Из окна гостиничного номера я наблюдал за заходом похожего на бесформенную тыкву оранжевого солнца. Когда-то неподалеку протекала река Арканзас, но теперь она превратилась в абсолютно сухое песчаное русло в окружении ив.
Близилось завершение моего путешествия в мрачные глубины исковерканного сознания чудовища, пути, на который я ступил больше 30 лет назад, когда молодым агентом ФБР стал одержим мыслью о поимке и изучении серийного убийцы из Уичито.
Ландвер постучал в полую металлическую дверь номера, после чего решительно распахнул ее. Достав из кармана компакт-диск, он помахал им со словами:
— Здесь кое-какие интересные тебе вещи.
Положив его на письменный стол рядом с моим компьютером, он пояснил:
— Это материал, изъятый у Рейдера после ареста: дневниковые записи, личные фото, заметки об убийствах. Показываю в виде презентации, когда выступаю во всяких там Ротари-клубах и Элк-лоджах[29]. С тех пор, как мы его закрыли, то и дело зовут где-нибудь выступить.
Надвигалась ночь, и я в очередной раз был вдали от дома, в очередном гостиничном номере, пытаясь понять, что же заставляло совершенно незнакомого мне человека убивать, проживая при этом вполне заурядную с виду жизнь.
Тут его мобильник опять зазвонил. Кен поморщился, посмотрел на высветившийся номер, сказал: «Этому нужно ответить» — и вышел в коридор.
Я включил телевизор и улегся на кровать, дожидаясь его возвращения. Однако сигнала не было, поэтому я просто смотрел в серые полосы на экране и слушал шипящие шумы, стараясь не обращать внимания на диск на столе. В окне виднелись последние лучи угасающего солнца. Я изучал их следы на темно-красном ковролине, пытаясь восстановить цепочку событий, приведших меня в этот гостиничный номер в Уичито.
И припомнил телефонный звонок. Он раздался поздним мартовским вечером 2004 года. К тому моменту я уже девять лет как ушел из ФБР. На другом конце провода был один из обученных мной профайлеров, который по-прежнему работал в отделе. После ухода я стал независимым экспертом-криминалистом. И прокуратура, и адвокаты обвиняемых приглашали меня для экспертной оценки дел об убийствах. Порой мои выводы противоречили сделанным сотрудниками моей бывшей организации, и это вызывало раздражение многих фэбээровцев всех уровней. Именно по этой причине мой приятель решил, что обязан позвонить — он знал: кроме него на это никто не решится.
— Он опять за свое, — зазвучал голос на другом конце провода.
— Кто?
— Твой неизвестный преступник из Уичито.
Всю жизнь я охотился за неизвестными преступниками, виновными в многочисленных убийствах, изнасилованиях и прочих гнусных преступлениях. Но услышав «Уичито», понял, о ком речь.
— ВТК? — уточнил я.
— Именно.
— Новые трупы?
— Нет, — сказал приятель. — Всего лишь письмо на местное телевидение с приложением ксерокопий фото, которые он делал на месте преступлений, и водительских прав жертвы. Похоже, что-то выманило его из логова. Ведь с последнего появления столько лет прошло, народ считал, что он умер или уехал навсегда. Для жителей Уичито это реальный шок.
До меня дошло, что с последнего погружения в дело минуло 20 лет, и это казалось невероятным. При определенном оптимизме их можно считать четвертью человеческой жизни — именно столько занимает переход от расцвета сил к их нехватке.
— Знаешь, а я ведь никогда и не думал, что он умер, — сказал я бывшему коллеге.
— Ага, со свойственным тебе оптимизмом, — рассмеялся тот.
Поблагодарив собеседника за информацию, я повесил трубку и уставился в темноту за окном кабинета. И поймал себя на желании снова оказаться в ФБР и работать профайлером, как прежде. Я понимал, что теперь нахожусь в отставке, к расследованию дела меня не привлекут. Меня охватило возбуждение. То, что убийца, о котором я не вспоминал на протяжении многих лет, вновь образовался в моей жизни на пороге глухой ночи, выглядело вполне уместным. В далекие времена работы оперативниками мы обычно занимались грязной работой, рейдами или арестами опасных преступников после наступления темноты. С ее приходом расслабляются даже самые суровые рецидивисты.
Именно в эти моменты я мог обоснованно рассчитывать на то, что чудовища разговорятся.
Хотя время от времени меня посещали случайные мысли о ВТК, последний раз я серьезно задумывался об этом убийце в 1997 году, в процессе работы над книгой «Маньяки», где рассказывал о подноготной различных серийных убийц, насильников и педофилов.
А спустя несколько лет я начал интервьюировать осужденных маньяков и выбирал для появления в тюрьмах вечерние часы, когда заключенные особенно остро ощущают собственное одиночество.
Я лишний раз убедился, что участие в расследовании дела ВТК не прошло для меня бесследно, когда мы с соавтором решили использовать случай Душителя для первой главы книги. В сущности, она представляла собой тезисное изложение моей справки 1979 года с добавлением предположений о личности неизвестного преступника, которые мы выдвинули в ходе консультаций с полицейскими из Уичито в 1984 году. Так как дело оставалось нераскрытым, я предположил, что публикация моих личных соображений вызовет шквал читательских откликов с ложными наводками, в которых полицейские просто захлебнутся. Поэтому изменил имена, места и даты, поселив убийцу в вымышленном городке на северо-западе страны и убрав все упоминания о ВТК.
Однако невзирая на все литературные уловки, написанное явно задело читателей за живое. Вскоре после публикации я начал получать письма, где люди сообщали, что вымышленный персонаж из вымышленного города кого-то напоминает. В большинстве случаев меня спрашивали, не поработаю ли я с предложенной наводкой сам или, в крайнем случае, не посоветую ли знакомого сыщика, который этим займется.
Рекламируя книгу, я разъезжал по стране с лекциями и автограф-сессиями. Меня не покидало чувство, что ВТК может присутствовать на каком-то из этих мероприятий, особенно в Канзасе.
Опасался ли я за свою безопасность? Практически нет. Я был абсолютно уверен: этот тип крайне труслив и ни в коем случае не осмелится прибегнуть к насилию в общественном месте. Со всеми жертвами он расправлялся лишь после того, как убеждался в их полной беспомощности.
9
Прошло почти два часа, а от Кена Ландвера не было вестей.
И неудивительно — такая работа. В период службы в ФБР мне не раз приходилось отвечать на телефонные звонки с работы, прерывавшие спокойный семейный ужин. И часто случалось, что, повесив трубку, я мчался в аэропорт и улетал первым попавшимся рейсом дня на три.
Я встал с кровати, походил по номеру, взял со стола принесенный Ландвером компакт-диск в белой пластиковой обложке и принялся его рассматривать. «Интересно, что нового его содержимое расскажет мне о Деннисе Рейдере?» — подумал я, усаживаясь перед письменным столом.
За несколько недель до приезда в Уичито я начал формировать представление о жизни Рейдера по отдельным фактам, выявленным в ходе расследования и в результате моих собственных изысканий. Получив в свое распоряжение копию альбома выпускников средней школы Уичито-Хайтс 1963 года, удалось выйти на нескольких школьных знакомых Рейдера. Для установления телефонных номеров мне пришлось прогнать через компьютер весь список одноклассников. И, сделав бесчисленное множество звонков, я начал получать кое-какие ценные результаты.
Некоторые из старых знакомых, никогда не говорившие о нем публично, смогли предоставить отрывочные сведения о его жизни, не попавшие в материалы дела или в прессу.
Кое-кто из его старых знакомых воскрешал воспоминания со слезами. И все были потрясены, озадачены и крайне опечалены тем, что их давний знакомый превратил свою жизнь в бредовый кошмар.
Прошло еще несколько минут. Я решил вынуть диск из обложки.
— Ладно уж, взглянуть точно не помешает, — пробормотал я сам себе.
Потом включил ноутбук и вставил в него диск. На экране появилась папка с файлами. Я щелкнул по иконке, увидел десятки других папок и начал открывать одну за другой. Какой-либо логики в распределении файлов по папкам не наблюдалось. В одних были сканы рисунков, изображающих пытки связанных женщин, в других — фотокопии дневниковых записей, сделанных небрежным почерком на вырванных блокнотных листках.
Везде то и дело встречались полароидные снимки. В основном Рейдер фотографировал сам себя связанным по рукам и ногам с кляпом во рту. Иногда на нем были женские платья с оборками, белокурые парики и пластиковые маскарадные маски с надутыми губами. На некоторых он свисал с голых веток деревьев в одних трусах. Все это производило неприятное и несколько пугающее впечатление. Но в первую очередь меня интересовали слова, и я принялся читать.
Чувства и мысли, отделившие человека от остального мира, начали посещать Денниса примерно в трехлетнем возрасте. Судя по одной из дневниковых записей, именно этим периодом датируется воспоминание, плотно обвившееся вокруг него удушающим плющом.
Рейдер написал, что не способен вспомнить все подробности — по меньшей мере, воспроизвести их настолько же точно, как детали своих убийств. Он помнил только, что в три года зашел в спальню матери и увидел ее безнадежно запутавшейся в простынях, привязанных к чугунному изголовью кровати. С закинутыми за голову руками она извивалась в рыданиях и пыталась высвободиться. Ему показалось, что он простоял в дверях целую вечность, ощущая бессилие и невозможность хоть как-то помочь.
Но как женщина оказалась в этой неприятной ситуации? Ответа на этот вопрос у него не появилось даже спустя много лет, прошедших между событием и дневниковой записью. Ясно одно: в каждом из убийств он так или иначе воспроизводил это воспоминание.
Образ лежащей в постели полуодетой, бьющейся в отчаянии матери стал его визуальным заклинанием.
Я надеялся, что фрагментарные зарисовки станут частью огромного мозаичного панно, которое позволит мне лучше разобраться в человеке, превратившемся в ВТК.