– Все будет хорошо, – сказал он. – Мы с тобой справимся.
Снизу донесся дверной звонок. «Полиция, – подумал Гейнор. – Наверное, пришли сообщить, что выдвинули обвинение против той ненормальной женщины». Хотел положить ребенка в кроватку, но не решился оставить одного, пока тот сосет из бутылочки.
Спустился, держа сына на руках, и открыл входную дверь. За порогом стоял мужчина, но Гейнор увидел, что он не из полицейского управления.
– Билл, прими мои соболезнования, – сказал мужчина. – Извини, что не пришел раньше. Жуткий день.
– Привет, Джек, – поздоровался Гейнор.
– Можно мне войти?
– Да-да, конечно.
Джек Стерджес вошел в дом, и Гейнор закрыл за ним дверь.
– Если хочешь что-нибудь выпить, иди на кухню, возьми сам. Меня туда не затащишь. Еле себя заставил войти, чтобы взять питание для Мэтью.
– Не беспокойся, – кивнул доктор. – Я заглянул, чтобы просто проверить, что с тобой и ребенком все в порядке.
– С Мэтью… все нормально. А я ломаю голову, что должен сделать в первую очередь. Не представляю, с чего начать. Приоритет, конечно, Мэтью. Но я полный профан в этом деле. Понятия не имею, как разводить детское питание. Этим занимались Роз и Сарита. С начальством я переговорил, с клиентами тоже, вызвал сюда людей… Оказывается, есть фирмы, которые занимаются только тем, что убираются после… Боже, не знаю, выдержу ли я.
– Крепись. Ты должен выдержать. И совершенно прав в том, что самое главное – это Мэтью.
Гейнор посмотрел мутными глазами на Джека.
– Ты всегда был рядом. Каждый шаг нашей жизни. Роз была тебе очень благодарна за все, что ты для нас сделал.
Доктор положил руку Биллу на плечо.
– Вы заслужили счастье. Я думал, что вы его нашли. То, что случилось, великая несправедливость.
– Когда я услышал звонок, то решил, что пришли из полиции. Сказать, что выдвинули обвинение против той женщины.
– Что ж, могло быть и так, – кивнул Джек.
– В новостях сообщают?
– Постоянно.
– Мне недавно звонил детектив и сказал: у них есть сведения, что эта женщина уже пыталась выкрасть из больницы младенца. Не сомневаюсь, на этот раз ей не поздоровится.
– До этого может не дойти, – проговорил Стерджес.
– Ты о чем?
– Она в больнице. Пыталась совершить самоубийство.
У Билла отвисла челюсть.
– Ты шутишь?
Стерджес покачал головой:
– Но ей не удалось.
– Понимаю, жестоко так говорить, – начал Гейнор, – но, может, было бы лучше, если бы удалось?
– Не знаю, что на это ответить, Билл.
– Я вот о чем: если бы эта женщина умерла, не было бы суда, и полиция не настаивала бы на вскрытии Роз. Ее не стали бы резать и выворачивать наизнанку. Мне невыносимо об этом думать. Но даже если Марла Пикенс не умрет и суд состоится, всем же очевидно, что послужило причиной смерти моей жены. Достаточно было взглянуть на нее, когда она лежала на полу, и все становилось ясно. Какого черта ее снова кромсать, если никто не сомневается, как все случилось?
– Билл, сочувствую, но думаю, что вскрытие уже провели. Обычная процедура даже в тех случаях, когда причина смерти не вызывает сомнений.
Мэтью наелся и оттолкнул бутылочку. Гейнор отдал ее доктору, приподняв ребенка, положил головку сына себе на плечо и легонько похлопал по спине. Когда Билл заговорил, его голос звучал не громче шепота, словно он думал, что мальчик настолько вырос, что понимает смысл слов:
– Меня это очень тревожит.
– Вскрытие?
Гейнор кивнул:
– Что там обнаружится? Что они сумеют найти?
Джек внимательно на него посмотрел.
– В этом смысле тебе не о чем тревожиться.
– Но если выяснится…
Стерджес предостерегающе поднял руку.
– Билл, кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Ты преувеличиваешь. Сам же сказал, что причина смерти Розмари очевидна. С какой стати кому-то понадобится так глубоко копать, если все совершенно очевидно? Не вижу никаких причин.
– Не видишь? – переспросил Гейнор, продолжая похлопывать Мэтью по спине.
– Нет. Ты беспокоишься о малыше, это понятно…
– Когда мне ее отдадут? Мне надо организовывать похороны.
– Давай-ка я об этом позабочусь, – предложил Джек Стерджес.
Мэтью рыгнул.
– Молодец, малыш! – похвалил его доктор.
Глава 26
Дэвид
Когда зазвонил телефон, мы доедали десерт. Сидели с Итаном и отцом за столом, приканчивали шоколадное мороженое, а мать стояла у раковины и мыла обеденные тарелки. Мы с отцом твердили, чтобы она села, не проводила все время на ногах, но она не слушала. Когда раздался звонок, она находилась рядом и сняла трубку.
Держала ее у уха, и я видел, как сходит краска с ее лица.
– О’кей, Джилл. – Теперь мы знали, кто нам позвонил и о чем примерно речь. – Держи нас в курсе. – Она медленно повесила трубку.
– Что там? – спросил отец.
Мать покосилась на Итана, как я догадался, сомневаясь, стоит ли обсуждать эту тему при нем. Но от него скрывать было нечего – до обеда он спросил меня, что происходит с моей двоюродной сестрой Марлой, и я ему все объяснил. Без живописных деталей того, что увидел на кухне. Итан был в курсе, что Марла попала в беду и что полиция, возможно, рассматривает ее как главную подозреваемую в убийстве женщины, с сыном которой я застал ее дома.
Хотя Итан ничего подобного не сказал, мне показалось, он обрадовался, что его неприятности с карманными часами отошли на второй план.
– Все нормально, – успокоил я мать. – Я рассказал Итану, как обстоят дела.
Она перевела дыхание и выпалила:
– Марла в больнице.
– Что с ней приключилось? – спросил я.
– Агнесса и Джилл привезли ее к себе домой – в свой дом ей возвращаться пока нельзя. На секунду оставили на кухне одну… и вот…
– Не может быть!
Мать кивнула.
– Что? Что с ней? – заволновался Итан.
Я посмотрел на сына.
– Марла пыталась себя убить. Я правильно понял, мама? Это случилось?
Она опять кивнула:
– Мне надо присесть.
Я поспешно вскочил со стула, пододвинул ей другой и, когда она устроилась, снова сел.
– Как? – Глаза Итана округлились. – Ножом? Зарезалась? Засунула голову в духовку и включила газ? Я видел по телевизору! – Он с тем же успехом мог спросить, почему летают птицы. Чистейшее любопытство.
– Господи, Итан, – возмутился отец. – Какие ужасы ты спрашиваешь. – Он перевел взгляд на жену. – Так что же она с собой учинила?
– Порезала запястье, – устало ответила мать.
– Оттуда может вытечь вся кровь, – прокомментировал Итан, словно нам это было невдомек.
– Знаешь что, парень? – Я к нему повернулся: – Иди, займись чем-нибудь полезным.
Сын вытер салфеткой губы и бросил ее на стол.
– Ладно. – Понимал, что показывать характер не время. Когда он ушел в свою комнату, мама, далеко не в первый раз в этот день, спросила:
– Что же нам делать?
– Ничего мы не можем сделать, – бросил отец. – Хотя ее поступок наводит на нехорошие мысли: а что, если это действительно сделала она? И какого дьявола ей понадобилось пытаться свести счеты с жизнью?
– Ты! – Мать подняла голову. – Ты ей должен помочь!
– Что же ты хочешь, чтобы я сделал, мама?
– Не тебе об этом спрашивать! Чем ты занимался, когда работал в газете? Задавал вопросы, выяснял обстоятельства. Не желаешь потрудиться ради собственной двоюродной сестры, если тебе за это не заплатят?
– Это удар ниже пояса, мама.
– Плевать. Марла наша родственница.
– Ты хочешь, чтобы я приставал к людям с расспросами? А что, если выяснится, что Марла на самом деле выкинула этот трюк? Что тогда?
Мать на секунду задумалась.
– Тогда попробуешь доказать, что на это у нее были веские причины.
– Прости! Веские причины, чтобы зарезать человека?
– Я не это имела в виду. Что у нее помутился рассудок. Что она не может отвечать за свои поступки. Это в том случае, если она виновата, хотя я в это не верю – Марла всегда была хорошей девочкой. Пусть она не похожа на нас, но она не злая. Ни на что подобное не способна. Если только у нее не вовсе поехала крыша.
– Мама, честно говоря…
– Кроме того, если бы не она, ты бы не сидел здесь сейчас.
Я промолчал.
– Она же тебя спасла, – добавил отец.
Я недоуменно на него посмотрел:
– Ты о чем?
– Не у одной у меня короткая память, – заметила мать. – Забыл, что случилось тем летом, когда ты гостил в хижине у Марлы?
Марла тоже на что-то намекала, когда мы сидели в машине.
– Постойте, – вспомнил я. – Так вы о плоте? – В то время Пикенсы построили деревянную платформу размером примерно шесть на шесть футов, которая держалась на воде на запечатанных пустых бензиновых бочках. Ее поставили на якорь в ста футах от берега. Мы плавали к ней и ныряли с нее в воду.
– Тебе запрещалось плавать туда одному, – продолжала мать. – И особенно с него нырять. Твердили, что рано или поздно ты стукнешься головой о край.
– Что в конце концов и случилось, – кивнул я, припоминая происшествие.
– Ты тогда вырубился, – добавил отец. – Перекувыркнулся и, долбанувшись башкой о край, ушел под воду без сознания.
– А Марла меня заметила. – Прошлое все яснее всплывало у меня в памяти.
– Она сидела на пристани, болтала ногами в воде и таращилась на тебя. Ты ей очень нравился, – говорила мать. – Видела, как ты стукнулся о бревно и камнем пошел на дно. Вскочила и побежала к хижине, вопя во всю глотку. Мы с Агнессой в тот момент сидели на кухне и играли в карты. Агнесса выскочила из дома так, словно ею выстрелили из пушки. Бросилась в лодку и подплыла к тебе.
– Вот этого я уже не помню, – признался я. – Только помню, как мне потом об этом рассказывали.
– Ты целый день не приходил в себя. Оставался без памяти, – объяснил отец. – Агнесса спасла тебе жизнь. Но если бы не Марла, у нее не было бы ни малейшего шанса.
– Подумай об этом, – сказала мать. – Тем более что тебе все равно сейчас нечего делать. Так займись хоть чем-то полезным. – Спохватившись, она приложила ладонь к губам, а затем коснулась моей щеки. – Прости, я сказала жуткую вещь.