» и «Голоса в голове» он поставил себе решительное «нет». Поразмышляв, относится ли к нему определение «Умен», решил, что «да». Кстати, то же по поводу большинства других серийных убийц в таблице — за исключением Берковица и вымышленного Буффало Билла, в которых усомнился, все остальные, по его мнению, обладали данным качеством.
Наверное, это самое честное из всего когда-либо написанного им — абсолютно точное отражение того, что он собой представлял. Лучшей эпитафии этому безжалостному убийце и не придумать.
Примерно в восемь утра я сел в прокатную машину, чтобы поехать в тюрьму Эльдорадо. Путь лежал на север по автостраде I-135, мимо Парк-Сити и подъездной дороги, по которой Рейдер добирался до дома.
Вверху последней страницы он написал: «ГЛАВНОЕ: маньяку безразлично, что происходит с его жертвами, если он получает то, что хочет».
В это время года в Канзасе все цветет пышным цветом. Не пройдет и двух месяцев, как свирепое солнце сделает ярко-зеленые поля золотисто-коричневыми. Было утро воскресного дня. Над всеми кладбищами, мимо которых я проезжал, в теплом утреннем ветерке реяли американские флаги.
После приговора в августе 2005 года и перевода Рейдера в эту подведомственную штату тюрьму его навестил один-единственный родственник — младший брат Пол, тот самый, которого он защищал от других мальчишек в начальной школе. Пол взял с собой их мать, но из-за усугубившейся болезни Альцгеймера старушка вообще не понимала, что натворил старший сын и почему он сидит в тюрьме. Мне рассказали, что братья прослезились при виде друг друга, а большую часть свидания Пол рассказывал Деннису, что делали родственники после его ареста.
Рейдера не навещали ни жена Паула, ни ее родители, ни собственные дети. Сначала он получил несколько писем от Керри, однако та уже больше года не писала. Паула вообще не общалась со своим теперь бывшим супругом, а Деннис говорил моему источнику, что мечтает о дне, когда это произойдет. В единственном письме, написанном сразу после его ареста, она сообщила, что когда-нибудь простит его, только чтобы Господь простил и ее прегрешения. Поэтому Рейдер убедил себя, что рано или поздно это случится. Время от времени писал сын Брайан. Он рассказывал о флотской службе и информировал о семейных делах. В одном из писем заметил: «Ты не в своем уме, а люди этого не понимают».
Дорога заняла около сорока минут, но мне показалось, словно прошло значительно больше времени. Я не понимал, чего ждать от беседы. Конечно, задолго до нового погружения в это дело у меня сложилось довольно неплохое представление о происходящем в голове Рейдера. Но, покопавшись в дневниках, поговорив со знакомыми и с полицейскими, которые шли по его следу, я понял: образ ВТК снова теряет очертания и становится едва ли не загадочным. Ощущение сродни тому, что испытываешь при въезде в полосу тумана. Приближаясь, ты понимаешь ее форму и размеры, однако, оказавшись внутри, сразу теряешь ориентацию и приходишь в замешательство.
У меня оставались вопросы, ответов на которые не было.
Могу ли честно сказать, что понимаю, почему он так надолго пропадал между убийствами?
Действительно ли знаю, как у него получалось столь четко разделять свою жизнь?
Почему он вновь дал о себе знать в возрасте 59 лет, когда большинство серийных убийц или сидит, или умерло, или осознало, что их любимое занятие не подходит для пожилых людей?
И, наконец, что мы, правоохранители, можем узнать у Рейдера, чтобы научиться останавливать других серийных преступников как можно раньше?
Пока что я заблудился. Показалось, что еду давно, и, наверное, свернул куда-то не туда. Заметив на парковке перед закусочной пожилого мужчину в рабочем комбинезоне, я притормозил.
— Вы случайно не знаете, где тут поблизости тюрьма? — спросил я, высунув голову из окна машины.
Мужчина окинул меня взглядом, стараясь сообразить, знаком ли со мной или я не из этих краев.
— А вам туда по какому делу? — спросил он.
— Там дожидается один человек, с которым мне давно хотелось поговорить.
— А, ну это, конечно, серьезно, — ухмыльнулся он и показал туда, куда я и направлялся. — Дуй по шоссе в ту сторону, мимо не проедешь.
Я поблагодарил и поехал дальше. Спустя несколько минут перевалил за холм, и перед моим взором раскинулась огромная территория с приземистыми тюремными зданиями, опоясанная по периметру километрами блестящей на солнце колючей проволоки. Над строениями возвышалась снежно-белая водокачка, напоминающая исполинских размеров гриб.
Громадный комплекс смотрелся как кадр из научно-фантастического фильма. В подобных декорациях обычно обнаруживается подземная лаборатория, где демонический ученый смешивает смертельные яды.
Я съехал с автострады на длинную извилистую дорогу к стоянке. Из прерии дул сильный южный ветер, заставлявший молодые деревца вдоль дороги сгибаться в три погибели. Из окна машины виднелись приникшие к земле стайки ворон и воробьев, пытающиеся спастись от яростных порывов. На высоченном флагштоке у сторожевой башни болталось медное крепление. Оно билось о мачту в каком-то завораживающем ритме, который пронизывал все вокруг.
Я прошел по забетонированной пешеходной дорожке, стараясь не смотреть, как сурового вида женщины прихорашиваются в своих машинах и грузовичках. Входные двери были сделаны из толстого стекла. Из-за ветра пришлось максимально надавить на них, чтобы открыть.
Первым, что попалось мне на глаза, была стеклянная витрина с поделками обитателей Эльдорадо. На одной из полок расположилась целая коллекция амулетов — «ловцов снов», сделанных из ниток и палочек. По индейским преданиям, они защищают от дурных снов. Просто вешаешь такой над кроватью, и кошмары запутываются в нитках, так и не успев дотянуться до твоей головы.
Стало интересно, пользовалась ли ими когда-либо дочь Рейдера. Мне говорили, что она увлекается полицейской тематикой, и я написал ей письмо с предложением ответить на несколько вопросов об отце. Ответа так и не дождался. «Бог знает, может, это ей и пригодится. Куплю один на выходе и отправлю по почте», — подумал я.
Затем подошел к большой стойке, за которой стояла молодая женщина, объяснил причину визита и получил несколько листков бумаги.
— Нужно их заполнить, — сказала она.
Я присел на деревянную скамью и принялся заполнять формы. Вокруг толпились люди — посетители опускали в настенные автоматы наличные деньги и выгребали металлические жетоны, которыми можно расплачиваться в тюремной лавке. Шум стоял, как в зале игровых автоматов лас-вегасского казино.
Я вернул листы сотруднице, и через пару минут она снова подозвала меня к стойке. У нее были вопросы.
— Кем вы приходитесь этому заключенному?
— Друг, — ответил я, понимая всю нелепость слов о дружбе с Деннисом Рейдером.
— Ваш род занятий?
— В прошлом агент ФБР.
Она вписала в бланк «следователь», еще раз перечитала, затем извинилась и исчезла за дверью в служебное помещение, где сидели несколько человек. Вернулась почти сразу.
— Похоже, есть проблема, — сообщила она.
Хотя я и допускал подобное, сердце тревожно забилось. Стараясь выглядеть максимально непринужденно, я улыбнулся. Она опять проследовала в офис и вернулась оттуда буквально через полминуты.
— Собственно говоря, есть две проблемы.
Я и слышать не хотел подробностей.
Поэтому начал сыпать именами больших начальников полиции штата и Управления исполнения наказаний, которые либо лично помогали попасть сюда, либо были в курсе моих намерений.
— Может, вы позвоните им? У меня есть все телефоны. Думаю, им будет интересно узнать, как меня здесь мурыжат, — предложил я, искренне надеясь, что она не станет этого делать.
Сотрудница совершила еще несколько походов в офис и обратно.
— Вам туда, — сообщила женщина, указывая на металлическую дверь в углу помещения.
Я открыл ее, прошел через металлодетектор и направился дальше по внутреннему проходу, облицованному пуленепробиваемым стеклом. Тюрьма Эльдорадо не производила столь же пугающего впечатления, как Аттика или Сан-Квентин[46]. Здесь было чисто, светло и похоже на новостройку. Пахло свежей краской, а не застоявшейся мочой. И в отличие от практически всех известных мне тюрем здесь ухаживали за газонами.
Охранник в конце перехода поставил мне на руку какой-то невидимый штамп, и я прошел в помещение, похожее на столовую в муниципальном колледже. Мужчины и женщины сидели друг напротив друга за длинными столами и негромко разговаривали. Некоторые обитатели этих стен в тюремных робах и голубых футболках держали на коленях детишек. Особо опасным вроде Рейдера недоступна роскошь очного общения с посетителями. «А эти парни, наверное, лучшие из худших», — подумал я.
Из-за очередной стойки мне помахала другая сотрудница. Я отдал ей бумаги, она изучила их и объявила:
— У вас два с половиной часа.
Ее слова не понравились стоявшей поблизости крупной женщине в обтягивающих шортах.
— Слушайте, так нечестно! Это почему ему два с половиной часа, а мне всего один? — раскричалась она.
Я посмотрел в ее злые глаза. Она держала за руку пухлощекого малыша в грязной футболке с принтом.
— Я ждал тридцать лет, чтобы поговорить с этим парнем, — ответил я и увидел, как выражение ее лица смягчилось.
Я не уеду отсюда, не поговорив с Рейдером. Если он решил отменить интервью, это его право. Но я слишком долго ждал, проделал слишком долгий путь и преодолел слишком много препятствий, прежде чем здесь оказаться.
Один охранник вручил мне ключ от ячейки камеры хранения и велел оставить бумажник и солнечные очки. Другой провел к четырем кабинкам в дальнем углу помещения, настолько тесным, что в них едва помещался стул. Присев, я обнаружил на столе перед собой два телемонитора, поставленных друг на друга. Над ними висела миниатюрная камера с объективом, напоминающим ствол 12-го калибра. Верхний монитор показывал меня, и именно это изображение должен видеть Рейдер. На нижнем экране была невзрачная комната с кремовыми стенами. Посреди помещения стоял пустой стул. Зарешеченное окно на дальней стене светилось тусклым белым светом. Мне захотелось спросить у охранника, в какой части тюрьмы расположена комната на экране, но не решился. Здесь все выглядели помешанными на мерах безопасности, понятно, что такой вопрос вызовет дополнительную нервозность.