нским жертвам, не удовлетворил ее, несмотря на то, что она была пылкой поклонницей комментатора. В заключение письма Гентцке с воодушевлением сообщает Фриче: «Сегодня вечером я снова буду слушать вас и при одной этой мысли меня переполняет радость!» В ее восхвалении Фриче содержалась и скрытая критика, которая поздно станет явной и повсеместной: его слова отличались уклончивостью, недоговоренностью, да и вообще, люди там, в Берлине, сидящие в уютных креслах радиостудии, просто не представляют себе ужаса воздушной войны, уносившей жизни гражданского населения, стариков, женщин и детей. Забеспокоились даже нацисты из числа ярых фанатиков. Некий А.Кнох написал Гитлеру, предлагая в отместку бомбить английские жилые кварталы и больницы. Фриче, к своему сожалению, не мог ответить Кноху, что Люфтваффе давно, еще с 1940 года, совершает такие налеты. Дело было в том, что он всегда утверждал обратное, а именно: это англичане, а не немцы, практикуют воздушный террор.
Доверие к Фриче помогли подорвать и такие проблемы, как трактовка полета Гесса. Он придерживался партийной линии, заявляя, что Гесс был человеком, маниакально преданным своей идее образумить англичан и тем самым спасти их. Рьяные члены НСДАП были, разумеется, недовольны таким объяснением. Разве Гесс не был предателем, заслуживавшим расстрела? Автор одного из писем сравнивал урон, нанесенный полетом Гесса, с путчем Рема в 1934 году. Многие партийцы уважали Гесса, но тем, кто его недолюбливал, было недостаточно трактовки, утверждавшей, что Гесс психически неуравновешенный человек. «Один из тысяч» написал Фриче, что члены партии удивляются, как мог душевнобольной человек быть преемником Гитлера? Автор этого письма весьма язвительно поддел «эскапады» Роберта Лея, человека, убеждавшего германские женатые пары, что они «могут просуществовать на 48 марок в месяц», хотя сам он «снимал» уличных проституток и «платил им по 148 марок за несколько часов удовольствия». А как насчет «дьявола с деревянной ногой!» Корреспондент обличал «отвратительные сексуальные излишества» Геббельса и внезапно появившееся у него богатство и заключал письмо многозначительным комментарием: «Теперь вы можете понять, почему тысячи людей слушают новости только из английских радиопередач?» «Добропорядочный немец» рекомендовал Фриче во время шумихи, связанной с делом Гесса, поменьше открывать свой рот, ибо «по меньшей мере, 70 процентов слушателей» сразу же выключают свои радиоприемники, едва лишь в динамиках начинает звучать его голос. Он продолжал: «А что касается Гесса, то каждый, кто честен в своих мыслях, должен отдать ему дань уважения. Он был единственным, кто не захотел идти до конца с человеком, который превратит весь мир в развалины. И этот человек смеет говорить, что Гесс – сумасшедший. Я считаю, что Гесс находится в куда более здравом уме, нежели Гитлер, поскольку лишь маньяк способен вести целые народы навстречу гибели так, как это делает фюрер». Этот анонимный автор резко отзывался о нуворишах из числа нацистских бонз, включая «этого жирного борова» Геринга, и выражал надежду, что Гесс выдаст англичанам военные планы Гитлера, приблизив тем самым крах нацизма в Германии, «А ты, ты – бродяга…» Далее этот смельчак, который своим письмом явно опровергал хвастовство Геббельса об успехах его пропаганды, просил Фриче показать это письмо Гитлеру, чтобы тот мог видеть, «что не все немцы так тупы, как ему хотелось бы думать!»
Геббельс и сам получал много писем, содержавших враждебные или отрицательные отклики на те или иные статьи и радиовыступления. В одном из таких писем, под которым стояла подпись «общественное мнение», выражалось уважение к Гессу, который сохранил остатки совести и чувства справедливости. Используя садистскую терминологию, которая часто встречалась даже во многих антинацистских письмах, автор ссылается на «нацистскую смирительную рубашку» и разносит в пух и прах Гитлера и всю свору его приспешников, называя их преступниками. По его мнению, Гитлера, Геббельса, Риббентропа, Розенберга, Гиммлера и Лея следовало «публично высечь, вывалять в смоле и перьях, подвергнуть пыткам на дыбе, а затем сжечь на костре…» Письмо «общественного мнения» завершалось выражением пожелания, чтобы в этом акте мщения могли принять участие все жертвы преступного нацистского разбоя – священники, узники концентрационных лагерей, англичане и другие пострадавшие от вторжений нацистов народы и «последними по счету, но не по значению, евреи». Геббельс считал авторов таких писем безумными предателями. В нацистском мире извращенных ценностей эти письма служили свидетельством того, что всей огромной репрессивной машине «Третьего рейха» не удалось задушить стремление к правде и справедливости, которое некоторые немцы смогли сохранить в себе и пронести через все тяжкие испытания.
Став главным политическим радиокомментатором «Третьего рейха», Ханс Фриче навлек на свою голову гнев некоторых разъяренных радиослушателей. Когда он заявил, что Германия, в которой существовала свобода вероисповедания, ведет борьбу против безбожников-большевиков, один корреспондент обратил внимание Фриче на явное расхождение его слов с действительностью: «…в теории, в Германии и в самом деле якобы существует свобода религии, свобода вероисповедания. Но на практике дело обстоит иначе». Автор письма, Эрнст Майр, вспоминал годы нацистского давления на верующих с целью заставить их отказаться от посещения церквей. «Я написал вам как человек, внутренне свободный», – заканчивал он свое письмо. Такая антинацистская «внутренняя эмиграция» была анафемой для главарей национал-социалистического режима. 3 октября последовал неуклонный ответ Фриче, который сказал, что свобода религии означает право духовного лица поделиться своими размышлениями с паствой, даже если он воспользуется этим правом в ущерб государству, например, «отзовется о евреях как об избранном народе». В этом и заключалась вся скользкая суть Фриче, который сумел остаться антисемитом, не подвергая при этом евреев прямым нападкам.
После вторжения в Россию главными сторонниками Фриче среди авторов писем на радио стали мстительные, рвущиеся наверх нацисты, почти лишенные интеллекта. Некоторые из их писем, между тем, представляют интерес, особенно когда они обсуждают слухи, распространяющиеся в народе. Одно такое письмо, написанное 31 августа 1941 года, свидетельствует о растущем недоверии к политике Гитлера. Автор, Ида Кайзер-Инзингер, упоминает о слухе, что гестапо ликвидирует душевнобольных и просто слабоумных. Она также намекает, что многие немцы не совсем понимают и одобряют политику режима в отношении евреев. Некоторые люди даже говорили, что евреи не заслужили такого жестокого обращения. Они не понимали, что за Англией стояли евреи и они же заправляли всеми делами в России и Америке, – комментировала автор письма. Составляя ответы на эти письма, Фриче привлек на помощь доктора Альбрехта, сотрудника министерства пропаганды. И разумеется, с большим рвением он старался отвечать на хвалебные письма, а не на критические.
Люди иногда адресовали письма как Фриче, так и Геббельсу, случались обращения и к другим нацистским руководителям. Один автор, который, очевидно, знал, о чем пишет, заявлял, что нацисты, из-за массовых казней совершенных командами СС в Лемберге (Восточная Галиция) и других местах, несут вину за «ненависть евреев всего мира», обращенную против Германии. В другом письме, направленном Фриче в сентябре 1944 года, автор вспоминал: «Прошло два года, с тех пор как я сообщил вам о своем твердом убеждении в том, что Германия проиграет эту войну и что в следующем году почти все немцы согласятся со мной в этом». Этот человек замечал, что Фриче принадлежал к числу тех немногих немцев, которые, похоже, все еще придерживались противоположного мнения, и пророчески констатировал, что некоторые высшие нацистские бонзы будут по-прежнему твердить о победе, даже если враг будет стоять у самых ворот Берлина! Кто же довел Германию до такого печального состояния? «Слепое, безумное, бессовестное руководство». Корреспондент обратил иронию Фриче против него самого, говоря о невероятно трудной задаче, стоявшей перед комментатором: он должен был извратить все понятия о правде, справедливости и этике, чтобы ослепить германский народ и лишить его возможности видеть все в истинном свете. В письме прозрачно намекалось, что грядет эра справедливости и правосудия, ибо империя «Третьего рейха» просуществует лишь двенадцать лет, а не тысячу, и что те, кто совершал преступления ее именем, уже сейчас трясутся от страха перед неминуемой карой. Даже хладнокровного, ироничного Фриче наверняка прошиб холодный пот, когда он прочитал следующую, нацарапанную каракулями записку:
Дорогой Ханс,
Ты свое отболтал.
Много глупости в твоих речах.
А теперь захлопни пасть,
Садись в ближайший поезд и дуй на фронт
И становись героем!
К концу 1944 года письма с жалобами и ругательствами потекли в министерство пропаганды рекой, и почти все они были адресованы Фриче и Геббельсу. Один автор саркастически процитировал изречение Гитлера: «Дайте мне десять лет, и вы не узнаете своих городов». Другой корреспондент предвидел, что все офицеры – участники антигитлеровского заговора, зверски умерщвленные нацистами, будут посмертно отмщены, «и это так же верно, как то, что есть Господь на небесах». В письмах все чаще выражалась истерическая, патологическая ненависть лично к Фриче и Геббельсу; во многих письмах «пруссаки» назывались «разбойниками и убийцами», предсказывалось, что имя Германии будет запятнано, пока души тысяч замученных насмерть евреев, русских, сербов, поляков и инакомыслящих немцев будут в поисках справедливого возмездия неприкаянно бродить по свету. Часто писавшие письма делали намеки на предыдущие пропагандистские кампании и задавали неприятные вопросы: Что случилось с неприступным «Атлантическим валом»? Почему после 20 июля 1944 года пришлось второй раз объявлять тотальную войну, когда Геббельс объявил ее после Сталинграда? Некоторые записки, вложенные в конверт, были больше похожи на политические плакаты; пропагандистские приемы нацистов обращались против них самих»: «Долой Гитлера, кровожадного пса, и смерть всем пруссакам!», «Мы ненавидим не плутократов, а нацистов». Одна женщина мечтала о времени, когда из Гитлера и Геббельса сделают чучела, набитые соломой или ватой, и поставят их в Британский музей. Еще один слушатель писал: «Одна вещь очевидна каждому: Германия обретет мир лишь тогда, когда исчезнет безумец из Оберзальцбурга».