У меня сердце оборвалось.
– О нет!
– Когда он ушел, я вызвал полицию. Его арестовали. Так что Тони сейчас сидит за решеткой.
Я думал, что печальнее мне уже не может быть. Но печаль не имеет пределов.
Фриц пошел дальше, а передо мной останавливались другие люди, пожимали руку, но я уже не понимал, кто они такие и зачем произносят какие-то слова. Я-то поверил, что Тони Фиск был, в сущности, добрым малым – однако излишняя горячность, видимо, перечеркивала все его достоинства.
Затем рядом остановился Шон вместе с родителями. Они тоже пожали мне руку, сказали то, что положено в таких случаях, и отошли. Задержался только сам Шон.
– Можно недолго поговорить с вами? – спросил он.
– Конечно.
– Я имею в виду, с глазу на глаз.
Я положил руку ему на плечо и повел назад, в глубь церковного зала, теперь совершенно опустевшего.
– В чем дело?
– Ну, во-первых, хотел еще раз поблагодарить вас за то, что избавили меня от тюрьмы.
– На самом деле в этом почти нет моей заслуги, – признался я.
– Да, верно, но ведь это вы нашли Клэр и сделали еще много такого, что привело к моему освобождению.
Я терпеливо ждал, понимая: на самом деле он собирался сказать мне нечто совсем другое. Шон переминался с ноги на ногу, смотрел на носки своих ботинок и сжимал и разжимал руки в глубине брючных карманов. Пиджак жал ему в плечах. Этот костюм был ему, вероятно, в самый раз полгода назад, но в возрасте Шона юноша еще продолжает неудержимо расти и крепнуть.
– Я должен вам кое-что сообщить, – произнес он после заминки.
– Что-то, о чем ты не хотел разговаривать при своих родителях?
– Да, точно. Вы, скорее всего, потом сами им расскажете, а мне уж как-то придется с этим смириться. Но вы проявили ко мне столько доброты, и я считаю себя обязанным сказать вам всю правду.
– Правду о чем, Шон?
Он облизал губы, в потом решительно поднял голову и посмотрел мне в лицо.
– Это был я. Я во всем виноват.
Я склонился ближе к Шону, положив обе руки на его плечи, но скорее в попытке самому сохранить равновесие. О чем, черт возьми, он толковал? Не оставалось сомнений, что Анну убил Хейнс, а потом подложил ее одежду в машину Шона. После своего ареста Филлис Пирс подтвердила этот факт.
Так что же имел в виду Шон?
– О чем ты говоришь? Ты все-таки убил Анну?
Он яростно помотал головой, а его глаза даже округлились при подобном предположении.
– Боже, нет, разумеется. Этого я не делал. И не сделал бы никогда. Анну я по-настоящему любил. И жалею только об одном. Что не успел приехать туда раньше и забрать ее до того, как… – Шон снова покачал головой и опустил глаза.
– Тогда о чем ты… – И тут меня будто ударило. – Скотт, – сказал я, убирая руки с плеч Шона.
Он медленно поднял голову и кивнул. В его глазах стояли слезы.
– Понимаете, за пару дней до несчастья с ним у меня завелся «экс». Порой, когда мы с Анной развозили по домам пиво, собирая за товар деньги, нам попадались козлы, у которых не имелось ни цента наличных. И вот один парень предложил Анне расплатиться парой таблеток, и она согласилась. Она вернулась в машину с «эксом» вместо денег, и я обозвал ее идиоткой. Потому что Роман не принимал у нас ничего, кроме налички. Нам пришлось бы покрыть недостачу из своего кармана. И я подумал о Скотте, потому что знал о его пристрастии к наркоте. Я с ним встретился. Он сказал: «Ладно, я куплю у тебя пилюли».
Шон посмотрел на меня, ожидая какой-то реакции, но я совершенно онемел и стал на какое-то время бесчувственным после всех событий этого дня.
Он продолжил:
– Я даже не знаю, мои ли таблетки он принял, когда прыгнул с крыши. Я ведь не один продавал их ему. Но вполне возможно, что и мои. – Слеза сбежала по его щеке. – Мне так жаль. Если вы хотите ударить меня или сделать еще что-то, то я стерплю. Прямо скажу родителям, почему вы меня избили. Я давно морально готов к этому. Простите меня, мистер Уивер. Боже, как же я теперь сожалею о случившемся!
– Я не собираюсь бить тебя, – сказал я.
– Я просто… даже сам не понимаю, зачем сделал это. – Шон начал тихо всхлипывать. – Ведь речь шла всего лишь о небольшой потере денег. Мне нужно было выбросить это дерьмо. Спустить в унитаз, и все. Но я думал… Не знаю, о чем я только думал.
У него заметно задрожали плечи. Я осторожно поднял руки, а потом обнял парня и прижал его к себе. И держал в своих объятиях, пока он лил слезы на моей груди.
При этом у меня возникло ощущение, что Донна непостижимым образом наблюдает за нами. Я почувствовал: ей бы захотелось, чтобы я повел себя именно так.
– Очень многие люди в последнее время наделали глупостей и совершили дурные поступки, – сказал я.
Его руки у меня за спиной сжались в кулаки.
– Я ненавижу себя, – проговорил он. – Я глубоко сам себе ненавистен.
Но мы все ненавидели себя в эти дни.
Обнимая Шона, парня примерно того же возраста и роста, как и Скотт, я мог вообразить, что сжимаю в руках своего сына. Мне вспомнилось ощущение от наших с ним объятий, от чувства любви, когда-то так тесно объединявшего нас.
Если бы я простил Шона, не означало бы это, что я прощаю и Скотта за все муки, через которые он заставил нас пройти? И к тому же у меня сейчас имелось гораздо меньше оснований винить Скотта, чем прежде. Разве нет?
– Все в порядке, – прошептал я и повторил: – Все в порядке.
Потому что теперь я не верил, что Скотт сам спрыгнул с крыши и покончил с собой. В глубине души я давно понял – его столкнули.
Швырнули вниз.
И у меня на примете появился один человек, с которым я собирался поговорить. Я надеялся, она поможет пролить свет на все, что произошло в действительности той роковой ночью.
Ее звали Ронда Макинтайр.
Впервые я услышал это имя, когда Анетта Рэвелсон везла меня вечером домой после того, как я застукал ее в спальне Берта Сэндерса. Анетта рассказала, что Ронда была еще одним романтическим увлечением мэра и одновременно встречалась с копом из Гриффона, понятия не имевшим о ее интрижке с Бертом. Припомнились мне и другие слова Анетты. Она упомянула о том, как Ронда порвала отношения с полицейским, поскольку он показался ей «странным».
Этим копом был Рикки Хейнс. Имя Ронды всплыло в ходе тщательного расследования прошлого Хейнса, проведенного полицией Гриффона. В его компьютере обнаружился адрес ее электронной почты, а в памяти мобильника хранился номер ее телефона.
Порвав с Хейнсом, что по времени почти совпало с прекращением ее отношений с мэром, Ронда уволилась с работы и вернулась к своей семье в Эри.
Я очень хотел побеседовать с ней.
И потому поехал в Эри. На всю дорогу у меня ушло едва часа полтора. К тому моменту я уже успел снова посетить озеро Кайюга, вернуть арендованную «субару», а потом забрал свою «хонду», так и оставшуюся у коттеджа, где прятались Деннис и Клэр.
Ронда Макинтайр и ее родители жили в красивом доме на берегу озера вдоль Сэйбрук-плейс, расположенной к западу и в стороне от промышленного центра города. Я не стал предварительно звонить по телефону. Не было никакой уверенности, что Ронда захочет разговаривать со мной, и я не собирался давать ей шанса улизнуть.
Я понимал, насколько шатки основания для моих подозрений, но оставалась надежда, что Хейнс мог сболтнуть ей лишнего. Или даже полностью ей доверился, в деталях поведав о том, как помог Скотту упасть с крыши мебельного магазина «Рэвелсон».
«Может, – рассуждал я про себя, – именно узнав об этом преступлении, она в испуге и решила порвать с ним, вернувшись в безопасный родительский дом?»
Жилище Макинтайров я обнаружил за высокой, тщательно ухоженной живой изгородью, защищавшей хозяев от любопытных взглядов случайных прохожих. Я проехал по длинной, вымощенной камнем подъездной дорожке и остановился в нескольких шагах от входной двери.
Мне открыла миловидная женщина лет пятидесяти.
– Миссис Макинтайр? – спросил я.
В ответ на ее утвердительный кивок я сообщил краткие сведения о себе и уведомил, что хотел бы поговорить с Рондой.
– Об этом жутком деле в Гриффоне? – поинтересовалась она.
– Да.
– Мне это не кажется хорошей идеей.
– Возможно, ей будет легче разговаривать со мной, чем с полицией. – В моих словах содержался легкий намек на угрозу, что порой помогало решать проблемы.
Вот и на этот раз сработало.
Миссис Макинтайр провела меня через весь дом на крытую стеклом террасу, откуда открывался вид на озеро Эри. Впрочем, сегодня небо хмурилось, а из-за северного ветра на воде виднелись белые гребешки волн. Я ощущал, как прохладный воздух ломится в окна, пытаясь проникнуть в дом.
– Сейчас приведу Ронду, – сказала хозяйка.
Буквально через минуту на террасу вошла с озабоченным видом невысокая стройная девушка лет двадцати пяти, а за ней следовала мать.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте, Ронда, – сказал я. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Простите, не запомнила вашего имени, – вмешалась ее матушка.
– Уивер, – сообщил я. – Кэл Уивер.
Ронда вздрогнула. Ее обеспокоенность превратилась в неподдельный страх. И я подумал, что ей будет проще разговаривать не в присутствии матери.
– Миссис Макинтайр, вы же не станете возражать, если мы с вашей дочерью пообщаемся, так сказать, приватно?
– Думаю, мне лучше остаться, чтобы…
– Не надо, мама! – перебила Ронда. – Со мной все будет в полном порядке.
Миссис Макинтайр с явной неохотой удалилась. А мы с Рондой расположились в белых плетеных креслах, покрытых пышными подушками в желтый цветочек.
– Вам следовало звонком предупредить о своем приезде, – заметила она.
– Ронда, мы теперь очень многое знаем о Рикки и его матери. Обо всем, чем они втайне занимались без малого десятилетие. Но в этой истории еще остаются крупные пробелы, которые мне хотелось бы заполнить. А, как я знаю, вы некоторое время поддерживали с Рикки весьма близкие отношения.