не составляли гражданскую нацию в современном смысле этого слова. Они боролись за свою автономию в составе Российской империи, а не за национальную независимость.
Недавно Роберт Форстер и Джек Р. Грин, опираясь на Марка Раеффа, определили пугачевщину как «крупное региональное восстание с ограниченными возможностями, не переросшее в революцию», хотя сам Раефф отмечает его пограничный и казачий характер[297][298].
Опираясь на теорию Чалмерса Джонсона[299], попытаемся выяснить, каковы были цели восстания, возглавлявшегося Пугачевым. Первоначально казаки хотели изгнать царскую администрацию из Яицкого городка и восстановить свой автономный статус в составе Российской империи. Поскольку первая их атака на Яицкий городок потерпела неудачу, они обратили свои взоры на Оренбург, олицетворявший царскую власть в регионе. Затем восстание перекинулось на Урал и соседние регионы, где имелись дополнительные силы и оружие для осады Оренбурга. Затем, особенно после присоединения к восстанию башкир, целью повстанцев стало уничтожение царской власти и ее сторонников в регионе. Однако основной целью движения оставалась власть, которую Джонсон определяет как «политические и административные институты, порождающие и исполняющие волю общества». Только в самом финале, летом 1774 года в Поволжье, восстание сфокусировалось на истеблишменте или власти, то есть «на государстве, на основе основ, на «фундаментальных принципах». Затем повстанцы призвали к массовому истреблению дворянства. Этот период характеризовался также множеством жертв как среди повстанцев, так и среди их противников. Не стоит воспринимать всерьез туманные угрозы Пугачева идти на Москву или на Санкт-Петербург – это никогда не было целью восстания. Не была целью пугачевцев и Казань. Повстанцы оказались у ее стен случайно, застав город врасплох. Поскольку пугачевщина, не считая ее кровавого финала в Поволжье, в основном была направлена против правительства, она соответствует первому критерию Джонсона для крестьянского восстания.
Кем были пугачевцы? Зачинщики восстания и его руководители являлись простыми казаками. Их этническая принадлежность и социальное происхождение отличаются чрезвычайной пестротой. По религии – старообрядчеству – и укладу жизни они отличались и от соседних кочевников, и от жившего севернее русского населения. Однако их территория, экономика и тесные отношения с империей связывали их с тюркскими кочевниками и калмыками, православными и мусульманскими крестьянами. Эти связи были как бы кузнечными мехами, с помощью которых казаки могли раздуть свой маленький повстанческий костер в огромный региональный пожар. Они успешно привлекали на свою сторону местное население, хотя, очевидно, не осознанно. Ясно, что восстание Пугачева было массовым стихийным движением. Как правило, его лидерами являлись крестьяне в широком смысле этого слова, тогда как казаки (и староверы) вдобавок в чем-то напоминали сельские тайные общества. Короче говоря, такие отличительные черты данного восстания как массовость и стихийность удовлетворяют теории Джонсона.
Яицкие казаки вошли в состав Российской империи недавно и не полностью и, подобно жившим севернее башкирам, еще помнили о своей былой независимости. Их отношения с казахами и пример калмыков, ушедших в 1771 году в Китай, лишний раз свидетельствовали о политической нестабильности на степной границе. Но как только казацкие повстанцы отважились двинуться вглубь страны, их воинский дух и боеспособность ослабли. Случайный успех Пугачева в Казани не должен заслонять тот факт, что действия повстанцев на севере практически всегда были неудачными. Если их последний марш в Поволжье воспринимался властями и русским дворянством как нашествие, то для самих мятежников он был бегством. В этом походе казаков сначала покинули их временные спасители – башкиры, а в финале и поволжские крестьяне. У казаков всегда были исключительно локальные цели, и они не помышляли о всеобщем восстании.
Один из ведущих советских специалистов по данной проблеме, профессор В.В. Мавродин, полагает, что отказ Пугачева осенью 1773 года идти вглубь страны и его стремление захватить Оренбург не были ошибкой, поскольку именно в этот период восстание превратилось в региональное движение, а повстанцы создали для себя территориальную базу. Кроме того, согласно Мавродину, у Пугачева тогда не было выбора. Казаки хотели сокрушить Оренбург как бастион царизма в своей среде, что характерно для «крестьянской войны». Вероятно, поэтому они воевали против Яицкого городка и отказались идти на Москву после захвата Казани[300][301].
Обращения повстанцев учитывали состав населения и поэтому их призывы к казакам, туземцам, крестьянам, горожанам, староверам и т. д. не были одинаковыми. Также в этих призывах звучали эсхатологические мотивы. Таким образом, знаменитый манифест конца июля 1774 года после призыва к истреблению дворянства – по Джонсону, «чистки местных элит массами» – обещал, что «по истреблении которых противников злодеев-дворян всякой может возчуствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет». Пугачев в своих публичных заявлениях иногда изображал из себя пророка, обещая восстановить старую веру и избавить страну от засилья иностранных порядков.
Пугачевский бунт разом разрушил столь тщательно создаваемый Екатериной II образ просвещенной, процветающей, прогрессивной России. Разграбленные дворянские усадьбы и повешенные на воротах их владельцы опровергли неуклюжие заверения властей о дружбе между помещиком и крестьянином. Восстание сорвало с имперского правительства маску, и оно предстало перед миром в качестве лицемера, громко трубившего о согласии и равенстве прав всех граждан, а на практике установившего над большинством собственного населения тиранию дворян и дворянской военщины.
Институты, способствовавшие формированию у различных социальных классов чувства политического единства, в стране отсутствовали. «Между крестьянской Россией и правительством страны не было никакого диалога и не существовало основ и механизмов для политического компромисса»[302]. Поэтому страна оставалась политически нестабильной, ее эволюция была проблематична, а будущее – неясным. В царской империи самодержавный деспотизм и народная анархия были странными, но взаимодополняющими друг друга партнерами.
Региональные ценности. Теперь рассмотрим Крестьянскую войну под предводительством Пугачева Е.И. в свете концепции региональной идентичности писателя и философа А.В. Иванова. На каждой территории есть свой наиболее эффективный способ хозяйствования. Он образует свой социум, который в свою очередь формируется вокруг какой-то одной или двух ценностей. И всю Россию можно рассматривать не как цельный организм, деградирующий от центра к окраинам, а как систему из разных идентичностей. Есть, например, южно-уральская идентичность, казачья. На Южном Урале самый эффективный способ построения территорий – казачьи поселения, потому что там есть сельское хозяйство и свобода от крепостной зависимости. Потому что там вечная вражеская угроза и крестьянские войны. И казачья идентичность формируется вокруг главной ценности – свободы и равенства.
Различные идентичности – это не разные миры, это не разные страны, это разные варианты одного и того же русского мира. Если говорить в философском смысле, то для каждой идентичности есть своя главная ценность, то, что их объединяет. Ценности у всех разные: у рабочих – труд, у казаков – справедливость, у сибиряков или северян – предприимчивость, у националистов – традиция.
Главное, что объединяет русское пространство, – это то, что для всех свобода является ценностью номер два. Вот на этом и базировалась всегда Российская империя – на попрании идеи свободы, поскольку региональная идентичность не ставит свободу во главу угла, как ставит европейский социум. Поэтому империя жизнеспособна.
Поэтому понятно, почему, например, весь юг России – красный пояс, и почему там красные губернаторы против всех реформ. Да потому что главная ценность там – справедливость и равенство, ценность, которая больше соответствует Советскому Союзу.
Пугачевщину никто так и не осмыслил. Даже Екатерина сказала: «Предадим забвению». И реку Яик переименовали в Урал. А Пушкин вспомнил и подал эту историю как борьбу черни против знати. Действительно, Пугачев хотел казаков сделать новой элитой России – сформировать казачью Россию. Для советских историков это была война угнетенных и угнетателей, то есть классовая война. На нынешнем этапе, уже в XXI веке, можно говорить о пугачевщине как о войне идентичности. Когда каждый социум воевал за собственную идентичность – за право жить так, как он хочет. Например, уральские заводы Пугачева не поддержали. Они выступили против него. На заводе, разумеется, работали рабочие, но было огромное количество черной работы, в которой использовать рабочих было экономически невыгодно. То есть рубить лес, возить грузы, копать руду. И действовала система приписки. Это когда огромное количество деревень было приписано каждому заводу, и крестьяне занимались этими работами. И в итоге крестьяне восстали и пошли разрушать те самые заводы. А рабочие сами, без войск, без начальства обороняли свои заводы, потому что это был их хлеб. Это была война идентичностей. И если нам в школе говорят, что Пугачев нес свободу, ничего подобного. Половина мятежников были башкирами и калмыками, которые были свободны, оставшиеся были казаками, которые были лично свободны.
Для России единственный способ выживания – это возвращение к политическим свободам, которые за собой потянут экономические. Экономические свободы потянут за собой восстановление идентичности. И только восстановленная идентичность сделает Россию привлекательной для мира.
Наследие Пугачева. Но у Пугачева были и наследники. Его имя и дела сохранялись в фольклоре, о нем шептались в семьях дворян, громко кричали грабители и разбойники[303]. Произведения Пушкина на эту тему, санкционированные самим Николаем I, получили широкую известность у читающей публики начиная с 1830‑х гг. С 1840‑х гг. радикальная интеллигенция рассматривала это восстание как свидетельство исконности русского радикализма. Радикалы типа Михаила Бакунина (1814–1876) считали восстание Пугачева доказательством того, что крестьянство может стать источником революции в России. Народники 1860‑х и 1870‑х гг., вдохновленные этими идеями, организовали что-то вроде «пугачевщины наоборот», идя в деревни поднимать крестьян на борьбу с царизмом. Их наследники, социалисты-революционеры начала XX века, продолжали верить в революционный потенциал крестьянства. Это же мнение разделяли различные анархистские группы 1890‑х гг. Нестор Махно, яркий представитель украинских крестьян-анархистов периода Гражданской войны в России, имел столько же прав на идейное наследие Пугачева, сколько последователи Ленина. То же можно сказать и об антисоветских крестьянских повстанцах Тамбовской губернии в 1920 году и тех, кто поднял Кронштадтское восстание в 1921 году. Даже Мао Цзэдун, вероятно, может претендовать на часть целей Пугачева. Поэтому наследие Пугачева не может целиком принадлежать какой-то одной группе.
Емельян Иванович Пугачёв.
Неизвестный художник.
Картина написана между 1774 и 1775 гг. Ростовский Кремль.
И народ этот, сочувствовавший Пугачеву и его делу, ждавший его с надеждой по всем градам и весям Российской империи, вынужденный молчать и подчиняться, когда в первопрестольной казнили их заступников, не забыл, прославил его в песнях и легендах, пронес память о нем через долгие годы страданий и борьбы, вспоминая имя и дела его в трудные моменты своей жизни и в годы бесстрашной борьбы с угнетателями.
Пугачев при всей своей безграмотности, темноте, будучи человеком острого ума, «проворным» и проницательным, несомненно, понимал значение и смысл того дела, на которое он поднял огромные массы людей, пошедших за ним. Не мог он не думать о том, что его выступление, несмотря на поражение, не было одиноким в жизни русского народа, истинным сыном которого он был. Он, конечно, как и все его современники, хорошо знал о Разине, его атаманах и казаках, слышал предания о нем, пел, может быть, песни об удалом сыне Дона. Он действовал в тех местах, где за сто лет до этого воевали с царскими войсками Разин и разинцы. Пугачев, собственно говоря, продолжил дело Разина, Болотникова, Булавина и других борцов за народную долю. Не мог он не думать и о том, что простой народ, с восторгом встречавший пугачевцев, их манифесты, на его стороне и сейчас, и в будущем. Недаром он столько раз и недвусмысленно говорил о российской «черни», что она, конечно, пойдет за ним, поскольку терпит великие обиды и отягощения, стремится избавиться от барской неволи.
И простой народ и его лучшие представители не только не забыли Пугачева, героические деяния повстанцев последней в истории России Крестьянской войны. Они прославили имя народного заступника, которое снова и снова звало их к борьбе с гнетом, несправедливостью. В середине XIX века грозный призрак «пугачевщины», витавший над российским дворянством, несомненно, ускорил падение крепостного права. Еще в начале XX века, как отмечал В.И. Ленин, русским помещикам мерещились вилы и топоры повстанцев Разина и Пугачева. Их далекие потомки в новых исторических условиях и на качественно ином, гораздо более высоком уровне организации и идейной оформленности довели до конца борьбу с эксплуататорами в октябре 1917 года. Многие люди воздают должное высокому подвигу Пугачева и пугачевцев. В 1985 году в Саранске был поставлен единственный в мире памятник Пугачеву Е.И. Пора и на территории города Оренбурга увековечить славное имя Пугачева. Имя и дела его стали одной из самых выдающихся страниц истории Отечества, деяний наших великих предков.