Не подведи казаков необученные и необстрелянные мужички, одолели бы Барятинского.
…Я был в самой гуще схватки, когда почувствовал сильный удар в ногу — пуля прошла сквозь икру. Я развернулся в седле и рубанул дородного дворянина по голове. Неудачно — сабля пошла вскользь, и дворянин уже валился на меня, широко вытаращив глаза. Чертёнок вовремя всадил ему в спину пику.
— Молодец, Чертёнок!
— Я всегда рядом с тобой! — весело закричал молодой есаул, выхватывая из-за пояса заряженный пистоль.
Его взгляд упал на мою ногу — она стала мокрой от крови.
— Батька, ты ранен?! Надо отходить!
— Некуда отходить! — закричал я. — Вперёд! Только вперёд! Уничтожим боярских холуёв! Соколы, за мной!
Оглушительно свистя и размахивая саблей, я направил коня в толпу дворян. Они испуганно шарахались от меня с криками:
— Разин! Разин!!!
Двое кинулись ко мне наперерез. Чертёнок чуть отстал, и я услышал, как прогремел его выстрел. Его стали теснить. Отчаянно матерясь, Чертёнок вертелся в седле, размахивая саблей. Одного храбреца-дворянина я срезал саблей, и чернобородая голова в золочёной мисюрке покатилась по земле, скаля зубы. В это время второй прыгнул на меня со спины и схватил за шею. Я выпал из седла. Он — за мной.
— Вот ты, вор, и попался! — зашипел мне с ненавистью дворянин.
Он крепко прижимал меня к земле, придавив тяжёлыми доспехами.
Не было сил перевернуться или сбросить его. Чужие руки вцепились в мою шею и стали душить.
— Живым я тебя не выпущу, тать! — выдохнул он мне в ухо.
Я резко двинул головой назад и ударил его в лицо. Хватка дворянина ослабела, он стал ругаться, и я вывернулся из-под него, улучив удобный момент. Мы, сцепив зубы и тяжело сопя, молча катались по земле. Рана давала себя знать, и дворянин прижал меня к земле и вновь схватил за горло. В это время подоспели казаки и рубанули по нему шашками. Дворянин поник мне на грудь и ослабил хватку. Я отшвырнул его в сторону и стал осторожно подниматься:
— Что, пёс, моя взяла?!
Горевшие ненавистью глаза моего недавнего противника подёрнулись мертвенной пеленой, и он не успел ничего ответить. Мелькнула острая сабля Чертёнка, отделив голову от тела. Я огляделся — в вечерних сумерках мелькали серые силуэты сражающихся, кричали люди и раненые кони, неся смерть, звенели сабли, гремели пищали и пушки. Меня окружили казаки.
— Смотрите, атаман шатается! Он ранен.
— Я не ранен. Робята, подайте коня — разобьём Барятинского! — я покачнулся.
— Батька ранен! — закричал Чертёнок. — Хватайте его и уходим! Всё…
— Нет, не всё! — возразил я, но глаза закрыл кровавый туман, и я потерял сознание…
Барятинский дал нам уйти к острогу, а сам, не теряя времени, ночью стал обозом недалеко от города, окружив свой стан обозными телегами и пушками. Я наблюдал с вала за его пушками, скрипя зубами от ненависти, не замечая, как меня сотрясает озноб. Повязка на ноге вновь пропиталась кровью. Повязка на голове съехала, обнажив рану на лбу холодному ветру. Пальцами я крепко сжал посох, на который теперь опирался.
— Шёл бы ты, батька в избу — нечего стоять на холоде! — раздался голос Чертёнка.
— Заткнись, иуда! — закричал я, повернувшись к нему с искажённым от ярости лицом. — Ты вывел меня из боя и погубил всё дело!
Чертёнок опустил голову:
— Прости, батька, ты был ранен, потерял сознание. Мужики побежали многие думали, что ты убит, — он вскинул голову и осторожно улыбнулся. — Ты жив, значит, дело наше продолжается, а сейчас это — самое главное!
Я положил руку на плечо верного есаула:
— Да, война продолжается, обидно только, Микифор, что не сладили мы с князем Барятинским, а ведь могли.
— Подвели мужики.
— Как там Иван Лях?
— Монахи достали пули из плеча, напоили отваром. Сейчас он спит.
— Раз спит, значит, будет жить. Вот что, пошли сегодня же людей к Харитонову, Осипову и Иванову, пусть идут с людьми под Симбирск. Одно у нас дело и всё сейчас здесь решается — или они нас, или мы их!
Теперь Симбирск был разделён надвое. Северная часть с выходом к Волге, посадом и острогом оставалась за нами, а южная и Малый город были в руках Милославского и Барятинского.
Всё решилось через день — 3 октября 1670 года.
Вечером неожиданно ударил Милославский, опрокинул казацкие шанцы, стерёгшие Малый город, и обрушился на наш обоз. Там завязался жаркий бой. Люди Милославского увязли, в кремле остались лишь малые силы, а Барятинский отдыхал после вчерашнего боя и не торопился выводить свои силы. Появился шанс завладеть кремлём. Я тут же повёл людей на приступ…
Внутрь кремля летели зажжённые дрова и пакля. Над неприступными стенами стоял дым и чад, ревели пушки, тише тявкали пищали, тонко свистели татарские стрелы.
— Ну, ребятушки — возьмём кремль! Кончим с боярами — вперёд!
Я повёл на приступ больше тысячи человек. За мной хлынули казаки, татары, мордва, черемисы.
— Сегодня наш день, робята, главное, не робеть! — кричал я, морщась от боли и припадая на раненую ногу.
Чертёнок шёл рядом, преданно присматривая за мной.
— Зададим боярам и дворянам жару! — ревели люди и с весёлой остервенелостью лезли на стены.
Быстро стемнело, и наступила ночь. Над головой то и дело проносились хвостатые кометы — зажжённые головешки. Защитники кремля стали нервничать — помощи им ожидать было неоткуда.
— Отомстим сегодня за вчера! — кричал Чертёнок.
Я протолкнулся к стенам — отсюда было хорошо видно, как на той стороне горит объятый пожаром кремль. Подобно зверю, багровое пламя ревело и гудело, освещая всё вокруг.
— Ага, сейчас, как тараканы, полезут бояре, дворяне и их прихвостни-стрельцы. В плен никого не брать! — я громко рассмеялся, забыв про усталость и боль в ноге. — Всё-таки мы их одолели! — закричал я, когда увидел, что казаки стали появляться на стенах.
Люди с воодушевлением подхватили мой крик. Я схватился за лестницу:
— Теперь наш черёд, Чертёнок, победа!
— Победа! — воскликнул Микифор.
В это миг крики и шум возле кремля перекрыл тысячекратный рёв от Свияги — там стояли наши лодки и струги. Я замер, так и не успев поставить ногу на перекладину лестницы. Ко мне в распахнутом кунтуше протиснулся казак с округлившимися от ужаса глазами с коротким ятаганом в руке.
— Спасайся, батька-атаман! — закричал он.
— Что случилось, чёрт побери?!
— Рейтары Андрея Чубарова хватают и топят наши лодки! — выпалил казак.
Я почувствовал, как у меня от лица отхлынула кровь, а пальцы сжали перекладину лестницы с такой силой, что она затрещала. Принесённая новость мигом облетела штурмующих город казаков и татар. У стен воцарилась тишина было слышно, как ревёт пожар за стенами кремля. Наверное, в этот момент боярские защитники недоумевали, почему остановились штурмующие. Кто-то громко завыл:
— Потопят лодки, и не уйти нам из-под стен города!
— Ох, погубят нас под этим Симбирском! — тут же другие подхватили вой.
Люди шарахались от меня в стороны, и никто не смотрел в глаза.
— Врёшь! — я схватил казака и отшвырнул его в сторону. — Послушайте меня — нам надо взять город! Чёрт с ним, с лодками — найдём новые! Возьмём город, и победа будет нашей! На кремль!
Люди не слушали меня и уже не слышали — они смотрели в сторону реки, откуда доносился шум боя с рейтарами Чубарова.
Волна наступающих отхлынула от стен и, вначале медленно, затем ускоряясь, стала откатываться с кремлёвского вала. Люди побежали к реке спасать лодки, чтобы спасти свою шкуру.
— Стойте! Назад! — напрасно кричал я — бегущих было уже не остановить. — Предатели! Порублю! — я бросился с вала наперерез беглецам.
Мелькнуло испуганное смуглое, узкоглазое лицо татарина. Он успел отскочить в сторону, а я споткнулся и не попал по нему саблей. Это спасло татарину жизнь. Я с горя ударил кулаком по земле:
— Трусы! Трусы! Нас ведь больше, чем их!
Пробегающий мимо казак помог мне подняться. Я схватил его за грудки:
— Ты куда, сволочь, бежишь, если атаман зовёт на приступ?!
— Батька, коли спалят рейтары и стрельцы струги, не уйти нам от города!
— Зарублю! — закричал я.
Казак оттолкнул меня, и я вновь упал.
— Соколы, робята, остановитесь! Стойте!
Никто не слушал атамана — всех охватила паника.
— Чёрт бы вас всех побрал, трусы! Не хотите воли, так готовьте ваши шеи под боярское ярмо! — я сдёрнул с головы повязку и отбросил в сторону.
Рана на голове открылась и вновь стала сочиться, заливая лицо кровью. Из глаз от отчаяния и бессилия текли слёзы, которые смешивались с кровью, а затем и с землёй, в которую я уткнулся и бил кулаками, словно это она была виновата. Никто ничего не мог изменить…
Неудачная осада Симбирска надломила меня, и я так и не смог оправиться. Это было первое поражение и… Я впервые увидел, как паника меняет людей — ничего для них больше не свято и ничего им больше не нужно, кроме спасения собственной шкуры…
Надо мной склонился Чертёнок.
— Вот ты где, батька, а я тебя ищу! — услышал я обеспокоенный голос есаула. — Ты ранен? — он увидел моё лицо.
— Всё, Микифор, мы проиграли! — прошептал я.
— Эй, сюда — атаман ранен! — крикнул Чертёнок, протёр мне лицо и случайно задел рану на голове.
В тот же миг мне показалось, что внутри головы разорвалось пушечное ядро.
Я не помню, как меня тащили на струг. Казаки поспешно бежали от Симбирска вниз по реке. Это было поражение. Первое поражение, но война не окончилась — она продолжалась с новой силой…
Очнулся я незадолго до рассвета. В голове шумело и гремело, словно рядом взрывались пушечные гранаты, и продолжался бой. Я с усилием оторвал голову от деревянной скамьи — чей-то кафтан, пропитанный моей кровью из открывшейся на голове раны, сполз на дно.
— Где мы? — прохрипел я, не узнавая свой хриплый, каркающий голос.
— Всё в порядке, атаман, — донёсся с кормы голос Чертёнка.