– Вот как? Скажи, а когда твои родители развелись?
Джереми пожал плечами:
– Точно не знаю, но давно. Они много лет не жили вместе, а потом решили официально развестись.
– Тяжело все это. Неприятно, – сказал я.
– Да, наверное. – Джереми положил кусок ростбифа на хлеб с маслом, пристроил сверху ломтик сыра, а затем водрузил сверху еще кусок хлеба. – У вас здесь тихо.
– В середине дня уличное движение бывает намного активнее. Соответственно, и шума побольше.
– Да я не об этом. Здесь никто друг на друга не кричит.
– Ясно. А что, тебе часто приходится становиться свидетелем скандалов?
– Моя мать и Мэдэлайн постоянно спорят и орут друг на друга. И мать с Бобом тоже. Поэтому я и стараюсь иногда ускользнуть из дома.
– Понимаю.
Джереми передал мне еще несколько кусков хлебов, намазанных маслом, и я уложил на них тонкие ломтики деликатесной ветчины.
– А все-таки куда мы едем? – поинтересовался он.
– Ну, я планировал, что мы осмотрим все достопримечательности северной части штата Нью-Йорк.
– А что, есть на что смотреть?
Я едва не рассмеялся.
– Ты знаешь, найдется парочка мест. Скажи, чем ты больше всего интересуешься?
– Не знаю, – пожал плечами Джереми.
– Ты не знаешь, чем интересуешься?
– Ну да. Мать все время пытается заинтересовать меня вещами, на которые мне наплевать.
– Например?
– Ну, например, всякими историческими документами. Передачами, которые показывают по телеканалу «История». Но мне все это до лампочки. Я кино смотреть люблю. Вы видели «Звездные войны»?
– Нет.
– Хороший фильм.
– А чем еще пыталась тебя заинтересовать твоя мама?
Джереми снова пожал плечами:
– Ну, она любит записывать меня во всякие спортивные секции, но мне спорт не нравится.
– Почему?
– А что, для этого нужна какая-нибудь конкретная причина?
– Пожалуй, нет.
– Впрочем, есть одно исключение, – сказал Джереми.
– И какое же?
– А смеяться не будете?
– Разумеется, нет.
– Мне искусство нравится.
– Искусство? Ты хочешь сказать, что любишь рисовать?
Джереми отрицательно покачал головой:
– Я терпеть не могу историю, но мне нравится читать про художников. Есть в северной части штата Нью-Йорк какие-нибудь картинные галереи, которые мы могли бы посетить?
Вопрос оказался для меня полной неожиданностью.
– Да, думаю, найдутся. А в школе ты изучаешь искусство?
– Я собирался, но Боб сказал матери, что мне нужен какой-нибудь другой курс, что если я буду изучать искусство, то никогда ничего не достигну. Он считает, что, занимаясь искусством или изучая его, на приличную работу не устроишься.
– Не все, чем человек занимается, должно служить интересам карьеры.
– Я так и сказал, но мать согласилась с Бобом.
– А ты сам хотел бы стать художником? Я знаю одну маленькую девочку – хотя нет, сейчас она не такая уж маленькая, ей, наверное, лет двенадцать. Так вот, ее зовут Кристал, и она просто обожает рисовать комиксы. Знаешь, что это такое? Она говорит, что хочет заниматься этим, когда вырастет.
– И как, у нее получается?
– О да. Думаю, она по-прежнему не утратила к этому интереса. Вообще-то я довольно давно ее не видел. Она переехала в Сан-Франциско, к отцу. У нее умерла мать.
– Комиксы – это круто, но я вовсе не хочу сам рисовать. Я этого не умею. Но мне бы хотелось изучать произведения художников. Например, мне было бы интересно узнать все про таких великих живописцев, как Ренуар или Рафаэль. Или Микеланджело. Про всех этих парней. Но не только про классиков, про современных художников тоже. Например, про того, который просто разбрызгивал краски по холсту, как ненормальный.
– Ты про Поллока?
– Ну да, про него. Про Поллока. Мне бы хотелось работать в музее или в какой-нибудь картинной галерее. Вы считаете, что это отстой?
– Отстой? Гм, нет, не считаю.
– Ну, так куда мы сейчас поедем? Уже время обедать. Или на обед мы удовлетворимся сэндвичами?
– Я как раз сейчас размышляю, следует ли нам отправиться в поездку сегодня вечером или завтра утром.
За окнами уже темнело, так что мы с Джереми вполне могли переночевать у меня – его можно было уложить спать на диване. Это все же лучше, чем койка в тюремной камере, на которой он рисковал оказаться. Заявление Джереми о том, что он хотел бы посетить картинные галереи, навело меня на мысли о поездке в Нью-Йорк. Мы вполне могли бы добраться туда за три-четыре часа. Но прежде всего следовало забронировать номер в гостинице.
Чтобы посмотреть, насколько сгустились сумерки на улице, я подошел к окну. Вдоль тротуара, как и всегда в это время суток, было припарковано не так уж много машин – магазины уже закрылись, за исключением лавки Нэймана. Его магазинчик часто работал допоздна, потому что хозяину просто больше нечем было заняться.
Наверное, именно потому, что улица была почти пуста, я и обратил внимание на черный фургон, стоящий у противоположного тротуара, – он оказался единственным автомобилем на целых полквартала, других поблизости не было. Мне сразу же пришло в голову, что это, возможно, тот самый фургон, который некоторое время назад ехал за нами следом. Стекла у машины были тонированные, поэтому я не мог разглядеть, есть ли кто-то внутри.
– Заканчивай с сэндвичами, – сказал я Джереми. – А я спущусь на минутку вниз, надо кое-что забрать в машине.
– Ладно, – отозвался тот.
Сбежав вниз по лестнице, я открыл дверь, ведущую на тротуар. Фургон, припаркованный багажником в мою сторону, находился на расстоянии примерно пяти автомобильных корпусов от меня. Переходя улицу, я заметил, что его выхлопная труба попыхивает дымком. Тут же его тормозные огни вспыхнули рубиново-красным светом, и в следующее мгновение фургон сорвался с места и помчался прочь.
Даже если бы мне удалось подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть номерной знак, это бы ничего не дало – он был забрызган грязью так, что прочитать его оказалось невозможно.
Вернувшись в квартиру, я обратился к Джереми:
– Мы выезжаем сегодня.
Глава 23
Кто-то тихонько постучал в дверь комнаты Крэйга Пирса.
– Войдите! – сказал он.
Дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет сорока с короткой стрижкой, одетая в строгую темную юбку и белоснежную блузку, с сумочкой через плечо. В руках она держала кожаную папку.
– Привет, – поздоровалась она. – Прошу прощения за опоздание. Меня задержал предыдущий клиент.
– Ничего страшного. Проходите, мисс Синклер, – предложил Крэйг.
– Сколько раз я просила вас называть меня Беверли? – укоризненно улыбнулась гостья, без трепета глядя Пирсу прямо в изуродованное лицо.
Крэйг, стоя рядом с комодом, на секунду перевел взгляд на небольшой пакет, который он держал в руках перед собой.
– Что у вас там? – жизнерадостным тоном поинтересовалась Беверли Синклер.
– Кое-какие вещи, которые я заказал.
С этими словами Пирс вынул из пакета какой-то блестящий, на вид металлический предмет сравнительно небольшого размера – во всяком случае, он без труда поместился в его ладонь и полностью скрылся из виду, когда Крэйг сжал руку в кулак. Затем Пирс сел на стул, стоящий в изножье кровати.
Беверли уселась на другой стул, поставила сумочку на пол, положила папку к себе на колени и скрестила руки на груди.
– Ну и как наши дела сегодня? – спросила она.
– Замечательно, – ответил Крэйг, и его изуродованные губы искривились в подобии улыбки. – Полагаю, этим я во многом обязан вам. Мне очень помогают ваши советы и рекомендации.
– Что ж, спасибо за добрые слова, – поблагодарила Беверли и, раскрыв папку, извлекла из нее блокнот с желтыми страницами. – Во время моего предыдущего визита мы говорили о том, что вам страшно выходить из дома.
– Да, верно, – кивнул Пирс. – Но дело тут не столько в моем страхе, сколько в страхе, который другие люди испытывают по отношению ко мне. Их очень пугает мой вид.
– Но ведь это их проблема, а не ваша, не так ли? Людям порой трудно определиться с их отношением к тем, кто не похож на них или имеет физические увечья.
– Вы правы, но у меня нет возможности обсудить с ними эту проблему, так как при виде меня они разбегаются во все стороны.
Беверли понимающе кивнула:
– Ясно. Но ведь вы в течение последней недели появлялись на улице чаще, чем до этого?
– Да, верно.
– И куда вы ходили?
– Я ездил по городу на машине без определенной цели. И ходил пешком. В основном по ночам.
– Думаю, по мере того, как у вас будет восстанавливаться уверенность в себе, вы станете чаще выходить на прогулки в дневные часы, – произнесла Беверли ободряющим тоном.
– Уверен, что вы правы, – кивнул Крэйг.
– А как бы вы описали ваше внутреннее состояние – скажем, на протяжении последней недели? Вы начинаете приспосабливаться к своему положению?
– К моему положению? – переспросил Пирс. – Вы употребили интересное словосочетание.
– Вы же знаете, я всегда стараюсь проявлять к людям уважение и стараюсь не травмировать их – насколько это возможно.
– О да, я заметил, – Крэйг снова одарил гостью своей чудовищной улыбкой. – Что же касается моего внутреннего состояния, то… я бы сказал, оно улучшилось.
– Это просто прекрасно.
– Я принял решение двигаться вперед. Думаю, уж лучше я буду контролировать свою жизнь, чем сидеть сложа руки и позволять ей вертеть мной.
– Что ж, я очень рада это слышать.
– Но мне необходимо куда-то направлять свою энергию и реализовывать свои… потребности – в продуктивном ключе, – заявил Крэйг.
Улыбка разом исчезла с губ Беверли.
– Что вы под этим подразумеваете? – осведомилась она.
– К какой части моего утверждения относится ваш вопрос?
– К той, которая касается потребностей, – пояснила гостья после некоторого колебания.
– Надеюсь, что вы не станете возражать, если я буду с вами полностью откровенен – учитывая, что вы мой психоаналитик и все такое.