Это всё чародей! Надо уничтожить чародея-человека!
— Алёша! Ольга! Выходите, что ж вы?! — что было сил закричал Ярослав.
Мальчик бежал вслед за качающейся из стороны в сторону избушкой; ловко, но с трудом увёртывался, когда она дёргалась своими, весьма ещё массивными, в его сторону — раз даже сшиб какое-то чудище, и то, обдав его зловонием, отскочило в сторону. Поняв, что на его зов никто не отзывается, Ярослав решил сам взобраться, и, прыгнув, на лету смог ухватится за отчаянно скрипящую, судорожно изгибающуюся лестницу. Стал взбираться, и тут почувствовал сильнейшее жжение — он резко обернулся, руки его разжались, он повалился вниз — жжение не прекращалось, он чувствовал, что сердце больше не бьётся, он не мог вздохнуть в раскалённые лёгкие, задыхался — в отчаянной жажде жить, вскочил на ноги, его шатнуло в сторону, и это спасло от обрушившейся на землю, дрожащей, истекающей чёрной кровью лапищи избы.
Мутными глазами огляделся — оказывается, причиной его страданий был тот громадный глаз, который ещё прежде приметил духа-Алёшу, но не смог никому об этом сообщить, по причине отсутствия каких-либо иных органов. Над духом те синеватые молнии, которые выплёскивал он из своих глубин, были не властны, но над Ярославом они возымели это смертоносное действие — да вообще-то, если бы Ярослав не был сейчас пропитан заклятьем Перевозчика, а был бы в своём обычном, человеческом обличии, то даже ничего и не почувствовал бы — его тело, в первое же мгновение было бы обращено в пепел.
Из последних сил он бросился на это громадное око! В несколько сильнейших прыжков он уже оказался рядом с ним, а потом прыгнул — головой ударился. И око разбилось! Так стекло разбивается от брошенного в него камня. Зазвенели осколки, обдало жаром, затухло синеватое свеченье — Ярослав, судорожно глотая ртом воздух, повалился рядом — вот робко ударило сердце, ещё, ещё — сильнее, сильнее — вместе с блаженно-тёплыми, разбегающимися по телу волнами, вернулся и слух, и слышал он череду выкриков:
— Он же Око разбил! Всё! Погибли мы!.. — но эти панические выкрики тут же сменились новыми. — Да вы только поглядите — око то всё-таки сдёрнуло с него колдовскую оболочку! Глядите — это ж не богатырь, это какой-то человеческий заморыш лежит! А ну — хватайте его!..
Эти крики словно подстегнули Ярослава, и вот он смог подняться на ноги — быстро взглянул на себя — да — действительно — колдовская оболочка была сорвана, и он выглядел прежним четырнадцатилетним мальчиком.
Чудища перестали метаться, и вот кто-то бросился на него — ещё и ещё — какие-то чёрные, мускулистые клубы, все усеянные смертоносными клыками. Ярослав вскрикнул, и на неверных ногах бросился к избе.
Но сама изба! Эта топчущая землю, исходящая зловонным дымом громада! Да разве же можно было подбежать к ней, ухватится за извивающуюся лестницу, когда эта самая лестница делала рывки, метров по десять, а от каждого шага кровоточащих лапищ, земля передёргивалась так сильно, что почти невозможно было удержаться на ногах.
— Хватайте же его! Хватайте! Рвите! Н-нет — живым не уйдёт! Смерть будет долгой! Да — он поплатится за это вторжение!.. Хватайте же!..
Словно в кошмарном сне, Ярославу казалось, что он, как ни старается работать ногами — всё стоит на месте; и в самом деле — против прежней скорости он уподобился улитке — вот прямо перед ним выросли громадные, усеянные шипами ножищи, сверху — кровожадный клёкот, смрад — Ярослав понял, что сейчас будет схвачен, дёрнулся в сторону, покатился по земле — когтистая лапа впилась в землю в двух шагах от него, но тут же по чудищу этому пришёлся удар извивающейся лестницы — оно, жалобно завывая, покатилось по спине; но спешили уже новые, и было их так много, что никакой человеческой ловкости не было бы достаточно, чтобы увернуться от них.
Стремительно переметнувшись в воздухе, лестница смертоносным маятником должна была пронестись в метре от Ярослава, и он собрался, прыгнул — схватился — руки затрещали, отдались сильной болью, но он выдержал, стал карабкаться вверх. На него неслась некая кровавая — тень, но, когда их разделяла всего лишь пара метров, когда Ярослав уже чувствовал жарко-ядовитое дыхание своей смерти, лестница сделала сильный рывок вверх, и тем самым, сама конечно об этом не ведая, спасла его от неминуемой гибели — пока кровавая тень развернулась, пока вновь собралась броситься на него, Ярослав уже умудрился добраться до самых верхних ступеней — громадная дверь то распахивалась, то захлопывалась — металась в воздухе тяжеленным тараном. Вот из пышущих жаром недр избы прорезался всё нарастающий вопль, в дверь ударилось нечто тяжеленное, и дверь, прогудев над головой Ярослава, выплюнула нечто бесформенное, смердящее. Тогда мальчик что было сил, прыгнул вперёд, и вот уже бежал, изворачиваясь от мечущихся здесь теней, бежал в густых клубах дыма, и кричал вновь и вновь:
— Алёша! Оля! Где ж вы?! Отзовитесь!..
И вскоре он наткнулся на них — сразу же бросился, очутился рядом. Жар не успел перегрызть путы на Олиных руках; однако под его острыми зубками они сами стали извиваться, точно змеи, и вот распустили свою хватку и на девушке, и на Алёше, и поспешно, с жалобным верещанием, отползли куда-то.
Оля всё пыталась разбудить Алёшу, и звала его и целовала, но всё было тщетно — он оставался всё таким же холодным, посиневшим, ничем не отличным от мертвеца, причём мертвеца скончавшегося уже несколько часов назад, и насквозь промёрзшего на сильном морозе.
— Ничего, ничего, миленький — мы всё равно будем вместе… — прошептал эти слова, Оля подхватила Алёшу под мышки, и попыталась тащить.
Она была хрупкой девушкой, и это у неё почти не получалось; она так ослабла от всех этих волнений! Лёгкие её ручки дрожали… Как раз в это время и подбежал Ярослав — он не говорил лишних слов, но сам подхватил Алёшу под мышки, приподнял — на самом деле Алёша был очень лёгким, ведь и всегда-то худобой отличался, а в последние дни исхудал страшно, почти скелетом стал…
По неведомой в клубящемся мареве зале, пронесли они Алёшу шагов двадцать (Оля за ноги его приподняла) — как клубы эти вдруг расступились, и прямо перед ними оказалась ужасающая, в ярости своей Баба-Яга. Она даже и выговорить ничего не могла, только хрипела, шипела да брызгала ядовитой слюной. Она метнулась было на них, но как раз в это время изба наткнулась на высокий кол, который высился над воротами — кол пронзил её подобно копью, раздался страшный вопль, печь покрылась трещинами; и вдруг метнулся из неё сильнейший, направленный в потолок пламень — потолок тут же вспыхнул, а изба, отдёрнувшись в сторону, передавив ещё нескольких чудищ, споткнулась о холм в котором был вход в подземное царство — с ужасающим грохотом, сотрясши на много вёрст окрест землю, рухнула. Яга не удержалась на ногах, полетела в сторону, а ребятам повезло — их метнуло в проём — они вылетели на растрескавшуюся, покрытую грязью (это от растаявшего снега) — землю, покатились по ней — наконец остановились, и первыми словами с трудом приподнявшегося Ярослава были:
— Отсюда надо бежать. Бежать немедленно.
— Эй, Вихрь! — позвала Оля.
Вырвавшись со двора, могучий конь старался не убегать далеко; ведь чувствовал же он, что его хозяевам в ближайшее время понадобиться его помощь. Но что он мог сделать, когда не только завывали со всех сторон леденящие кровь, способные привести в панику любого иного коня злобные духи, но ещё и громадная свора голодных, пришедших от бордового света в неистовство волков напирала на него — они, скрежещущие клыками, пылающие безумными, кровожадными глазищами, как завидели Вихря — сразу на него бросились. Коню пришлось вступить в неравную схватку. Они кидались на него со всех сторон, отлетали с перешибленными могучими копытами позвоночниками и черепами, но тут же появлялись новые, ещё более разъярённые запахом горячей крови, разверзнув свои пасти, прыгали, отлетали искалеченными, чтобы тут же, в жадном исступлении, быть разорванными своими соплеменниками. Вихрь беспрерывно работал своими копытами, и им было изничтожено уже по крайней мере с сотню этих несчастных в своей слепоте созданий — но от этого титанического напряжения, конь уже выдыхался, он весь покрылся пеной, он хрипел; к тому же на его боках появилось несколько кровоточащих ран…
Вихрь услышал Олин голос, и медленно, шаг за шагом, стал пробиваться на этот зов.
Раз повалившись, изба уже не могла подняться — лапы её изгибались в воздухе, но до земли не доставали, сама же изба металась из стороны в сторону, выплёскивала из многочисленных прорех останки былого своего убранства; вместе с клубами дыма, вместе с осколками, вылетела и Баба-Яга, она выплюнула выбитый при падении клык, тут же вытаращила свои чёрные глазищи на ребят, вытянула к ним свою, похожую на изломанную ветвь ручищу, и зашипела-захрипела:
— А-а-а, вот они! Хватайте же их!..
Сама к ним рванулась, но зацепилась за какое-то бревно, повалилась. Ребята довольно быстро могли бы добежать до ворот, если бы не Алёша — с его безжизненным телом движение значительно замедлялось.
— Быть может, нам улететь удастся?.. — промолвила своим мелодичным, на диву в этой круговерти спокойным голосом, Оля.
Читатель верно помнит, что именно в ступе, правя себе дорогу метлой, прилетела к этому месту Баба-Яга. Ступу и метлу она как всегда поставила в пристройке возле избы, пристройку охранял сердитый, многоглазый паук с полметра величиною, однако теперь пристройка была раздавлена, разрушена, а перепуганный паук уполз в какую-то трещину, в земле. На ступу тоже наступила лапища избы, однако ей ничего не сделалась — ступа была заговорённой; она только откатилась в сторону, и вот теперь то в грязи и приметил её Ярослав, и закричал:
— Так вон же — ступа то!.. Скорее к ней — сейчас улетим!..
— Не-е-етт!!! — бешено взвыла Яга. — Этого я вам не позволю! Не-е-ет!!
Ведьма стала читать заклятье, чтобы превратить их в лягушек, однако ж, от волнения половину слов перепутала, половину — запамятовала. Видя, что ребята оказались уже совсем близко от ступы, она бешено дёрнулась к ним, однако вновь споткнулась о бревно, и бревно это подпрыгнуло и ударилось о голову Яги с такой силой, что попросту раскололось на две части.