Прометей № 5. Смерть Ленина — страница 13 из 17

Осин Роман Сергеевич,кандидат философских наук, доцент кафедры фундаментальных юридических и социально-гуманитарных дисциплин Университета «Синергия»

Экономическая дискуссия 1951 года: основные подходы к развитию проблемных теоретических вопросов политической экономии социализма[483]

Аннотация. В статье рассматривается экономическая дискуссия 1951 года: ее предпосылки, основные вопросы и подходы среди советских политэкономов, а также влияние экономической дискуссии 1951 года на дальнейшее развитие политической экономии социализма в СССР и практику экономического развития. Автор показывает, что в политической экономии социализма по ряду принципиальных вопросов отсутствовало единство мнений, дискуссия же 1951 года выявила эти разногласия. По мнению автора, борьба разных трактовок экономических законов социализма, различное понимание места и роли товарно-денежных отношений при социализме отражали на теоретическом уровне более глубокую борьбу тенденций в советском обществе: тенденции продвижения к бесклассовому коммунистическому обществу и тенденции отката в капиталистическое общество.

Ключевые слова: социализм, коммунизм, капитализм, товар, стоимость, производительные силы, производственные отношения, планомерность, экономические законы.

Введение

Политическая экономия социализма – это, пожалуй, одна из наименее разработанных сторон марксистской теории. И это не по причине несостоятельности марксистской политической экономии, а по причине того, что Маркс в своем труде «Капитал» описывал капиталистический способ производства. В.И. Ленин, развивая идеи Маркса, в работе «Империализм как высшая стадия капитализма» описывал капитализм на его последней и высшей империалистической стадии. Социализм же классики марксизма глубоко не описали и не могли описать, в силу того, что вопрос о его практическом строительстве еще не стоял. Некоторые общие положения относительно социализма как низшей фазы коммунизма оставил в «Критике готской программы» (Маркс, 1961. С. 9—32). Маркс, кое-что есть у Энгельса в Анти-Дюринге (Энгельс, 1960. С. 5—343) и других работах (Энгельс, 1961). Можно найти отдельные цитаты о коммунистическом обществе из других работ классиков, но систематизированной науки, изучающей производственные отношения низшей фазы коммунистической формации у классиков марксизма не найти. Ленин в работе «Государство и революция» (Ленин, 1969) дал изложение представления марксизма об отличительных чертах переходного периода, социализма как низшей фазы коммунизма и полного коммунизма, но опять же описание носило общетеоретический характер и не базировалось на опыте строительства реального социалистического общества.

Среди теоретиков в 1920‑е годы бытовали точки зрения, что политическая экономия вообще наука, изучающее исключительно капиталистический способ производства (Бухарин, 1925. С. 47). Между тем, создание социалистической экономики требовало поднять на должный уровень и науку о законах развития социалистического способа производства. Задача создания политической экономии социализма выпала на долю советских обществоведов и руководства социалистическим государством в период становления нового общественно-экономического строя.

Экономическая дискуссия ноября-декабря 1951 года является закономерным итогом работы по созданию учебника по политической экономии предшествующих лет. Дискуссии по политической экономии социализма началась еще в 1920‑е годы. После построения основ социалистического общества в СССР новый учебник должен был учесть не только теоретические взгляды классиков марксизма, но и реальную практику строительства социализма. Так, еще в 1936 году ЦК ВКП(б) выпустило постановление «О перестройке преподавания политической экономии». Данный документ дал начало подготовки учебника по политической экономии. 29 января 1941 года И.В. Сталин собрал ученых-политэкономов и высказал ряд замечаний на макет учебника. Замечания касались ключевых вопросов политической экономии, в особенности политической экономии социализма (Косолапов, 1995. С. 161–171).

В Великую Отечественную войну по понятным причинам работа над учебником была замедленна, но после войны эта работа ускорилась с новой силой. В 1950 году Сталин снова собирает ученых-политэкономов и обсуждает с ними макеты учебника по политической экономии[484]. Сталин был явно неудовлетворен работой комиссии, высказывал ряд критических замечаний на проект учебника. В итоге к обсуждению проекта учебника политической экономии было решено привлечь более широкий круг ученых.

В ноябре-декабре 1951 года по инициативе ЦК ВКП(б) организуется дискуссия по обсуждению макета учебника политической экономии. На этой дискуссии ведущие обществоведы того времени (прежде всего, политэкономы, но и не только они) выступили со своими замечаниями и предложениями по макету учебника «Политическая экономия». Данный макет был подготовлен группой ведущих обществоведов и идеологов того времени: политэкономами И.Д. Лаптевым, Л.А. Леонтьевым, К.В. Островитяновым, А.И. Пашковым, Д.Т. Шепиловым и философом П.Ф. Юдиным.


Обложка первого издания работы И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». 1952 г.


Данная дискуссия интересна тем, что, во-первых, является прецедентом привлечения широкой научной общественности к обсуждению вопросов экономической теории и практики со стороны государственной власти. Так, в дискуссии (совещания) приняло участие 263 человек, было проведено 21 пленарных заседаний, на которых выступило 119 специалистов из разных областей общественных наук. Преимущественно, конечно, были представлены специалисты в области политической экономии, но не оставались в стороне и представители других наук (философии, истории). Заседания проходили ежедневно с 11 часов утра до 18 часов вечера с перерывом на обед с 14 до 15 часов. Участников дискуссии освобождали от других работ, приходившихся на часы совещания[485]. Во-вторых, дискуссия в некоторой мере опровергает известную точку зрения о полном застое в общественных науках в 1930—50‑е гг. Разумеется, дискуссия осуществлялась в рамках формальной приверженности марксистко-ленинской теории (фактически господствующей партийной ее интерпретации), однако, это не означает, что не было споров по принципиальным вопросам теории и практики. Указанная дискуссия, несмотря на определенный налет схоластичности, обусловленный реалиями того времени, показала неоднородность понимания принципиальных теоретических положений политической экономии социализма в среде представителей советской научной и хозяйственно-практической мысли.

Дискуссия подняла немало проблемных вопросов политической экономии, к основным из которых можно отнести:

– вопрос о характере экономических законов в условиях социалистического общества;

– вопрос об особенностях действия товарного производства и закона стоимости при социализме;

– вопрос о полном соответствии производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил при социализме;

– вопрос об основном экономическом законе социализма.

Вопрос о характере экономических законов в условиях социалистического общества

Как следует из «справки о спорных вопросах», составленной по итогам дискуссии и из выступлений ученых на самой дискуссии, выявилось две точки зрения.

Первая группа авторов была склонна недооценивать объективный характер экономических законов социализма.

Основа для подобной позиции действительно была. Если социализм как низшая фаза коммунизма предполагает, в отличие от капитализма, планомерное развитие производства, то логично предположить, что основа новых производственных отношений будет носить уже не стихийный характер, а планомерный, сознательный характер. Отсюда и идеи того, что объективных экономических законов социализм не имеет, что все «закономерности» социализма определяются политикой партии и социалистического государства. Так, например, редактор газеты «За прочный мир, за народную демократию!» М.Б. Митин считал, что «особенность экономических законов социализма состоит в том, что они ни в коей степени не являются стихийными законами»[486]. Примечательно, что Сталин не разделял подобной позиции и возле этой фразы делает пометку: «Глупость. Объективный, стихийный = то есть независимый от воли людей»[487]. Позже, в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР» он прямо подчеркивал объективный характер экономических законов социализма. Заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КП(б) Литвы А.Н. Кузнецов связывал основной экономический закон социализма с политикой Советского государства. Другие авторы, как например Ярошенко, и вовсе считали, что у политической экономии капитализма и социализма не может быть общего предмета, предметом же политической экономии социализма должна выступать «научная организация производства».

Вторая точка зрения считала, что законы политической экономии носят стихийный характер.

Таким образом, представители этого направления считали, что основные законы политической экономии капитализма сохраняются и на этапе социализма. К таковым, прежде всего, относят закон стоимости, товарное производство, прибавочная стоимость и др. Рабочая сила признается товаром, хотя непонятно, каким образом рабочий класс советского общества в условиях господства общественной собственности на средства производства, являющийся совладельцем этой собственности со всем советским народом, мог продавать свою рабочую силу и, главное, кому? Если собственность носит общественный характер, то рабочий класс, являясь ее совладельцем, «продает» рабочую силу своему государству, то есть сам себе. «Продажа» здесь выступает лишь по форме, но уже отнюдь не по содержанию, так как отношение возникает в рамках одной формы собственности. Более того, эта форма собственности сама по себе подчинена общему плану, сознательному регулированию со стороны государства, общество функционирует здесь как единый экономический субъект. В советском обществе отсутствовал рынок рабочей силы, а сама рабочая сила распределялась не стихийно как товар, а организованно и планомерно, исходя из нужд общественного производства. Сам труд был гарантирован для трудящихся, а безработица была практически побеждена. Очевидно, что подобная ситуация коренным образом отличается от капиталистического общества, в котором рабочая сила превращена в товар со всеми вытекающими последствиями.

В научном отношении перенос некоторых признаков капитализма на социализм, нивелировал проблемы переходного периода, в том числе, сохранявшиеся и на этапе низшей фазы коммунизма. Получалось, что категории законы и политической экономии капитализма просто переносились на социализм и объявлялись присущими социализму в принципе, что давало основания полагать необязательность преодоления этих явлений в хозяйственной практике. Зачем бороться с товарностью, с классовостью, если все это присуще социализму и не обязательно приводит к капитализму? Нужно просто стараться «развивать» товарно-денежные отношения в условиях социализма. С практической точки зрения, этот подход давал основу для сохранения рыночных элементов в социалистическом обществе, способствовал теоретическому обоснованию преобразования социализма с помощью закона стоимости и товарного производства.

Однако сам факт появления таких позиций свидетельствует о том, что в реальном советском обществе подобные явления имели место быть. Реальное советское общество образца 1951 года, вопреки официальным партийным заявлениям, полностью не вышло за пределы переходного от капитализма к социализму периода (что, впрочем, не отрицало его, в целом, социалистического характера). Советское общество сохраняло в себе элементы и товарного производства, и закона стоимости и стихийных экономических законов, в значительной мере унаследованных от капиталистической формации. И хотя все эти явления были ограничены и не господствовали как при капитализме, полностью игнорировать их было невозможно. Иной вопрос, что для социализма и перспективы построения коммунистического общества, эти явления необходимо преодолевать, а не объявлять «свойственными социализму».

В дискуссии была представлена еще одна третья позиция. Так, научный сотрудник Института Философии АН СССР Г.Е. Глезерман, на наш взгляд справедливо нашел баланс между учетом объективно существующих экономических законов и возросшей ролью социалистического государства[488]. Автор не отрицает наличия объективных законов в социалистическом обществе, но подчеркивает, что в условиях отсутствия классовых антагонизмом, общности интересов трудящихся, развитие теряет стихийный и неуправляемый характер. Теперь экономические законы познаны и используются на благо развития всего общества. Данную мысль мы встречаем и у И.В. Сталина, который относительно законов политической экономии писал, что объективные законы политической экономии нельзя отменить, но можно познать, использовать, перенаправить и ограничить (Сталин, 1952. С. 5–6).

Закон стоимости и товарное производство при социализме

Здесь мы увидим зарождающиеся различия между товарниками и нетоварниками, которые проявятся в дискуссиях более поздних лет и, по существу, определят главные линии в советской политической экономии.

Первый подход. Как указывается в «справке о спорных вопросах», «некоторые экономисты (профессор Сидоров и др.) выводят необходимость товара и стоимости непосредственно из общественного разделения труда и двух форм общественной социалистической собственности на средства производства»[489]. Авторы данного направления справедливо указывали на две формы социалистической собственности как основном условии сохранения товарного производства в социалистическом советском обществе. Однако тут стоит сделать некоторое уточнение.

С одной стороны, данный подход вроде бы базируется на строгом учете марксистских категорий, рассматривающих явления не только по их внешней форме, но и, по сути. Действительно, с этой точки зрения, товарное производство является товарным потому, что продукт производится не для удовлетворения собственных потребностей, а для продажи, то есть для перемещения его от одного собственника другому. С точки зрения авторов данного направления, если мы имеем две формы социалистической собственности на средства производства (колхозно-кооперативную и общенародную государственную), то неизбежно и сохранение товарного производства. При полном обобществлении всего производства в рамках одной формы собственности преодолевается и товарное производство, поскольку нет перемещения продукта от одной формы собственности к другой. Деньги и товары выступают формами распределительных отношений «по труду» и формами присвоения предметов потребления, но, по существу, это уже не товары и не деньги (Косолапов, 1975. Гл. 3). Данная точка зрения понятна, по-своему логична, во многом справедлива, но в значительной степени страдает упрощенчеством и формализмом, потому, при внешней правильности, данный подход нуждается в уточнении.

У Маркса, когда он говорит о товарном обмене, речь идет не просто о формально-юридическом перемещении продукта от одного собственника к другому, а о продуктах обособленных друг от друга частных производителей на базе общественного разделения труда. Обособленность частных производителей означает, что они производят товары, какие хотят, сколько хотят, на рынок, подчиненный стихийным экономическим законам и для неизвестного покупателя. То есть каждый из товаровладельцев должен видеть в другом экономически независимого производителя. Насколько правомерно считать «товарным» производство государственных предприятий, подчиненных государственному плану, производящих заранее установленную продукцию, продаваемую заранее установленным субъектам, по заранее установленным ценам? Очевидно, что если здесь и можно говорить о «товарном» производстве, то лишь по форме, но не по существу. Продукция таких предприятий не является товарами в политэкономическом смысле слова, потому что утрачивается главная особенность товарного производства – обособленность независимых товаропроизводителей. Но если с общенародным сектором социалистической собственности все более-менее ясно, то, как быть с взаимоотношениями, в ходе которых продукт меняет собственника?

Конечно, перемещение продукта от одного собственника к другому является в известном смысле косвенным отражением обособленности частных товаропроизводителей на базе общественного разделения труда, но далеко не всегда. Так, к примеру, насколько правомерно считать таковыми обязательные поставки колхозами продуктов государству по заранее определенным ценам? Думается, что весьма сомнительно именовать это товарным производством, ведь здесь отсутствует экономическая обособленность, а осуществляется обмен, согласно заранее установленному плану поставок. В этой связи можно вспомнить высказывание В.И. Ленина о продукте, произведенным в социалистическом обществе: «государственный продукт – продукт социалистической фабрики, обмениваемый на крестьянское продовольствие, не есть товар в политико-экономическом смысле, во всяком случае не только товар, уже не товар, перестает быть товаром» (Ленин, 1974. С. 276). А ведь формальный переход от одного собственника к другому здесь имелся, но в силу того, что отсутствовала реальная экономическая обособленность, Ленин не считал подобный обмен товарным.

В этой связи, на наш взгляд, правомерно уточнить, что товарами в советском обществе выступали те продукты, которые колхозы реализовывали не через обязательные поставки государству, а через колхозный рынок как относительно независимые товаропроизводители, а также продукты отдельных личных подсобных хозяйств колхозников, артелей и пр. Здесь, хоть и в несколько урезанном виде, но сохранялась та самая экономическая обособленность на базе общественного разделения труда, на которую указывали Маркс и Ленин как одно из ключевых свойств товарного производства.

Отметим, что подобного взгляда, выводящего товарное производство в СССР из наличия двух форм социалистической собственности, придерживался и И.В. Сталин, который в своих «Экономических проблемах социализма в СССР» указывал на необходимость поднять колхозно-кооперативную собственность до уровня общенародной, тем самым, сомкнуть оба сектора социалистической собственности в один. Важно заметить, что, несмотря на следование указанной выше упрощенной методологии выведения товарного производства из двух форм социалистической собственности, Сталин видел за формальной задачей смычки колхозно-кооперативной формы социалистической собственности и государственной необходимость обеспечения реального повышения производительности труда в общенародном (государственном секторе). В этом случае он бы смог экономически превзойти колхозно-кооперативный сектор. Именно поэтому Сталин требовал крайней осторожности в данном вопросе. Не спешил И.В. Сталин и упразднять личные подсобные хозяйства, хотя очевидно, что они являлись серьезным рудиментом товарного производства. Но вопрос состоял в экономическом, а не административном преодолении товарного производства.

В дальнейшем сталинский взгляд, выводящий товарное производство из двух форм социалистической собственности (общенародной и колхозно-кооперативной), подвергся справедливому критическому анализу в постсталинской советской политической экономии социализма за недостаточный учет реального экономического момента обособленности частных производителей друг от друга и подменой его формальным перемещением продукта от одной формы собственности к другой (Хессин, 1968).

Второй подход. Как сообщается в «справке о спорных вопросах» «Академик Струмилин и заместитель министра финансов Злобин рассматривают закон стоимости как вечный закон, регулирующий пропорции в распределении труда между различными отраслями хозяйства во всех общественных формациях». Полемизируя с представителями первого подхода, относительно причин сохранения закона стоимости при социализме, ряд авторов ставили под сомнение вышеприведенную причину, состоявшую в сохранении в СССР двух форм социалистической собственности на средства производства. Так, заведующий кафедрой Московского финансового института З.В. Атлас, выступая на дискуссии, говорил: «надо показать, что закон стоимости у нас существует потому, что продукты принимают форму товара, конечно, своеобразного товара, существенно отличного от одноименной категории капиталистического общества, но все же товара»[490]. Таким образом, Атлас фактически признавал социалистическую экономику товарной (пусть и не такой товарной как капиталистическая), а закон стоимости имманентно присущим социализму.

Старший научный сотрудник Института экономики АН СССР Я.А. Кронрод так же считал, что «соизмерение труда в совокупной стоимостной форме вытекает из природы социалистических производственных отношений»[491]. С точки зрения Кронрода, стоимостные (а значит и товарно-денежные) отношения имманентно присущи социалистическому способу производства. Социализм с этой точки зрения рассматривается не как процесс изживания товарно-денежных отношений, а как одна из их разновидностей. Однако, если у нас средства производства находятся в общественной собственности, а рабочая сила не является товаром, не понятно каким образом, возмещение работнику его трудовых затрат может быть источником сохранения товарно-денежных отношений? Ведь сама сущность товара сопряжена с экономическим обособлением, что находит свое выражение, в том числе и в отчуждении продукта от одного собственника другому. Если же рабочая сила оставалась товаром, то не понятно, кому рабочий продавал ее, средства же производства находились в общенародной собственности. На эту проблему в дальнейшем обращали внимание и другие представители общественных наук 1950—60‑х годов. В частности, представляет интерес работа Р.И. Косолапова «К вопросу о диалектике товара при социализме» (Косолапов, 1996. С. 92—140), в которой были подняты вопросы особенностей товарного производства в советском обществе.

Критикуя точку зрения, согласно которой наличие товарно-денежных отношений в советском обществе вытекает из наличия двух форм социалистической собственности, заместитель директора Института экономики АН СССР В.П. Дьяченко высказал следующую позицию: «слабое место этой концепции состоит в том, что она либо вовсе не объясняет действие закона стоимости между [государственными предприятиями и внутри их] в, или объясняет это, как навязанное извне, а, стало быть, государственному хозяйству внутренне не присущее»[492]. То есть, с этой точки зрения, закон стоимости присущ отношениям внутри отдельных предприятий и между ними.


И.В. Сталин на трибуне XIX съезда ВКП(б). Октябрь 1952 г.


Некоторые авторы утверждали, что товарное производство может существовать между отдельными предприятиями, а саму общественную собственность на средства производства понимали, как собственность отдельных предприятий. Так, например, начальник Отдела баланса народного хозяйства ЦСУ В.А. Соболь, высказывал точку зрения, согласно которой «государственная социалистическая собственность может реально существовать в форме [собственности государственных предприятий] 1. Всенародная государственная собственность может осуществляться как [собственность отдельных государственных предприятий]»[493]. Сталин на полях поставил множество знаков вопроса, что не удивительно, ведь эти, по сути, анархо-синдикалистские идеи в корне противоречили пониманию экономики социализма как способа производства, организованного по единому плану в интересах всех членов общества, где отдельное предприятие лишь звено в системе общественного производства. Если отдельные предприятия выступают в качестве товаропроизводителя (а иначе сложно понять для чего вводится категория «собственность отдельных предприятий»), то ни о какой единой общественной собственности не может быть и речи, групповой интерес и групповая собственность быстро выйдут на первый план, потеснив собственность общественную, которая будет существовать лишь формально-юридически. Усиление же групповой собственности неизбежно усилит частнособственнический интерес и приведет к возрождению частнособственнических отношений и, в конечном счете, реставрации капитализма, о чем неоднократно писали ряд исследователей советской экономики (Архангельская, 2008. С. 11–19; Ацюковский, 2013. С. 295–296; Беляев, 2013; Катасонов, 2014). Общественная собственность на средства производства, чтобы стать реальной базируется на единой централизованной экономике, в которой общество превращается в единый экономический субъект, сознательно и директивно планирующий свою деятельность. Энгельс, говоря о непосредственно общественном производстве, писал: «раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями. Анархия внутри общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией» (Энгельс, 1960. С. 294).

Однако ряд участников дискуссии продолжали утверждать, что закон стоимости вечен и будет существовать даже на высшей стадии коммунистической формации. Это относилось и к весьма уважаемым и видным деятелям советской экономики, занимавшим в ней ключевые научные и хозяйственные посты. Так, академик С.Г. Струмилин утверждал, что «неуместно говорить в макете о преодолении закона стоимости при коммунизме. Преобразованный закон стоимости, как орудие планирования, не такое зло, которое следует отбросить на пути к коммунизму»[494]. Очевидно, что данная позиция противоречит представлениям Маркса, Энгельса и Ленина о социализме, который последние мыслили именно как бестоварный способ производства (Ленин, 1963. С. 204). Поэтому неудивительно, что с данной позицией спорили многие участники дискуссии.

Руководитель кафедры политэкономии Академии общественных наук при ЦК ВКП(б) Л.А. Леонтьев говорил, что «можно считать общепризнанным, [что закон стоимости действует в преобразованном виде при социализме] и в [течение всего периода перехода от социализма к коммунизму], но на высшей фазе коммунизма этот закон должен прекратить свое действие»[495]. Заведующий кафедрой экономических наук партийной школы при Ленинградском обкоме ВКП(б) И.К. Александров, возражая идеи увековечивания закона стоимости при коммунизме, справедливо подчеркивал: «нельзя делать закон стоимости вечным законом стоимости. Не прав т. Струмилин, который заявил, что закон стоимости будет действовать и при коммунизме. Принятие его утверждения означало бы, что при коммунизме сохранятся товарно-денежные отношения и не будет прямого продуктообмена»[496].

Говоря о законе стоимости в социалистическом обществе, сразу отметим, что данный закон является законом товарного производства, которое социализм преодолевает. Таким образом, закон стоимости в социалистическом обществе, где планово устанавливаются цены на продукцию, планируется количество продукции, утрачивает регулирующее значение. В советском обществе, закон стоимости, безусловно, утратил свою регулирующую функцию и был жестко ограничен. Показательным примером может являться снижение цен в послевоенное время, которое осуществлялось в планомерном порядке. Вряд ли подобная практика увязывается с законом стоимости. С другой стороны, если бы в советском обществе действовал закон стоимости как регулирующий производство закон, то упор следовало бы делать на легкую промышленность, которая более рентабельна, а не тяжелую. Но советская экономика развивалась не на основе закона стоимости, а на основе планомерного развития. В связи с этим, советское руководство делало упор не на то, что «выгоднее» в краткосрочной перспективе, а на то, что объективно нужно обществу для преодоления экономической отсталости и организации социалистического производства. Это не означает, что стоимостные показатели игнорировались, но они выступали именно как форма, лишенная политэкономического содержания. К сожалению, это понимали не все экономисты того времени, когда утверждали о «вечности закона стоимости» и товарно-денежных отношениях. На практике это означало попытку увековечить законы политической экономии капитализма, что на практике имеет далеко идущие последствия. Как справедливо отмечал, уже спустя много лет после рассматриваемой нами дискуссии 1951 года, советский экономист Н.В. Хессин, «если социализм есть лишь особый вид или род товарного производства, то в практике хозяйствования необходимо опираться на законы товарного производства, и в первую очередь закон стоимости» (Хессин, 1968. С. 6).

Действительно, вопрос о товарном производстве и законе стоимости при социализме не чисто теоретический, а практический и, во многом, судьбоносный для будущего становления коммунистической формации. Объявляя закон стоимости и товарное производство вечными, существующими и при коммунизме на всех его этапах развития, включая и высшую фазу, снимается задача для практики коммунистического строительства преодолевать эти явления. Нарастающие тенденции отката в капитализм объявляются «свойствами социализма», тем самым общество сбивается с курса на преодоление товарного производства и классовых различий, то есть с курса на высшую фазу коммунизма. Подобные теоретические позиции приводили к закономерным практическим шагам, ведущим не к политике преодоления товарного производства, а к политике его усиления. Вспомним реформы Косыгина – Либермана[497], которые существенно усилили групповой элемент в общенародной собственности, когда основным критерием объявлялась прибыль отдельных предприятий. Тем не менее это не означает, что вся политэкономическая наука того времени стояла на позициях «товарников». Научная дискуссия «товарников» и «нетоварников» продолжалась среди политэкономов в 1950–1980‑е годы (Вопросы политической экономии социализма, 1961; Цаголов Н.А., 1959; Тягай Е. Я., 1957 и др.). Среди наиболее известных представителей «антитоварного» направления можно назвать таких выдающихся политэкономов как Н. В Хессин., Н.А. Цаголов, В.Я. Ельмеев и др. Не стояли в стороне и философы, многие из которых также оставались на последовательных «антитоварных» (по сути марксистских) позициях. К наиболее известным «антитоварникам» от философии можно отнести Э.В. Ильенкова и Р.И. Косолапова. Многие из представителей «антитоварного» направления позже стали одними из первых общественных деятелей, кто выступил с публичной критикой как «перестройки» М.С. Горбачева, так и радикального либерализма Б.Н. Ельцина и стоял у истоков современного коммунистического движения России.

В «перестройку» под лозунгами «возврата к Ленину» и цитирование его работ времен нэпа, где Ленин писал о переходном периоде и призывал использовать товарно-денежные отношения для выхода из разрухи, стали возвращать капитализм, маскируя это «демократическим социализмом» (Страницы истории КПСС…, 1989; Семенов, 1990. С. 30–37; Бутенко, 1990; Историки спорят…, 1988). И это несмотря на то, что В.И. Ленин никогда не считал товарно-денежные отношения имманентно присущими социализму как низшей фазе коммунизма, а, напротив, связывал социализм с уничтожением классов и товарного производства. Впрочем, в «перестройку» были и те, кто предупреждал, что «насильственное вопреки объективным процессам лечение социализма капитализмом повлечет за собой не повышение производства и уровня жизни, а их неизбежное падение, вызовет широкий социальный протест, приведет к тяжелым страданиям народа»[498].

И в наше время находятся исследователи марксистского и околомарксистского толка, пропагандирующие «рыночный социализм» с товарным производством и деньгами (Эпштейн, 2016; Теория и практика социализма…, 2009. С. 129–139; Бударин, 2013. С. 277–290). Чем подобные теории могут окончиться на практике, свидетельствует история государств, строящих социализм в ХХ веке. Со своей стороны, подчеркнем, что мы не считаем использование товарно-денежных отношений в процессе становления социализма полностью исключенным, но такое использование возможно на этапе переходного периода, как переходная и временная мера. Говорить же о социализме как «разновидности товарного производства», на наш взгляд, неверно и теоретически и чревато печальными последствиями практически, что получило практическое подтверждение в опыте строительства социализма в СССР. Сохранение товарно-денежных форм в социалистическом обществе не означает, что эти формы являются товарно-денежными отношениями по существу, то есть в политэкономическом смысле слова.

Третий подход относительно товарного производства и закона стоимости исходил из того, что закон стоимости в социалистическом хозяйстве отсутствует, так как распределение общественного труда между отраслями осуществляется в плановом порядке. Категории же стоимости выступают лишь как внешние формы, но не по существу. Подобная трактовка близка к первому подходу с той лишь разницей, что здесь авторы явно выдают желаемое за действительное. Действительно, если говорить о полном социализме, переходящем в высшую фазу коммунизма, то в силу реального (а не только формального) обобществления средств производства, развития экономики по единому плану, закону стоимости места там нет, равно как и товарному производству. Стоимостные показатели приобретают формальную учетную сторону, теряя свои сущностные качества. Действительно, если у нас единая общественная собственность на средства производства, развитие осуществляется по плану, то о каком товарном производстве может идти речь?

Но беда в том, что в СССР времен дискуссии 1951 года к этому состоянию только шли и если в условиях полного социализма, переходящего в высшую фазу коммунизма данная трактовка отвечала бы действительности, то в условиях раннего социализма или «социализма в основном» с двумя формами социалистической собственности, неизжитыми элементами переходного периода (личные подсобные хозяйства, артели, кооперации и пр.), который был фактически в СССР, данная трактовка означала явное забегание вперед. Отметим только один факт высокой доли личных подсобных хозяйств (ЛПХ) в производстве ключевых сельскохозяйственных продуктов. Так, по данным, приведенным в коллективной монографии «Кристалл роста к русскому экономическому чуду», ЛПХ производили в начале 1950‑х годов почти 70 % молока и более 50 % мяса (Галушка и др., 2021. С. 184). Все это, с нашей точки зрения, свидетельствовало о серьезных неизжитых полностью элементах переходного от капитализма к социализму периода в структуре социалистического народного хозяйства СССР и вместо честной констатации такого положения, общественные науки пытались выдать элементы переходности за «признаки социализма», либо просто «не замечали» подобного положения. Это, увы, не способствовало научному осмыслению советского общества и превращало науку в пропагандистский инструмент, в задачу которого входит не познание реальности, а «обоснование» «партийной линии» вместе со всеми ее «колебаниями». В дальнейшем подобное положения крайне негативно сказалось на развитии советского социализма.


И.В. Сталин и Г.М. Маленков на трибуне Мавзолея во время Первомайской демонстрации. 1940-е гг.


В дискуссии встречались и более редкие позиции. Так, например, кандидат экономических наук М.Н. Мейман связывал существование закона стоимости при социализме с наличием капиталистического окружения. Думается, что автор правильно обратил внимание на этот момент, ведь воздействие мирового капиталистического рынка на внутреннюю социалистическую экономику создавала условия, при которых социалистическое государство еще не могло полностью отказаться от закона стоимости и товарного производства. Но здесь еще интереснее реакция самого И.В. Сталина. На полях к этой фразе Сталин пишет «И сильных пережитков капитализма в стране». Казалось бы, случайная фраза? О каких пережитках капитализма может идти речь, если мы идем к коммунизму и на всех официальных докладах и выступлениях (в том числе и самого Сталина), во всех официальных резолюциях того времени вроде бы как переходный период позади? Но Сталин не оговорился, так как ниже повторяет данное замечание еще раз. К словам Меймана, который, развивая свою мысль, утверждал, что «игнорируя факт наличия капиталистического окружения, авторы макета дали поверхностное и неправильное объяснение сущности открытия товарищем Сталиным действия закона стоимости в СССР». И тут Сталин снова делает пометку еще более конкретного содержания: «И сильные пережитки капитализма внутри страны»[499].

Подобные пометки, на наш взгляд, связаны с тем, что Сталин понимал процесс становления коммунизма сложнее, чем декларировалось в официальных документах, в том числе и им самим. Реальная практика показывала, что с одной стороны социализм как низшая фаза коммунизма был уже коммунизмом, пусть и не развитым. И для того, чтобы достижения социализма умножались, общество не может не идти по пути коммунистического строительства. В противном случае, будут усиливаться пережитки капитализма, что чревато его реставрацией. С другой стороны, как показал реальный (а не книжный) опыт строительства социализма, социализм, побеждая в отсталой стране, неизбежно несет на себе элементы переходного периода, изживание которых должно происходить параллельно развитию элементов высшей фазы коммунизма. Социализм предполагает сосуществование одновременно как элементов высшей фазы коммунизма, так и элементов переходного от капитализма к социализму периода и в ситуации, когда социализм строится в отсталой стране, такие элементы переходного периода будут сильнее. Понимание данной диалектики становления коммунистической формации продемонстрировал Сталин, подчеркнув, что в стране не изжиты сильные пережитки капитализма. Здесь Сталин пусть не прямо, но косвенно, ясно дает понять, что угрозу реставрации капитализма он видел не только от внешней интервенции. В этом смысле можно констатировать определенную эволюцию его взглядов в сравнении с 1920‑ми годами, когда Сталин связывал гарантию от реставрации с гарантией от внешней интервенции империалистических государств (Сталин, 1948. С. 265), что, конечно, существенно упрощало реальное положение нового общества.

Учет этого двустороннего процесса в рамках становления коммунистической формации: нарождения новых элементов коммунизма и одновременного сохранения пережитков капитализма, ориентировали партию и Советское государство, с одной стороны, на продвижение к высшей фазе коммунистической формации как практической задачи ближайшего будущего, ибо без движения к коммунизму социализм рискует быть опрокинутым, с другой стороны, на учет не до конца изжитых элементов переходного периода. Однако может возникнуть вопрос, в чем именно сохранялись элементы переходного периода в рамка советского социализма? Данный вопрос не был в достаточной степени прояснен ни в кулуарных беседах, ни в публичных выступлениях обществоведов того времени, в том числе и самого Сталина, хотя определенные наметки Сталиным и были сделаны в его «Экономических проблемах социализма в СССР». На наш взгляд такими элементами переходного периода были, прежде всего, сохранявшиеся в стране элементы товарного производства, вытекавшие из недостаточного уровня обобществления средств производства, а точнее из во многом формального характера самого обобществления. Это и наличие раздвоенной на общенародную и колхозно-кооперативную социалистической собственности, наличие личных подсобных хозяйств, артелей, кооперативов и пр. Позже, к этим элементам добавится расширение теневого (фактически частнособственнического) сектора экономики. На наш взгляд, именно в экономическом преодолении данных моментов (а не в административном) и заключался путь движения к коммунистической формации.

Производительные силы и производственные отношения при социализме: полное соответствие или противоречие?

Третий вопрос дискуссии 1951 года, на который мы хотели бы обратить особое внимание, но который не вошел в «справку о спорных вопросах» является тезис о полном соответствии производственных отношений социализма уровню и характеру развития производительных сил. Возможно, данный вопрос не вошел в указанную справку именно по причине того, что он не был дискуссионным: почти все выступающие экономисты были едины в том, что производственные отношения советского общества полностью соответствуют уровню производительных сил. Кроме Ярошенко, такой позиции придерживались и другие выступавшие на дискуссии. Так, например, заместитель директора Института философии АН СССР Ф.В. Константинов утверждал, что «самые глубокие источники развития социалистического производства заложены в полном соответствии социалистических производственных отношений характеру и уровню производительных сил, в их единстве»[500]. Вообще в литературе того времени, тезис о полном соответствии производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил можно было встретить довольно часто (Александров, 1952. С. 99). До выхода в свет работы Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» положение о полном соответствии социалистических производственных отношений производительным силам и невозможность конфликта между ними было аксиоматическим. Несмотря на, в значительной степени, схоластический характер подобной постановки вопроса, данная позиция привела к негативным практическим и теоретическим последствиям. В чем, на наш взгляд, подобная точка зрения носила негативный характер?

Во-первых, тем, что создает атмосферу благодушия, недооценку сложностей, с которыми приходится столкнуться социалистическому государству на пути к коммунистической формации.

Во-вторых, такая недооценка, создает иллюзию, что реставрация капитализма невозможна, а социализм победил полностью и окончательно, между тем как на самом деле вопрос «кто кого?» еще не решен. Борьба коммунистических и капиталистических тенденций, как можно наблюдать из социалистического опыта СССР, продолжается не только на этапе переходного периода от капитализма к социализму, но и на этапе построения социализма, особенно, если это происходит в условиях противостояния с империалистическим лагерем и необходимости быстро преодолевать экономическую отсталость.

В-третьих, как итог, наука перестает отражать реальность, поднимать злободневные вопросы экономического развития, а превращается из инструмента познания, дающего практике ориентир, в пропагандистский инструмент, задним числом обосновывающий партийные решения. Понятно, что в этом случае, ни о каком серьезном продвижении к коммунизму речи быть не может, а вот использовать «марксистскую» фразу для обоснования разворота назад к капитализму вполне возможно, что и было осуществлено в итоге.

И.В. Сталин не разделял того тезиса, что при социализме производственные отношения полностью соответствуют производительным силам и конфликта не может быть автоматически. Кратко напомним, что, по мнению Сталина, противоречие между производительными силами и производственными отношениями сохраняется, но при правильной политике оно не перейдет в антагонистическую фазу – в противоположность. При неправильной же политики вполне может перейти. Отсюда в условиях социализма возрастает роль субъективного фактора социальной революции, что важно иметь в виду и в случае строительства посткапиталистического (коммунистического) общества в будущим.

Вопрос о понимании основного закона социализма

По этому вопросу у выступающих выявилось несколько точек зрения.

Первая точка зрения считала, что основной экономический закон социализма – это планомерность. Данная позиция была, пожалуй, наиболее массовой, но и наиболее же обоснованной, пусть и не бесспорной. Занимали указанную позицию такие экономисты как директор Киевского финансово-экономического института П.В. Кривень, старший научный сотрудник Института экономики АН СССР И.А. Анчишкин, заведующий кафедрой политэкономии Московского института международных отношений А.Н. Сидоров, считавшие основным законом социалистического общества государственный план.

В более осторожной и примиренческой по отношению к закону стоимости форме, данная позиция была изложена зав. Сектором Института экономики АН СССР А.Д. Гусаковым. Он считал, что «законом развития социалистического хозяйства являются не план и закон стоимости, а плановое развитие народного хозяйства, в процессе которого действие закона стоимости им преодолевается, когда оно направлено против этого движения или же, наоборот, используется советским государством в интересах коммунистического строительства»[501]. В дальнейшем в советской политической экономии социализма данное направление будет развито Н.А. Цаголовым, считавший планомерность важнейшей составляющей основного экономического закона социализма и коммунизма (Курс политической экономии, 1974. С. 126). Стоит отметить, что подобная точка зрения не тождественна волюнтаристическим представлениям о государственном планировании плане как основном экономическом законе социализма. В данном случае речь идет и планомерности как объективном свойстве социалистического производства, в случае же предыдущей позиции речь шла именно о государственном планировании как политическом волевом акте.

Вторая точка зрения исходила из того, что основным экономическим законом социализма является политика социалистического государства. Такую позицию на дискуссии озвучил, уже упоминавшийся выше, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КП(б) Литвы А.Н. Кузнецов[502]. Очевидно, что рассматривать роль Советского государства в создании социалистического способа производства в качестве основного закона социализма, явное проявление волюнтаристических тенденций в экономической науке того времени. Неспроста на дискуссии точка зрения Кузнецова критиковалась другими участниками.

Третья точка зрения, представленная экономистом Ярошенко, вовсе сбивалась на несколько основных экономических законов социализма. Ярошенко, считающий, что политическая экономия социализма принципиально отличается от политической экономии капитализма и даже предлагавший написать отдельный учебник по этой дисциплине, свел все многообразие социалистических производственных отношений к рациональной организации труда. В своих многочисленных формулировках, Ярошенко на место основного экономического закона социализма выставляет сугубо техническую составную рациональной организации труда.

В работе «Экономические проблемы социализма в СССР» И.В. Сталин даст свою, достаточно спорную, характеристику основного экономического закона социализма. И.В. Сталин, характеризуя основной закон социализма, писал: «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники» (Сталин, 1952. С. 40). Данная характеристика вошла в итоговый вариант учебника Политической экономии[503] и стала на долгие годы распространенной в монографиях и официальных документах партии. На наш взгляд, данная позиция страдает рядом недостатков. Во-первых, происходит подмена основного закона социализма (то есть объективной категории) целью социалистического производства, что само по себе не вполне верно. Во-вторых, сама цель социалистического производства, сводимая к удовлетворению потребностей, подменяет социализм и коммунизм буржуазным идеалом общества потребления. Между тем, коммунизм – это не только реализация принципа «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Как раз напротив, высокий уровень потребления при коммунизме выступает условием для более важной составляющей человеческого бытия, а именно для развития каждого человека как многогранной, свободной и всесторонне развитой личности, для преодоления не только капиталистической эксплуатации, но всех форм социального отчуждения.


Мечта народа стала былью! Плакат художника Н. Смоляка. 1954 г.


Еще Маркс подчеркивал, что главной потребностью в коммунистическом обществе станет труд, который превратиться из подневольной обязанности в главную и первейшую жизненную потребность, ведь это уже будет труд на общество (а, следовательно, и на себя). Это будет труд не отчужденный, а творческий и разнообразный по своему характеру, ведь коммунизм – это еще и преодоление общественного разделения труда, связанного с прикованностью человека к одной профессии и отчуждением его от других форм деятельности. В.И. Ленин сформулировал эту мысль достаточно точно, обозначая, что основной задачей социализма выступает обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членом общества. Очевидно, что постановки вопроса Маркса и Ленина куда глубже и точнее, чем вошедшая на долгие годы во все официальные документы абстрактная формулировка об удовлетворении постоянно растущих материальных и культурных потребностей на базе высшей техники, ведь сами по себе потребности могут быть различными, в том числе и ведущими к деградации личности.

Выводы

Итак, подводя итог дискуссии, можно сделать некоторые выводы.

Во-первых, дискуссия по учебнику политической экономии, состоявшаяся по инициативе ЦК ВКП(б) в ноябре-декабре 1951 года продемонстрировала известный плюрализм мнений в общественных науках того времени. Вместе с тем, констатируя некоторый плюрализм в общественных науках тех лет, важно помнить, что он осуществлялся в жестких рамках формальной приверженности официальной партийной интерпретации марксистской теории.

Во-вторых, дискуссия, несмотря на схоластический характер обсуждения ряда вопросов, все же показала разнородность взглядов по многим принципиальным вопросам политической экономии социализма. Одним из коренных вопросов был вопрос об экономических законах социализма и вопрос о законе стоимости и товарно-денежных отношениях при социализме.

В-третьих, многим советским обществоведам было свойственно выдавать действительного за желаемое. В определенной степени эта особенность была свойственна и самому Сталину (Сталин, 1948. С. 646). Логика была простой: вместо того, чтобы честно признать сохранявшееся в ограниченном виде товарное производство и закон стоимости элементами не до конца пройденного переходного от капитализма к социализму периода, а советское общество признать социализмом на начальной фазе (или «ранним социализмом), советские обществоведы рассматривали эти явления либо как имманентно присущие социализму (те, кого потом будут называть «товарниками»), либо впадали в волюнтаризм, недооценивая фактическое наличие товарно-денежных отношений в СССР. Социализм же в СССР мыслился как прочно утвердившийся, переходящий в полный коммунизм, что, конечно, было явно преждевременно.

В-четвертых, в дискуссии проявились разночтения и по таким вопросам как взаимоотношение производительных сил и производственных отношений в социалистическом обществе. Многие участники дискуссии впадали в благодушие и считали, что при социализме вопрос соответствия решен полностью. В дальнейшем подобные благодушные подходы станут основой для «теорий» полной и окончательной победы социализма в СССР, «развитого социализма» и т. д. Сталин резко осуждал такую позицию и подчеркивал, что противоречие между производительными силами и производственными отношениями сохраняется и при социализме, иной вопрос, что в социалистическом обществе это противоречие может своевременно разрешаться, в отличие от капиталистического общества.

В-пятых, в дискуссии был поднят вопрос об основном законе социализма, по которому снова наблюдаются разные точки зрения. Большинство участников дискуссии видели в основном законе социализма плановость, либо политику социалистического государства. Подобный подход страдал некоторой долей волюнтаризма. С другой стороны, проявились и тенденции увековечивания закона стоимости вплоть до полного коммунизма в его высшей стадии, что отражало тенденцию компромисса с «родимыми пятнами капитализма». Сам же Сталин в своих «Экономических проблемах социализма в СССР» дал довольно спорную трактовку основного экономического закона социализма, сведя закон к цели. Сама же цель социалистического производства у Сталина формулировалась в упрощенно-потребительском ключе.

В-шестых, указанная дискуссия продемонстрировала не просто разногласия по академическим вопросам теории, а разные подходы (линии) к пониманию движения к коммунистическому обществу. В дискуссии нашли отражение как левацкие волюнтаристические забеги вперед, так и правые тенденции консервации товарно-денежных отношений.

В-седьмых, несмотря на указанные недостатки, следует признать, что всесоюзная экономическая дискуссия 1951 года явилась положительным прецедентом привлечения научного сообщества к обсуждению важных вопросов теории и практики общественного развития. Данный прецедент было бы полезно использовать для решения задач развития экономики современной России.


Литература

Александров Г.Ф. (1952). Труды И.В. Сталина о языкознании и вопросы исторического материализма. М.: Государственное издательство политической литературы.

Архангельская Н.О. (2008). О некоторых причинах реставрации капитализма в СССР. Производственные отношения в СССР в 1960–1980‑е гг. // Марксизм и современность. № 1–2. С. 11–19.

Ацюковский В.А. (2013). Два лица социализма //Марксизм: Очерки марксистской политической экономии / Под ред. А.А. Ковалева, А.П. Проскурина. М.: «Канон+». С. 290–303.

Беляев Л.С. (2013). Очерки политической экономии социализма. Иркутск: Сибирская книга.

Бударин В.А. (2013). Товарно-денежные отношения в СССР (политико-экономический аспект) // Марксизм: очерки марксистской политической экономии / под ред. А.А. Ковалева, А.П. Проскурина. М.: «КАНОН+» РООИ «Реабилитация». С. 277–290.

Бутенко А.П. (1990). Откуда и куда идем: взгляд философа на историю советского общества. Л.: Лениздат.

Бухарин Н. (1925). Политическая экономия рантье. М.: Государственное издательство.

Вопросы политической экономии социализма (1961). М.: Издательство ВПШ и АОН при ЦК КПСС. – 408 с.

Выступление Тюлькина В.А. (1990). XXVIII съезд Коммунистической партии Советского Союза, 2—13 июля 1990. Стеногр. отчет. Т. 2. М.: Политиздат. – С. 607.

Галушка А.С., Ниязметов А.К., Окулов М.О. (2021). Кристалл роста к русскому экономическому чуду. М.: Наше завтра.

Закон стоимости и его роль при социализме (1959) / вступительная статья и ред. Н.А. Цаголова. М.: Госполитиздат, 1959.

Закон стоимости в социалистическом обществе (1957) / А.И. Кащенко, Н.Г. Наровлянский, И.А. Сулимов, Е.Я. Тягай (ред.). Ярославль: Ярославское книжное издательство. 1957.

Историки спорят (1988). / Под ред. В.С. Лельчука. М.: Политиздат. – 508 с.

Катасонов В.Ю. (2014). Экономика Сталина / Отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации.

Косолапов Р.И. (1975). Социализм: к вопросам теории. М.: «Мысль».

Косолапов Р.И. (1995). Слово товарищу Сталину. М.: ПАЛЕЯ.

Косолапов Р.И. (1996). К вопросу о диалектике товара при социализме // Идеи разума и сердца. М.С. 92—140.

Курс политической экономии. (1974). В двух томах. Том 2. Под ред. Н.А. Цаголова. Изд. третье, переработанное и дополненное. М.: «Экономика».

Ленин. В.И. (1963). Проект программы Российской социал-демократической рабочей партии // Полное собрание сочинений. Т. 6. М.: Госполитиздат. С. 203–210.

Ленин В.И. (1969). Государство и революция // Полное собрание сочинений. М.: Госполитиздат. Т. 33. С. 1—120.

Ленин В.И. (1974). Наказ от СТО местным советским учреждениям // Полное собрание сочинений. Изд. 5‑е. Т. 43. М.: Госполитиздат. С. 266–291.

Маркс К. (1961) Критика Готской программы. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Изд. 2‑е. Т. 19. М.: Госполитиздат. С. 9—32.

Политическая экономия. (1954). Учебник. / Под ред. К.В. Островитянова, Д.Т. Шепилова, Л.А. Леонтьева, И.Д. Лаптева, И.И. Кузьминова, Л.М. Гатовского. М.: Госполитиздат.

Семенов Е. (1990). Классовый каннибализм или взаимодействие классов // Диалог. № 15. С. 30–37.

Сталин И.В. (1948). О социал-демократическом уклоне в нашей партии. Сочинения. Т. 8. М.: Госполитиздат. С. 234–297.

Сталин И.В. (1952). Экономические проблемы социализма в СССР. М.: Госполитиздат.

Сталинское экономическое наследство: планы и дискуссии. 1947–1953 гг.: Документы и материалы (2017). / Сост.: доктор исторических наук, профессор В.В. Журавлев, кандидат исторических наук Л.Н. Лазарева. М.: Политическая энциклопедия.

Страницы истории КПСС: Факты. Проблемы. Уроки. (1989). / Под ред. В.И. Купцова. М.: «Высшая школа».

Теория и практика социализма и перспективы его в XXI веке (2009). / Составитель И.М. Братищев М.: ИТРК.

Хессин Н.В. (1968). В.И. Ленин о сущности и основных признаках товарного производства. М.: Издательство Московского университета.

Энгельс Ф. (1960). Анти-Дюринг. Маркс К., Энгельс. Ф. Соч. Изд. 2‑е. М.: Госполитиздат. Т. 20. С. 5—343.

Энгельс Ф. (1961). Происхождение семьи, частной собственности и государства. Маркс К., Энгельс. Ф. Соч. Изд. 2‑е. М.: Госполитиздат. Т. 21. С. 28—178.

Эпштейн Д.Б. (2016). Социализм XXI века: Вопросы теории и оценки опыта СССР / Предисловие А.П. Проскурина. М.: ЛЕНАНД.

Эксклюзив: Исторические судьбы российского анархизма