– Абсолютно, – ответил Рэндал Финли. – Ничего иного не мог себе представить.
– Завтра с вами свяжусь, – пообещал я и дал отбой.
Настало время ехать в больницу.
Родители завели разговор, что поедут со мной, но я убедил их, что будет правильнее, если я поговорю с Марлой наедине.
Я нашел ее в отделении на третьем этаже Центральной больницы города. Медсестра на посту, у которой я узнавал номер палаты, спросила почти осуждающе:
– Кто вы такой?
– Ее двоюродный брат. Племянник Агнессы Пикенс.
– О! – Ее тон сразу изменился. Родство с главным администратором гарантировало мне ее уважение. – Госпожа Пикенс с мужем только что здесь были. Наверное, пошли в кафетерий. Если вы хотите подождать…
– Не стоит. Пройду прямо к ней. Номер триста один. Я правильно понял?
– Да, но…
Я дружески махнул ей рукой и отправился искать палату. Триста первая, как и следовало ожидать, оказалась отдельной. Осторожно, чтобы не напугать Марлу, если она уснула, переступил порог и заглянул внутрь. Марла лежала с закрытыми глазами и с перевязанным запястьем на кровати, приподнятой под углом 45 градусов.
Я задел стул, он едва скрипнул, но этого оказалось достаточно, чтобы Марла открыла глаза и несколько мгновений непонимающе смотрела на меня.
– Это я, Дэвид, – сказал я, памятуя, какие у нее были проблемы с узнаванием лиц даже тех, кого она хорошо знала.
– Привет, – неуверенно отозвалась она.
Я подошел к кровати и взял ее за руку – ту, запястье которой не было забинтовано.
– Вот, узнал и пришел.
– Кажется, я на секунду отключилась. – Марла посмотрела на забинтованную руку. – Мама хочет, чтобы меня оставили здесь на ночь. – У нее тревожно расширились глаза. – Боюсь, меня переведут в психиатрическое отделение. Мне не надо в психиатрическое отделение.
– Твой поступок всех напугал.
– Я хорошо себя чувствую. Правда. – Марла посмотрела на меня. – Тот полицейский со мной очень плохо разговаривал.
– Какой полицейский?
– Тот, что задавал вопросы. Дак… не помню, как дальше…
– Дакуэрт?
– Делает бог знает какие выводы из того, чем я занимаюсь по работе. Мол, если пишу не совсем правдивые интернет-отзывы, значит, обязательно лгу о том, что случилось с убитой женщиной.
– Ему положено задавать вопросы, – успокоил я Марлу. – Такая у него служба.
– Мама сказала, что постарается сделать так, чтобы его уволили.
– Не сомневаюсь, что ей этого хочется. – Я легонько сжал ей руку. – А моя мама преподала мне сегодня один исторический урок.
– О чем?
– О том, как я однажды треснулся головой о плот, и если бы не ты, пускал бы на дне пузыри.
Уголки ее губ чуть заметно приподнялись.
– А… чепуха. Рада, что сумела помочь.
– Я тоже хочу тебе помочь. Ты попала в переделку. Сначала тот случай с младенцем, теперь Мэтью…
– Уверяю тебя, мне принесли его домой и…
– Знаю. Но то, что Мэтью оказался у тебя, плохо выглядит в связи с тем, что произошло с миссис Гейнор. Ты это понимаешь?
Марла кивнула.
– Я собираюсь поспрашивать людей, выяснить, как к тебе попал Мэтью. Найти твоего ангела.
Она улыбнулась:
– Ты мне веришь.
Верил я в то, что в это верила Марла.
– Да. И хочу задать тебе несколько вопросов, чтобы знать, с чего начать. Справимся?
Усталый кивок.
– Понимаю, с твоей памятью на лица тебе трудно описать женщину, которая принесла к твоему порогу Мэтью. Но может быть, ты сумеешь мне что-нибудь о ней рассказать? Какого цвета у нее были волосы?
– Черного? – Она произнесла это с такой интонацией, будто спрашивала меня.
– Меня там не было. А ты думаешь, что черного?
Марла кивнула.
У Розмари Гейнор были черные волосы. Но если это она появилась у дома моей двоюродной сестры, следовательно, решила отдать ей собственного сына. Я не видел в этом смысла.
К тому же у очень многих женщин черные волосы.
– Понимаю, что с деталями у тебя напряженка, но что ты скажешь о цвете кожи? Она белая? Черная?
– Где-то… посредине.
– Хорошо. Что-нибудь еще? Цвет глаз.
Марла покачала головой.
– Родинки, шрамы, другие приметы?
Тот же жест.
– Голос? Что она тебе говорила и каким тебе показался ее голос?
– Приятным. Она сказала: «Я хочу, чтобы ты позаботилась об этом маленьком человечке. Его зовут Мэтью. Знаю, ты справишься». Это все. Она говорила как бы нараспев, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Думаю, что понимаю.
– Она оставила коляску, извинилась, что больше ничего не принесла, и ушла.
– Она уехала на машине?
Марла наморщила лоб.
– Да, там была машина. – Она вздохнула. – С машинами у меня еще хуже, чем с лицами. Кажется, черная.
– Пикап? Внедорожник? Мини-вэн? Фургон? Кабриолет?
Марла прикусила губу.
– Точно не кабриолет. Наверное, мини-вэн. Но я не слишком обращала внимание, мне надо было следить за Мэтью.
– Тебе не показалось все это странным? Что женщина совершает такой поступок?
Сестра посмотрела на меня как на идиота.
– Конечно. Но все было настолько замечательно, что не пришло в голову задавать вопросы. Я решила, это реакция вселенной – я потеряла ребенка, мне подарили другого.
Я же подумал, что в случившемся кроется нечто большее, чем желание вселенной восстановить справедливость.
Понимая, что от Марлы достоверного объяснения не добиться, я пытался разобраться сам. Если то, во что верила Марла, произошло на самом деле, что это могло означать?
Если некто сумел унести сына Розмари Гейнор, мать в тот момент была уже мертва. Иначе она бы попыталась этому помешать.
Итак, некто убивает мать Мэтью. В доме остается беспомощный младенец.
Убийца не тронул ребенка. Что бы им (или ею) ни руководило, что бы ни побудило расправиться с женщиной, этого оказалось недостаточно, чтобы убить и Мэтью.
Преступник мог бы оставить ребенка на месте; его бы рано или поздно нашли.
Но нет. Убийца или кто-то другой предпочитает отнести его людям.
При этом выбирает Марлу. Почему?
Из всех горожан, кому можно было бы подкинуть малыша, выбирает именно ее, хотя Марла живет на другом конце города. И о ней известно – пусть та история и закончилась быстро, – что она пыталась украсть из родильного отделения младенца.
О черт!
Все сходится.
– Эй, Дэвид, ты со мной?
– Что?
– У тебя вид, словно ты куда-то отлетал. – Марла улыбнулась. – Такое лицо… У меня тоже бывает чувство, словно я в стране грез или еще где-то. Мне что-то вкатили, и я то здесь, то где-то там. Последний раз испытывала нечто подобное в хижине.
– Просто задумался, – ответил я. – Вот и все.
Я задал ей кучу других вопросов. О студенте по имени Дерек, о котором она мне утром рассказывала и от которого забеременела. Спросил, где его можно найти. Снова поинтересовался, не случалось ли ей как-то пересекаться с Гейнорами. Принес свой журналистский блокнот и записывал все, что сестра говорила, – ведь то, что сейчас могло показаться не важным, станет потом решающим.
Но все это время думал о другом.
Вот если бы кто-то, например я, решил убить Розмари Гейнор, но при этом попытался свалить вину на другого, не лучшим ли вариантом было бы подставить блаженную, которая несколько месяцев назад уже пыталась похитить младенца? И чтобы перевести на нее стрелки, оставить в ее доме сына погибшей?
Для надежности можно еще измазать в крови косяк ее двери.
Именно это и замышлялось? Или я придумал полную нелепость?
Для того чтобы спланировать нечто подобное, надо было знать, что совершила Марла. Однако тетка сделала все возможное, чтобы притушить резонанс. В новости ничего не просочилось, обвинений не последовало.
Свалить убийство Розмари на Марлу мог только тот, кто был связан с ней самой и с Гейнорами. Иначе он бы не знал, как воспользоваться тем, что она совершила в прошлом.
Кто же этот человек?
– Простите, вы кто?
В дверях палаты стоял мужчина. Он был ростом шесть футов, костюм на нем сидел хорошо, и он вел себя так, словно все вокруг принадлежало ему.
– Я Дэвид Харвуд, двоюродный брат Марлы. А вы?
– Я ее врач, Джек Стерджес. Мы, кажется, незнакомы, Дэвид?
Глава 30
– У меня сильное предчувствие, что сегодня вечером мы поймаем негодяя, – объявил Клайв Данкомб.
Вся команда службы безопасности Теккерей-колледжа собралась в его кабинете, включая единственную женщину Джойс Пилгрим – тридцати двух лет, ростом пять футов пять дюймов, весом тридцать девять фунтов, волосы каштановые, коротко острижены. По просьбе Данкомба она оделась так, чтобы ни одна деталь не напоминала форму бойца охраны. На ней были джинсы, свитер и легкая куртка.
Данкомб был раздосадован, но ничем не выдавал своего настроения. Когда он в первый раз предложил Джойс послужить наживкой, чтобы выманить на себя того, кто нападал в кампусе на молодых студенток, он хотел, чтобы она надела туфли на высоких каблуках, ажурные чулки и топик в обтяжку. Но Джойс заметила, что псих, которого они ищут, бросается на студенток, а не на проституток, и нечего ей тратить время и разгуливать по кампусу, изображая из себя на все готовую девицу, и отбиваться от предложений минета. В глубине души она подозревала, что Данкомбу просто хочется посмотреть, как она будет выглядеть в таком наряде. Козел!
Может, он и есть псих, которого они ищут?
Шутка. Джойс понимала, что это не так. Три подвергшиеся нападению девушки описали, как выглядел преступник, и их описания совершенно не совпадали с внешностью Данкомба. Ни малейшего сходства с начальником. Не такой высокий и более хрупкого телосложения. Они искали молодого человека, хотя мало знали о его наружности. Нападая, он всякий раз надевал спортивный свитер с номером и натягивал на голову капюшон.
Поступая на работу в службу безопасности колледжа, Джойс не представляла, что ей придется делать что-то подобное. То, что требовал теперь от нее Данкомб, больше походило на службу полицейского. Это было одновременно и захватывающе, и страшно. Ей нравилось заниматься чем-то более значительным, чем обходить аудитории и следить, чтобы все двери были закрыты.