Джесс подошла к брату и обхватила его руками. Купер слепо, отчаянно вцепился ей в плечи, затем обнял за шею и зарылся лицом в волосы. Он как будто переложил на сестру часть невыносимого бремени. И она устояла.
Джесс прижимала его к себе и ласково гладила по затылку, как он сам столько раз утешал её. Она не стала говорить: «Ш-ш-ш, тихо, тихо» или «Всё хорошо». Всё было плохо. И когда теперь будет хорошо?
– Мы ничего бы тут не изменили, Джесс, – сказал Купер. Мост, развод родителей, болезнь сестры… как много в жизни того, перед чем они совершенно бессильны. От этой мысли колени у него подогнулись. Джесс даже не дрогнула.
Когда мальчик наконец выпрямился и отпустил сестру, она кивком указала на дневник Гаса, всё ещё зажатый у него в руке.
– Мне кажется, нужно его прочитать.
– Не… не знаю, смогу ли я.
– Но ведь Гас нам зачем-то его оставил.
Джесс легонько потянула Купера в сторону, усадила на бордюр, а сама села рядом и забрала блокнот. Положив его на колени, девочка провела рукой по обложке, заметно истрепавшейся.
Купер не стал ей мешать, но отвернулся.
– Он знал. Гас с самого начала знал все ответы.
Джесс принялась листать блокнот.
– Смотри, как похоже на письмо, что ты нашёл у них в доме. И вот ещё. – Она открыла блокнот на середине, где явно не хватало вырванных страниц. – Почерк везде тот же самый. Это было не Еленино письмо, а Гаса. Вернее, сестры Елены.
Купер кивнул.
Джесс пролистала десятки записей: хроники событий, которые начались ещё в XIX веке. Происшествия в Перу, Калифорнии, Тибете, Японии, Канаде, Австралии. Трагедии, о которых забыл мир.
– Помнишь, как Гас тогда сказал, что будет звонить бабушке, и вышел во двор? Наверное, он звонил не миссис Гриммс, а Елене. Предупреждал, что мы уже много чего знаем. Вот почему она не стала с нами разговаривать, захлопнула дверь у тебя перед носом и больше не сидела на качелях.
Да уж, Гас завязал мудрёный узел. Купер понял, что распутывать его придётся долго. Телефонный звонок, поездки в автобусе, обед, который они вместе ели в кабинете миссис Вишинград… мальчик как будто решал задачку с подвохом, где заставляют считать, сколько человек вошло в поезд на каждой станции, а в конце спрашивают, какого цвета глаза у машиниста. Они с Джесс не сумели ответить правильно, потому что задавали не те вопросы.
И вдруг Джесс звонко хлопнула ладонью по раскрытой странице.
– Купер, а вот это из Англии! – она торопливо пробежала пальцем по тексту. – 1928 год. Наверное, про тот поезд.
Водя пальцем вдоль строчек и перескакивая от одного важного места к другому, Джесс принялась читать вслух.
– «Сладкая горечь… Меня ещё ни разу не отправляли на задание домой. Электрические фонари, мотоциклеты, автомобили… Вокзал Темпл-Мидз в Бристоле…» Вот оно, Куп! Поезд, который разбился в Чарфилде, шёл из Бристоля! – Теперь Джесс принялась читать всё подряд.
При виде него у меня упало сердце. Мальчика в опрятной школьной форме вела за руку довольно-таки суровая дама средних лет. На голове у него сидела кепка. Судя по тому, как ярко и отчётливо виделся мне этот мальчик, он и был моим подопечным.
Меня охватила острая тревога: действовать предстояло немедля. Мы провели три месяца на предыдущем задании в Пхеньяне, пять месяцев в африканской пустыне. Почему же теперь, в родном краю, всё так быстро закончится? При виде шумной толпы и ослепительных витрин мне захотелось плакать.
Дама тащила мальчика вперёд и ругала за медлительность, хотя бедняга нёс тяжёлый чемодан и торопился изо всех сил. Несмотря на холод, щёки у него раскраснелись, а на лбу выступил пот. Он упрашивал свою провожатую остановиться хотя бы на минутку, но дама даже не замедлила шаг, отчитывая его на ходу: «Джеффри! Твои родители завтра приедут в Чарфилд. Сестра никогда меня не простит, если ты опоздаешь на поезд».
Они вошли в здание вокзала, а я – следом. Усталый Джеффри сел на чемодан, а дама отправилась к билетной кассе. На огромном табло у нас над головами было написано, что ночной экспресс отправляется от платформы номер 12 через 20 минут. Мне, впрочем, и не требовалось никаких указателей, чтобы его найти. Ярко-зелёный пассажирский состав легко было разглядеть среди дюжины бледных призрачных поездов.
Пять минут спустя Джеффри с тётушкой подошли к кондуктору. Тот глянул на билет и проводил их к нужному вагону. У самых дверей суровая дама коротко кивнула мальчику; он вскарабкался по ступеням и скрылся внутри. Тётушка отступила на пару шагов и застыла на перроне, выпрямив спину и вцепившись обеими руками в сумочку. По всей видимости, она решила дождаться отхода поезда.
Взрослые часто мешают мне работать.
Над перроном висели огромные часы. Ясно было, что действовать придётся в самый последний момент.
В поезд садились всё новые и новые пассажиры. Смотреть на них мне не хотелось. Я давно знаю, что не могу спасти всех, но стараюсь не глядеть в лица обречённых. Кондуктор объявил, что посадка заканчивается. Опаздывающие прибавили шагу.
Настал мой час.
Быть невидимкой подчас тоскливо, но очень удобно, когда надо прошмыгнуть в вагон без билета. Ни кондуктор, ни господин, который ставил чемоданы на багажную полку, не обратили на меня ни малейшего внимания. Джеффри сидел в конце вагона. К счастью, рядом с его местом не было окна. Если б мальчик увидел свою тётушку, мирно ждавшую отправления на перроне, у меня ничего бы не получилось.
План был таков: подбежать к Джеффри и сказать, что меня послала его тётя. Что она перепутала день и родители не смогут завтра встретить его в Чарфилде. Что ему нужно немедленно взять багаж и выйти из поезда.
Джеффри сразу же поверил в эту басню и испуганно поглядел на меня, когда поезд тронулся и медленно-медленно пополз прочь от вокзала. Он кинулся к выходу, швырнул чемодан вниз и спрыгнул сам, шатко, но благополучно приземлившись на перрон.
В ближайшее окно мне было видно, что тётушка Джеффри оживлённо разговаривает с каким-то пожилым джентльменом. Лишь когда поезд прибавил ходу, она заметила, что племянник не уехал. Оправившись от удивления, она принялась отчаянно махать руками, чтобы экспресс остановили, но, конечно, ничего не добилась. Тогда она стала ругать злосчастного Джеффри, но тут поезд повернул, и все они скрылись из глаз.
За окнами мелькал знакомый пейзаж. Мне оставалось только ждать неизбежного. К тому времени, когда Джеффри и его родные узнают об ужасной судьбе ночного экспресса, я снова окажусь в Промежутье.
– Бедный Гас, – вздохнула Джесс.
Купер замотал головой. Каждая клеточка в его теле ныла при мысли о том, каково приходится Гасу. Знать, что вот-вот погибнешь… Даже если потом снова очнёшься.
Джесс ещё немного полистала дневник.
– А вот Южная Корея, 1995 год, – она начала читать о том, как Гас нашёл мальчика по имени Парк Чоу в торговом центре «Сампун», но Купер её оборвал. Он больше не мог слушать.
– Может, теперь всё закончилось? Как ты думаешь? – спросил он.
Сестра бросила на него быстрый взгляд.
– Конечно, закончилось. Мост упал.
– Нет. Я про Елену с Гасом.
– А-а, – вздохнула Джесс и через минуту сказала: – Может быть, это плохо, но я надеюсь, что да. Что всё кончилось. Даже если они не попали туда, к родителям, а просто умерли по-настоящему – по крайней мере, им больше не надо мучиться.
Купер кивнул. Он сидел, не говоря ни слова, пока Джесс не долистала блокнот до конца. Когда сестра схватила его за руку, он чуть не подскочил от неожиданности.
– Куп, смотри!
Последняя запись в дневнике начиналась не так, как все остальные. Вместо привычного обращения к матери там были слова: «Моим друзьям Куперу и Джесс».
Он схватил дневник и стал читать последнее письмо.
Глава 30
Моим друзьям Куперу и Джесс.
Вот и настал этот день. Сегодня мы с Еленой сделаем то, ради чего пришли из Промежутья сюда, к вам.
Если вы читаете эти строки, то, конечно, и сами уже всё знаете.
Всё, кроме одного: каким необычным, каким особенным стало для меня это задание. Мне уже так давно хотелось понять, кого и почему мы спасаем. Почему одних мы видим чётко и ясно, как вас например, а другие гибнут вместе с нами. Меня это всегда удивляло и даже мучило. Ведь должна быть какая-то причина и должна быть какая-то цель у наших заданий. Вы помогли мне наконец понять, в чём она.
Нынешнее задание началось так же необычно, как и завершается. В первый день мы с Еленой крупно поссорились. Мне казалось, что нужно поговорить с вами, попытаться узнать вашу жизнь, чтобы разобраться в собственной. Те, кого мы спасали до сих пор, не замечали нашей работы. Но теперь стало ясно, что скоро всё кончится и надо найти ответ, пока мы не умерли в последний раз.
Мы с Еленой и раньше спорили насчёт знакомства с подопечными. Она, как всегда, запретила мне об этом думать. Ей казалось, что риск чересчур велик. А вдруг мы не сможем спасти вас, когда придёт время, или вы окажетесь не там, где нужно, или случится ещё что-то непредвиденное?
Поэтому мне пришлось сбежать. Уйти из нашего жёлтого дома и первые несколько недель слоняться по улицам и паркам Чикаго, стараясь держаться подальше от Елены. Мы чувствуем приближение катастрофы, поэтому мне было понятно, что время пока есть. Но Елена сидела на своих качелях, как ястреб на скале, и стерегла вас обоих. Она не давала мне с вами познакомиться.
Но моё решение было твёрдым: не отступать. Елена не думала, что мне хватит смелости пробраться в школьный автобус или подсесть к одному из вас в столовой. Признаюсь, меня распирало от гордости в тот день, когда ты, Купер, «познакомил» нас во дворе. Пусть Елена увидит, что у меня всё-таки получилось с тобой подружиться! Тогда она уже не сможет мне помешать.