Ф.О.Х.Шульц сосредоточил огонь критики на регрессивном характере британской внутренней политики. В книге «Социальная политика в Англии» он заявлял: «Даже сегодня английский рабочий является игрушкой в руках корпораций, марионеткой, которую дергают за веревочки биржевики и банкиры…» Шульц ругал «плутократов» за то, что те в конце XIX века впустили на британские острова тысячи евреев с востока. Ненависть, которую Британия якобы испытывала к немцам, он объяснял внедрением евреев в среду «плутократов». Тесная связь, которая якобы имелась между еврейством и британской «плутократией», стала главной темой нацистской идеологии еще в сентябре 1939 года. В конце этого месяца бюллетень Розенберга, посвященный вопросам идеологии, процитировал генерала Фуллера в подтверждение тезиса о решающем влиянии евреев на формирование англо-саксонской внешней политики.
Но из всех произведений, посвященных этой теме, наибольший интерес вызвала книга, вышедшая под названием «Лорд Кон: Иудаизация английского высшего класса от Дизраэли до Хора Белиша». Этот опус сочинил некий Эрнст Клам. Его стиль, представлявший собой смесь бульварного романа и вульгарной журналистики, был еще одним ярким доказательством дегенеративного характера нацистского мировоззрения. В самом начале книги Клам признает, что титул является вымышленным, так как в действительности нет никакого «лорда Кона». Однако далее он говорит, что такой лорд вполне мог существовать, поскольку теплые взаимные чувства между евреями и британскими аристократами, общавшимися друг с другом в масонских ложах и синагогах, привели к появлению на свет типа, наиболее характерные черты которого и отражены в образе лорда Кона. Особое внимание автора привлекает фигура Бенджамина Дизраэли, в которой он видит скользкого, пронырливого авантюриста, добивающегося престижа, власти и денег ради осуществления своей «восточной мечты» – обеспечить руками британцев господство евреев во всем мире. Клам во всех подробностях, разумеется, фальшивых, повествует о том, как Дизраэли, получив вначале отпор королевы Виктории, все-таки ужом втирается в ее доверие. Эти эпизоды являются, по сути, несколько измененной версией «Еврея Зюсса». Так же, как Оппенгеймер лестью сумел одурачить Карла-Александра и использовать его в своих целях, Дизраэли у Клама ухитряется завоевать доверие и любовь королевы. Клам даже сообщает своим читателям, что еврей Дизраэли изобрел политику «окружения» Германии. Этот борзописец начисто отметает тот факт, что если бы такая политика и была на самом деле, то возникнуть она могла лишь, по меньшей мере, через двадцать три года после смерти «старого еврея». В конце книги Клам обращается к современной Великобритании, которая, по его мнению, пожинает плоды работы Дизраэли. Благодаря своим тесным связям с аристократией, экономикой и политикой Англии фактически заправляют свободные масоны и евреи-эмигранты из Германии. Именно этот противоестественный, чудовищный союз и толкнул Англию и всю Европу во вторую мировую войну.
По мере того как война принимала для Германии все более и более неблагоприятный оборот, а в концлагерях типа Аушвица и Треблинки счет умерщвленным евреям уже пошел на миллионы, Гитлер и Геббельс приказали усилить антиеврейскую пропаганду. Одним из типичных примеров-последствий этого решения явилась широко распространенная статья Фрица Заукеля «Лондонские дураки», написанная им в 1944 году. В ней преобладал тон апоплексичного, бешеного фанатизма, который позволяли себе обычно «старые борцы», ветераны НСДАП. Автор еще раз решил позлословить в адрес бедной «старушки Англии, слава которой окончательно потускнела». Заукель связал падение Британской империи с тем, что Лондон отверг руку, протянутую ему «величайшим и самым гениальным европейцем всех времен, Адольфом Гитлером…» Люди, отказавшиеся от мирных предложений Гитлера, были глупцами, которыми манипулировали евреи. К числу этих глупцов автор статьи причислял, прежде всего, Черчилля, «раба евреев и алкоголя». 2 мая 1944 года управление пропаганды одного из гау разослало статью Заукеля всем окружным и районным пропагандистам, рекомендуя им использовать «ценное содержание» этого пасквиля в антиеврейской пропаганде.
Геббельс лично давал германской прессе установки, следуя которым, она должна была значительное место отводить восхвалению некоторых пропагандистских произведений, имевших яркую антибританскую направленность. Такие опусы, как «Документальное исследование характера англичан» Вильгельма Зиглера и «Сто семей правят Англией» Гизельхера Вирзинга, особенно пришлись по душе министру пропаганды. Геббельс понимал, что эффективность пропаганды зависит во многом от слаженных действий различных ее ветвей и поэтому приказал Фрицу Гипплеру довести этот материал до сведения Эмиля Яннингса для возможного использования его в работе над фильмами. Еще две книги, более серьезные по стилю, нежели грязное словоблудие Эрнста Кламма и непрошибаемый идиотизм Фрица Заукеля, появились в 1940 и 1941 гг. Это были «Социальная отсталость Великобритании» профессора Бруно Рюкера и «Мировая империя и «ось»: Сила и слабость Великобритании, мифы и реальность ее экономического могущества» А.Райтхингера, которые дополняли друг друга. Рюкер доказывал, что Британия является угнетателем и эксплуататором, а Райтхингер объяснял, как и почему Британской империи суждено погибнуть.
Рюкер построил свою книгу на выводах социолога XIX В.Х.Риля и философа Освальда Шпенглера, полагая, что у каждой нации есть свое представление о труде, которое гармонирует с ее характером. Англичане были «авантюристами» и «исследователями-путешественниками», прототипом «пионера-первопроходца». Это означало, что у них не было понятия о честной социальной политике; труд для них был лишь средством извлечения прибыли, а не высшим национальным достоянием. Рюкер предполагал, что эту черту в национальном английском характере предопределило положение Британии как островного государства. Результатом этого стала органическая неспособность преодолеть безработицу, в отличие от успехов в этой области, достигнутых «Третьим рейхом».
Эту же тему, но в ином контексте, поднял и Райтхингер, доказывавший, что британской могущество произрастало не из труда и творчества, а от манипуляции другими странами путем грубого насилия и финансовой коррупции. Однако британский империализм не мог преодолеть противоречия, присущие такому порочному обществу, и низкий уровень рождаемости в Англии был еще одним доказательством, что дни искусственно созданной Британской империи сочтены. Признаками упадка служили также, по мнению Райтхингера, безработица и «отступление британской промышленности с мировых рынков». Он правильно предсказывал, что в результате войны Британия потеряет свое лидирующее положение в мировой торговле, судостроении и финансах. «Всемирная империя теперь вынуждена бороться за выживание, а не за сохранение традиционных форм жизни».
В течение первых трех лет войны нацистская пропаганда для обозначения жестокости и загнивания пользовалась образом Уинстона Черчилля. Невилл Чемберлен в этом плане оказался малоудобной мишенью. В Мюнхене он проявил «благоразумие», да и его благообразная, миролюбивая внешность делала невозможным для германской пропаганды изменить отношение к нему на прямо противоположное и обрушиться на него с нападками как на злостного поджигателя войны. Черчилль же, напротив, пользовался у нацистов репутацией заядлого германофоба, и пропаганда Геббельса постаралась превратить его в вечно жующего огрызок сигары, лицемерного, пьяного гангстера, символ британской «плутократии». Макс Домарус даже составил нечто вроде каталога прозвищ, которыми награждали нацистские средства массовой информации Уинстона Черчилля: «выживший из ума дурак», «безумец», «отупевший от виски пьяница», «обжора с огромной пастью», «лжец» и т. д. Немецкая пародия на псалом «Наш отец, который на небесах…» явно относилась к Чемберлену («отец Чемберлен, который в Лондоне…»), называя его «лодырем и бродягой во веки веков», но таким нападкам не хватало язвительности и остроты, с которой нацисты изображали портрет Черчилля. До того, как Черчилль стал премьер-министром, контролируемые нацистами газеты и радио использовали для его описания довольно безликие термины, называя его человеком, поправшим нейтралитет скандинавских стран, поджигателем войны и безумцем, ненавидящим «Третий рейх». Еще 9 мая 1940 года, когда оставался всего лишь один день до занятия Черчиллем кресла премьер-министра, Геббельс сказал своим сотрудникам, что последняя речь Черчилля заслуживает «пары саркастических замечаний, но не больше». Но когда Черчилль и его «клика плутократов» стали символом британского Сопротивления, тон Геббельса изменился. Он надеялся, что нападки на британского премьер-министра будут способствовать его свержению. Теперь немецкая пропаганда стала представлять Черчилля убийцей детей, поскольку Королевские ВВС бомбили немецкие города. Германские же самолеты якобы вынуждены были наносить сокрушительные удары по английскому городскому населению. И все эти бедствия случились по вине одного маньяка. В декабре Геббельс сравнил Черчилля с игроком, который уже проиграл 90 % того, что поставил на кон, но продолжает повышать ставку в отчаянной попытке отыграть назад все свои потери. Нападки еще более усилились, когда Геббельс со злорадством процитировал строки из отчета, приписывавшегося какому-то американскому источнику о том, как шестидесятисемилетнего пропойцу ловко обводит вокруг пальца пятидесятидвухлетний фюрер, самым крепким напитком которого является чай.
Очерки и речи, написанные Геббельсом в 1941 году, изобилуют едкими, саркастическими выпадами в адрес Черчилля. В феврале, например, он назвал Черчилля убийцей бурских женщин и детей, применив к нему такие красочные выражения, как «первый скрипач» в «дьявольском оркестре», порожденным «демоплутократическим миром». Черчилль изображался человеком, расхаживавшим по полю, заваленному трупами, и удовлетворявшим тем самым свои извращенные амбиции. Он был циником и сластолюбцем; потухший окурок сигары символизировал крах развратной жизни. Он хотел войну ради войны: это относительно мягкое утверждение, возможно, и содержало в себе элемент правды, но оно утонуло в ворохе прочих словесных оскорблений в адрес Черчилля, на которые не скупился Геббельс. Чтобы столкнуть Европу в пучину хаоса и разрушений, Черчилль стакнулся с большевиками, которые преследовали точно такие же цели. Нападки такого сорта продолжались вплоть до ноября 1941 года: «Как хорошо известно, британского премьер-министра Черчилля отличают исключительно тесные, сердечные отношения с алкоголем, но вот отношения с истиной у него куда более напряженные…» В начале 1942 года Геббельс заметил: «Недавно на лондонской бирже был установлен бюст Сталина. Ему там самое место… Англия пала очень низко. Она переживает небывало трудные времена и за это должна благодарить лишь Черчилля…» Каким бы цинизмом не отличались его высказывания, на Геббельса все же иногда находило просветление. Так, в феврале он сказал, что англичане упрямый народ, и добавил: «…возможно, в целом это является скорее преимуществом для нации, чем недостатком». Однако вплоть до 1944 года он отказывался признать тот факт, что именно Черчилль был символом этого «упрямства». Растущий военный кризис заставил машину германской пропаганды в 1942 году ослабить нападки на Черчилля, которые носили, прежде всего, личный характер. Гитлер не исключал такого поворота в пропагандистской тактике, но, все же, продолжал считать, что Черчиллю не следует давать пощады. Он был «недисциплинированной свиньей» и пьянствовал по «восемь часов в сутки». «Боже, помоги нации, которая терпит таких вождей!» – в